Лорен Эстелман - Доктор Джекил и мистер Холмс
– Ваши слова граничат с оскорблением, – предупредил его Холмс.
– Хотите сказать, что все было не так?
– Я хотел бы узнать больше, прежде чем ответить на вашу тираду.
– Я только что от Джекила. Ему известно о вашем участии в деле, и он поставил мне ультиматум: либо я отказываюсь от ваших услуг, либо теряю в его лице клиента. И от кого, спрашивается, Джекилу все стало известно, если не от вас самого.
– Я и сам хотел бы это узнать, – спокойно парировал Холмс.
Гнев на лице Аттерсона сменился недоверчивостью.
– Вы утверждаете, что не нарушали нашего соглашения?
– Позвольте напомнить, что я обещал вам хранить тайну лишь на определенных условиях. И тем не менее Джекил узнал о нашем соглашении не от меня.
– Тогда от кого же?
– Я отнюдь не ясновидящий, пускай даже вы и слышали обратное. Догадаться, однако, не так сложно, поскольку менее сорока восьми часов назад я познакомился с Эдвардом Хайдом.
– И вы сказали ему, что я вас нанял?
– Не имел такой возможности, хотя я не сделал бы этого в любом случае. Несомненно, Хайд сам пришел к такому заключению. При всей его омерзительности, он весьма сообразительный молодой человек. Не стоит в данном случае искать виноватого, мистер Аттерсон. Вы прекрасно понимали, когда еще только нанимали меня, что Джекил вполне может обо всем узнать.
Аттерсон смущенно кивнул. Логика моего друга погасила его ярость, как ведро воды, вылитое на пламя.
– Я был ужасно несправедлив к вам, мистер Холмс. Пожалуйста, примите мои извинения.
Холмс отмахнулся:
– Возможно, ваше обвинение было не таким уж и необоснованным. Мы с Уотсоном как раз только что вернулись от Джекила, где правда обнаружилась столь же верно, как если бы я сам все ему выложил. Другого выхода у меня просто не было.
Вошла миссис Хадсон с кофе. Когда наша хозяйка покинула гостиную, Холмс усадил адвоката в кресло для посетителей.
– Вы говорите, что приехали сюда прямо от Джекила, – заметил сыщик, занимая свое обычное место напротив. – Когда это было?
– Мы расстались с ним в половине второго.
– А мы прибыли туда в два. Мы, должно быть, разминулись по дороге. Как Джекил выглядел?
– Он был рассержен на меня, но обошлось без скандала. Доктор заявил, что знает о моей затее, и предъявил ультиматум, о котором я уже вам рассказывал.
– И это все?
Аттерсон покачал головой и нахмурился, держа чашку кофе в руке.
– Я объяснил Джекилу, почему обратился к вам за помощью. Он не проявил понимания и потребовал, чтобы я оставил все как есть. Потом вновь упомянул о своем особом интересе к Хайду, но не стал вдаваться в подробности. Напоследок доктор заверил меня, что ничего не должен этому парню и может избавиться от него в любой момент.
– И что вы ответили?
– Будучи другом, я мог лишь согласиться на его требования. Но то была не единственная причина. Мистер Холмс, у Генри Джекила есть свои секреты – в свете недавних событий было бы глупо это отрицать, – но этот человек никогда не лжет. И если уж он сказал, что может избавиться от этого создания, то это наверняка правда. Вопреки всем нашим подозрениям, история эта хоть и кажется странной, однако не представляет никакой опасности. И лишь я один виновен в неправильных выводах. Естественно, я компенсирую то время и усилия, что вы потратили. – Он полез во внутренний карман пиджака.
Холмс поднял руку:
– Оставьте вашу чековую книжку, мистер Аттерсон. Я ничего не возьму с вас. Но прежде чем уйти, выслушайте, пожалуйста, совет.
Адвокат уже поднялся. Теперь он остановился и выжидающе посмотрел на сидевшего сыщика.
– Я верю вам, когда вы говорите, что слова вашего друга есть бесспорная истина. Однако, каковы бы ни были его затруднения, по-моему, доктор Джекил просто не понимает, сколь глубоко он запутался. Дело это крайне темное и зловещее, и, боюсь, прежде чем оно закончится, может быть погублена не одна жизнь. Я лишь смиренный частный детектив, и вы имеете полное право отвергнуть мои услуги. Но поверьте, из того, что я узнал об Эдварде Хайде, следует, что от этого человека невозможно отделаться так же легко. И недалек тот день, когда вы пожалеете, что подчинились воле друга. И когда этот день настанет, я прошу вас вспомнить обо мне.
– Непременно, – пообещал Аттерсон. – Если только этот день вообще когда-нибудь настанет. – Он кивнул нам обоим и вышел.
Холмс вздохнул.
– Боюсь, слова эти были потрачены впустую. Я надеялся, что мне все же удастся переубедить адвоката.
– Вы действительно думаете, что Джекил навлекает на себя несчастье? – спросил я.
– Я уже говорил сегодня, что отнюдь не являюсь ясновидящим. Но Аттерсон заблуждался, когда утверждал, будто его друг никогда не лжет. Точно так же он может ошибаться и в другом. – Холмс поднес спичку к папиросе.
– Где же доктор сказал неправду?
– Здороваясь с нами, он упомянул, будто имя Шерлок Холмс ему незнакомо. Но всего за полчаса до этого он заявил Аттерсону, что знает о моем участии в деле. А затем Джекил разыгрывал полнейшее неведение относительно нашего интереса к Хайду. Паук, который прядет столь изощренную сеть, неизбежно попадется в нее сам. Да, Уотсон, беда уже на пути к дому Джекила. Не так уж и важно, нагрянет она сегодня, завтра или через год. Она неминуема.
Холмс умолк и какое-то время сидел, попыхивая папиросой и глядя на пылавший в камине огонь. Наконец тень покинула его чело, и он снова обратился ко мне.
– Что ж, мой дорогой друг, – начал он. – Пора вспомнить о том, что я обещал вам отпуск. Будьте так добры, посмотрите в «Брадшо»[9] на этот месяц, когда будет следующий поезд до Ноттингема, и передайте мне скрипку. У меня возникли затруднения с третьей частью в том маленьком концерте Чайковского, и если я разберусь с ней сегодня, то буду считать, что день прошел не впустую.
Несмотря на напускную веселость Холмса, стоило лишь ему взяться за инструмент Страдивари, как его подлинные чувства вышли наружу: когда мой друг начал играть, это оказался вовсе не упомянутый концерт Чайковского, а «Похоронный марш» Шопена.
VII. Убийство Кэрью
Из более чем двадцати лет, на протяжении которых я имел честь называться партнером Шерлока Холмса, год 1884-й остается в моей памяти как главнейший в карьере человека, коего я считаю самой выдающейся личностью XIX века. Пока я был занят тем, что шлифовал отчет о нашем первом совместном деле – я опубликовал его под несколько причудливым названием «Этюд в багровых тонах», – сыщик, бывший центральным персонажем этой повести, упрочивал свою репутацию, помогая множеству клиентов, и начинал уже приобретать в некотором роде статус знаменитости. То, что Холмс питал отвращение к славе и всем налагаемым ею обязательствам, к делу совершенно не относилось, ибо личность, наделенная подобными замечательными способностями и даром к их использованию, едва ли может избежать шумихи в обществе.
Но мы даже не догадывались, насколько распространилась слава Шерлока Холмса, пока однажды поздней осенью, возвращаясь с допроса уборщицы-кокни в связи с похищением на Манчестер-сквер, не заглянули в паб, дабы распить бутылочку портвейна и сопоставить записи. Это происходило вскорости после того, как Холмс разоблачил полковника Мортимера Эпвуда[10], в свое время служившего в Индии, как виновного в неудачном нападении в 1879 году на главную контору «Кэпитал энд Каунтиз Бэнк», в результате которого был убит старший кассир. Редкая газета не публиковала тогда отчет о роли частного детектива в распутывании этого дела. Мы не просидели и пяти минут, как рядом за столом разместилась группа пьяных поденщиков, понятия не имевших, кто был их соседями, и тут же принялась распевать песенку, которую я попытаюсь воспроизвести здесь, насколько мы ее расслышали:
Когда не знаешь, кто злодей иль кости где лежат,
Когда концы усов лишь щиплют Грегсон, Лестрейд,
Джонс,
И в Скотленд-Ярде полисмены, словно мухи, спят,
Иди тогда на Бейкер-стрит, живет там Шерлок Холмс!
В песне было еще несколько куплетов, но при упоминании своего имени Холмс вспыхнул, вскочил на ноги и, швырнув на стол горсть монеток, бросился к дверям. Мне пришлось бежать за ним следом.
На улице при виде убитого выражения на лице моего друга я не смог сдержаться и так и покатился со смеху. Поначалу он лишь хмуро косился на меня, но спустя некоторое время весь юмор ситуации дошел и до него, и он позволил себе печально улыбнуться.
– Цена за славу утомительна, Уотсон, – сказал он. – Эта песенка, возможно, циркулирует по всем пивным Лондона. Если она достигнет ушей Скотленд-Ярда, не слыхать мне вовеки ее окончания.
– Это крест, который вам предстоит научиться носить, – отозвался я, утирая слезы. – Вы же не надеялись сохранять анонимность вечно.
– Должен признаться, что тешил себя подобной надеждой. Однако все это еще может обернуться во благо, если приведет к новым приключениям. Всеми фибрами души ненавижу праздность.
