Наталья Корнилова - Вся жизнь – игра
– Недолго и разориться с твоими грехами, – пробурчал Маминов. – Сегодня работаю, да. После Мавродитиса там такая махина дел, не провернешь.
– А завтра?
– А что завтра?
– Завтра мой день рождения, – бесцветным голосом проговорила Елена, подключаясь к разговору.
Маминов невозмутимо допил кофе и наконец сказал своим скрипучим голосом:
– Ну, и что?
– Разве Леонид Ильич с Анной Ивановной не говорили тебе, что они собираются отправиться на дачу на пару дней – поохотиться, половить рыбу? А то уж лето, знаешь ли, кончается, – иронично произнес Павел Борисович и пропустил еще водки.
– Вообще-то еще июнь.
– Ну, все относительно, как говаривал Альберт Германыч, выпив пива «Пит». Например, для Мавродитиса и Цветкова оно, лето, уже кончилось.
– Папа! – чуть повысил голос Маминов, и глаза его сверкнули. Он покосился на меня, и, честное слово, мне стало очень неловко. Маминов глубоко вздохнул и добавил уже обычным своим голосом: – На дачу? На охоту? На кого там охотиться, на пьяных дачников, что ли? Что тесть звонил, теперь припоминаю. Позавчера еще. Но я тогда разбирал дела Мавродитиса, поднимал бумаги. И как-то вылетело из головы. Ладно, съезжу на денек, думаю, время удастся выкроить.
– Вот и хорошо, – резюмировал Павел Борисович, изобразив одобрение на своем симпатичном лице.
И немедленно выпил.
Как раз в этот момент в гостиную вошла высокая девушка с миловидным, до крайности порочным, злым лицом, при этом вызывающим почему-то симпатию, и я не без труда признала в ней ту самую голую наркоманку в компании двух обдолбанных кретинов, что так скрасили мне ночное времяпрепровождение. Ей было лет девятнадцать, не больше, но мне показалось, что в уголках ее глаз затаилась какая-то… вековая злоба. Впрочем, сестра Маминова – Марина выглядела очень прилично и, как я уже упомянула, вызывала симпатию, если не вглядываться в выражение ее больших, чрезвычайно выразительных (в отличие от брата) глаз.
– Ты куда заныкал Айдына и Макса? – агрессивно спросила она у брата, ничуть не обеспокоившись моим присутствием. – Да ты че, ваще, что ли, с коньков съехал со своими загонами, а?
– Какие еще Айдыны? Это та парочка нарков, которые с тобой валялись на полу? – переспросил Маминов. – А, ну я их отправил в диспансер. Хал их уже отвез, так что можешь не волноваться. Пусть полечатся, Марина. И тебе, моя дорогая, тоже давно пора отдохнуть там же. И вообще, – он, что-то, видно, вспомнив, быстро покосился на меня, – перенесем этот разговор на более удачное время!
На лице Марины стали проступать белые пятна. Она скривила губы и выговорила:
– Ты это что же? Ты думаешь, что если сортир баксами обклеил, так тебе все можно? Сорвал меня с моей хаты, приволок сюда, а теперь и тут запрещаешь по-нормальному отвисать? Я что же, должна возвратиться в первобытное состояние, из которого ты, братец, по-моему, еще не выкатился? – На ее губах выступила пена. – Быстро верни обоих! Это не твое собачье дело, вмазываются они или нет! Ты что, Красный Крест, что ли, а?
– Я-то, конечно, не Красный Крест, – сказал Маминов, вставая, – но вот только если ты будешь дурить, Маринка, то придется тебе отправиться вслед за ними, так и знай.
Я думала, что его сестра сейчас сорвется на крик. Но нет. Она смотрела вслед удаляющемуся брату, а потом до меня отчетливо долетели, прошелестели, как палый лист, слова: «Ты ответишь, сука. Тебе не жить…»
Я обернулась: Марина стояла посреди гостиной, сжав кулаки, и на красивом лице ее горела ненависть…
Да, по всей видимости, в семье Маминова все далеко не так благополучно, как пытался представить и описать нам он. Или он просто хочет поверить, что все хорошо?
А может, все гораздо проще. Быть может, я и особенно босс, Родион Потапович, склонны к непростительным усложнениям. Быть может, истина лежит на поверхности, и достаточно только настичь ее взглядом, чтобы все понять.
* * *Я сидела на переднем сиденье рядом с водителем, а оба Маминова и телохранитель Алексея Павловича Хал были отгорожены звуконепроницаемой перегородкой. Мы ехали в церковь.
Я спросила у водителя:
– А что, Алексей Павлович часто посещает церковь?
Тот что-то ответил скороговоркой, из чего мне не без труда удалось разобрать: нет, дескать, не особо часто, но бывает, когда хозяин в плохом настроении. Церковь у него – нечто вроде «Сникерса»: съел, и порядок.
Отец Валентин, о котором упоминал за завтраком Павел Борисович, оказался высоченным священником с бледным благообразным лицом и черной бородой, красиво оттеняющей его крупные правильные черты и высокий выпуклый лоб. После завершения торжественной литургии его выдернул из толпы прихожан Маминов-старший. Алексей Павлович же быстро решил свои дела с богом – наскоро перекрестился на первую попавшуюся икону некстати зазвонившим мобильником, принял величавое благословение отца Валентина, после чего сунул тому пачку денег – «на нужды храма». Зато Павел Борисович долго беседовал о чем-то со смиренным служителем божьим и то и дело неодобрительно косился в нашу сторону, а потом и вовсе удалился с отцом Валентином в исповедальню. Маминов сказал раздраженно:
– Как с луны свалился. Я ему сказал про Марину, так он сначала верить не хотел. Пить надо ему меньше.
– Мне кажется, что и для вас поведение Марины стало в некотором роде… откровением, что ли, – заметила я.
– Да уж, порадовала сестричка, – кивнул Маминов, – честно говоря, раньше я, конечно, подозревал что-то подобное, но она пару лет живет отдельно, в подаренной на окончание лицея квартире. Подарил на свою голову!
– Вы дарили?
– Ну а кто же!
– Понятно.
– А что мой родитель так кинулся к этому своему отцу Валентину, так оно и неудивительно: они же собутыльники. Этот Валентин, – продолжал Маминов, – даром что в храме служит и весь из себя показательно важный, выпить не дурак. На этой почве они с моим родителем и спелись, как нетрудно догадаться.
Глава 8
Маминов весь день сидел в своем кабинете, назначая и отменяя какие-то встречи, отдавая распоряжения, принимая посетителей. Он выкурил несчетное количество сигарет и выпил уйму кофе. И не верилось, что еще недавно этот человек был аморфным и совершенно безынициативным, что он смертельно устал даже от отдыха, не говоря уж о какой-то работе. Не верилось, что он мог казаться серым и блеклым.
Впрочем, я не так уж и долго была в обществе Маминова. Мне позвонил Родион Потапович и сказал, чтобы я подъехала по адресу, где жил убитый вчера утром Цветков. Я должна побеседовать с его сестрой, которая, кажется, хорошо знакома со всеми фигурантами этого дела: и с Мавродитисом, и с Маминовым, и с Бергом. Голос у Родиона при этом был какой-то странный, и у меня почему-то создалось впечатление, что он что-то от меня скрывает. Хотя это для меня стало давно привычным. Впрочем, в его голосе проскальзывали нотки какого-то детского удивления, так что я окончательно уверилась, что меня ждет сюрприз.
Я сообщила о звонке Шульгина банкиру, который в тот момент разговаривал по двум линиям сразу и к тому же просматривал какой-то финансовый отчет. Короткий, чуть досадливый кивок Алексея Павловича дал мне понять, что я совершенно свободна, по крайней мере он свяжется со мной в случае необходимости. О возможности связаться со мной говорил, разумеется, не по горло занятый директор «ММБ-Банка», а Хал.
Получив «добро», а вернее – от ворот поворот, я отправилась по указанному адресу. В душе был неприятный осадок. Создавалось такое впечатление, что я только мешала при расследовании этого дела, да, по сути, никакого расследования еще не было, потому что не было ниточек, за которые можно было бы уцепиться. Не знаю, как у Родиона, а у меня – нет. Не считать же в самом деле угрозы Елены и Марины чем-то реально способным пролить свет на череду жестоких и прекрасно отработанных заказных убийств. Радовало одно: примерно в таком же положении были и следователи прокуратуры. Об этом упомянул Родион Потапович, беседовавший с одним из прокурорских чинов.
По указанному адресу я прибыла минут через сорок после того, как выехала из головного офиса «ММБ-Банка». Поднялась на третий этаж и позвонила в дверь. Неожиданно гулко прозвучали шаги, и дверь распахнулась.
На пороге стоял Родион.
– А, Мария, – приветливо проговорил он, – рад тебя видеть. Правда, ты немного запаздываешь, как мне показалось.
– Приехала, как могла. Только не говорите мне, босс, что вы и есть сестра покойного Цветкова. Вы иногда открывали мне новые моменты в своей биографии, но на сестру вы не тянете.
– Отличное наблюдение, – лукаво отозвался Родион. – Конечно, не я сестра Цветкова. Тем более что для меня тоже оказалось полной неожиданностью… Да вот, пожалуйста!
Из кресла встала женщина. Ее круглое лицо казалось чуть припухлым, красноватые глаза смотрели на меня, словно не узнавая. Впрочем, она кивнула мне и проговорила совершенно спокойно:
