Мария Северская - Перламутровый дождь на двоих
– Конечно, правда, – крикнула Пухова. – А ты что, сам не видишь? Слепой? – Она пулей вылетела из класса, Ванька за ней. Сашка и Гарик остались стоять.
– Я прекрасно понимаю, что у вас весна, тем не менее годовые контрольные никто не отменял, – говорила Дурында.
До Сашки ее слова долетали словно издалека.
Звонок на следующий урок прозвенел слишком быстро, она не успела ничего объяснить Штирлицу. На самом деле даже и не пыталась.
Всю химию Сашка промучалась. Сверлила взглядом затылок Ваньки, но Штирлиц больше к ней не оборачивался. Рядом сосредоточенно сопел Гарик, пытаясь в одиночку, без Сашкиной помощи, справиться с лабораторной работой. Но сегодня был не его день – все вылетало из рук.
Игорь пролил на стол реактив, разбил колбу, и в конце концов Сашке пришлось ему помочь.
– Завьялова, а ты останься, пожалуйста, – произнесла химоза после урока.
Сашка уже собралась убежать, догнать Ваньку, а дальше будь что будет, но не судьба.
Она подошла к учительскому столу и молча выжидательно уставилась на Дурынду. В коридоре затихли шаги разбегающихся по домам одноклассников.
– Саш, у меня к тебе просьба, – начала химоза.
«Опа! – подумала девушка. – Что же это с миром-то происходит? Дурында хочет меня о чем-то попросить! И оказывается, она знает, как меня зовут! А то все Завьялова, Завьялова…»
– Я слушаю, – произнесла Сашка – ну не стоять же молчаливым истуканом.
– Я знаю, что ты пишешь стихи, – было видно, что химозе трудно говорить. – Анна Леонидовна очень тебя хвалила. Так вот, к нам в конце года должна приехать комиссия, и мы решили, что к ее приезду надо силами учеников сделать стенгазету, а может, даже небольшой журнал выпустить.
«Ага, понятно, пустить пыль в глаза», – усмехнулась про себя Сашка.
– Так вот, не могла бы ты для газеты дать пару своих стихотворений?
Сашке было невероятно приятно слышать в голосе Дурынды просительные интонации. Такое мстительное чувство.
«А может, не такая уж она и противная, какой кажется, – подумала девушка. – Да и жалко мне, что ли?»
– Конечно. Без проблем, – проговорила она вслух. – Сразу после праздников принесу.
Кажется, она впервые увидела, как улыбается химоза – тепло, благодарно, по-доброму.
На улице шел дождь, даже не дождь – гроза, настоящая, майская – из тех, про которые писал классик. Сашка стояла под зонтом у памятника Грибоедову и наблюдала, как у ее ног текущая вниз по бульвару вода завихряется в маленькие водовороты.
Тряпочные кеды промокли сразу же, едва она вышла из дома, за ними намокли до колен джинсы. Было странно стоять с мокрыми ногами и абсолютно сухой головой – такое вопиющее несоответствие.
Сергей опаздывал уже на десять минут. Сашка сто раз пожалела, что решила объясниться с ним при личной встрече – сейчас ей казалось, что хватило бы и телефонного разговора.
К тому времени, как из стеклянных дверей метро наконец вынырнул Сережа, Сашка продрогла до костей. Влажная от дождевых капель ветровка ничуть не спасала от холода.
– Прости, я задержался, – Сергей попытался поцеловать девушку, но она отстранилась.
– Да уж, я заметила, – фыркнула она. – Нам с тобой надо поговорить.
«Фу, какая избитая фраза! – подумала про себя Сашка. – Сразу заставляет человека напрячься. С другой стороны, а как еще можно настроить собеседника на серьезный лад?»
– Ну, давай поговорим. – Сережа и правда сразу как-то весь подобрался, словно тигр перед броском. – Прямо здесь или зайдем куда-нибудь?
– Нет, давай прямо здесь. – Сашка перевела дыхание, собираясь с мыслями.
– Я тебя внимательно слушаю, – поторопил ее парень.
– Сереж, мы больше не можем встречаться, – выпалила она, так и не найдя нужной формулировки.
– Что так? – усмехнулся он. – Мама не разрешает?
«Зачем он так зло, я же ничего ему не сделала», – его острый, издевательский тон покоробил Сашку.
– Нет, мама здесь ни при чем, – произнесла она. – Просто я… – она замялась. – Ты хороший парень, симпатичный, но тебе нужна другая девушка.
Он смотрел на нее с прежней холодной ухмылкой на губах.
– И я тебя не люблю, – едва слышно прошептала Сашка. – Совсем, – непонятно зачем добавила она.
– А кого любишь? Этого твоего так называемого друга? Штирлиц, кажется?
– А вот это уже не твое дело, – вспылила девушка.
– Ну-ну, – протянул Сергей. – А я-то думал, ты взрослая, и парень тебе нужен соответствующий, а ты, оказывается, ничем не примечательную мелюзгу предпочитаешь. Не иначе потому, что сама такая. Очень жаль, что я в тебе так ошибся.
Он уже развернулся, чтобы уйти, но Сашка схватила его за рукав куртки.
– Да он в сто раз лучше тебя, да будет тебе известно! – заорала она. – С ним весело, а с тобой скучно до зевоты! И если уж хочешь знать, я рада, что у меня не получилось измениться, повзрослеть, – не хочу быть такой, как ты!
Сергей пожал плечами, словно говоря Сашке: «Не такая уж ты и большая потеря», и направился к метро. Сашка осталась стоять на том же месте.
«Вот так легко. Раз, и чужие люди», – подумала она.
Девушка медленно двинулась вниз по бульварам – к дому. Она злилась на себя за то, что не сдержалась – должна была, а не вышло.
Закрыла зонт, и теперь дождевая вода свободно стекала по ее волосам, лицу, шее, смывая чужие обидные слова, успокаивая, будто уравновешивая два мира: мир Сашкиного детства, в котором она была школьным клоуном, и мир взрослый, в который она так стремилась, но в котором не смогла жить.
Конечно, она заболела, не спасли даже мамины профилактические мероприятия в виде горячей ванны, горячего же чая с медом и шерстяных носков. Температура поднялась стремительно.
Сашка металась в жару, затем ее начинал бить озноб, снова сменявшийся жаром. Казалось, это никогда не кончится.
В какой-то момент мама даже собралась вызывать ей неотложку – ртуть на Сашкином градуснике приближалась к отметке «сорок», но жаропонижающие наконец подействовали, и девушка провалилась в глубокий спасительный сон.
Так тяжело Сашка не болела с детства. Тогда у нее была, кажется, ветрянка, и мама сутками не отходила от ее кровати, сначала сбивая температуру, а затем не позволяя дочери сковыривать противные, зеленые, жутко чесавшиеся болячки.
Теперь Сашка лечилась сама, только утром мама делала ей укол прописанного доктором антибиотика – а как же, воспаление легких штука коварная! – и убегала на работу. Второй укол ждал девушку вечером.
За окном вовсю цвели вишни, распространяя на всю округу легкий сладостный аромат. Сашкины одноклассники заканчивали учебный год.
Забегавший каждый день Гарик рассказывал подруге, как в школу приезжала комиссия и восторгалась Сашкиными стихами в стенгазете, которые Сашка передала Дурынде с Гариком, как только температура немного спала. В ответ химоза обещала уладить все Сашкины проблемы, авансом закрыть хвосты – в общем, сделать все, чтобы Сашка не переживала, что до конца учебного года вряд ли выздоровеет.
Она и не переживала. Из глубины болезни все казалось ей каким-то несущественным, смешным. Даже к новости, что подборка стихов будет напечатана в июньском номере журнала, главному редактору которого она все-таки успела ее отнести за день до той злополучной встречи с Сергеем, Сашка осталась равнодушна.
Штирлиц не звонил, хоть и знал, что она тяжело болеет, – и это затмевало все, съедало радость от хороших новостей. Сашка думала о том, что готова еще месяц проваляться в постели и терпеть уколы, лишь бы только услышать его голос.
Она иногда заставала его «ВКонтакте», но как только она там появлялась, Ванька сразу же исчезал.
Сашка жадно выспрашивала о нем Гарика и иногда забегающего Миху, но они преимущественно отмалчивались или говорили что-нибудь типа: «Вот выздоровеешь, сами во всем разберетесь».
– Вы вообще с ним общаетесь? – в конце концов не выдержала Сашка.
Игорь отвел глаза.
– Общаемся, конечно. Только про тебя не говорим. Он этой темы избегает, замыкается сразу, убегает. Хотя, естественно, он в курсе, что ты болеешь. Странный он в последнее время какой-то… Кстати, ты знаешь, что Мишка теперь с Надей встречается? – попытался он перевести разговор на другую тему.
– Да что я ему сделала! – не повелась Сашка. Из глаз сами собой брызнули слезы. – Мы же не ругались в последнее время. А после той новогодней ссоры вроде все уже более-менее устаканиваться стало, и вдруг опять! Не понимаю!
– Все так серьезно, Саш? – Гарик внимательно вглядывался в ее лицо. – Ну, хочешь, я с ним поговорю при случае?
– И что ты ему скажешь? – всхлипнула девушка. – Что я тут слезы по нему лью? – Она со злостью вытерла мокрые щеки. – Нет уж, не надо! Сама поговорю, когда выпишут. Надоели все эти обиды и недомолвки.
– Ну, как знаешь. – Ей показалось, или Шорохов и правда облегченно вздохнул?
Когда он ушел, она достала свою черную тетрадь и написала размашистым почерком:
