Максим Жуков - Объект «Кузьминки»
Другое дело – проститутки. Но сейчас мы говорим не о них. (Хотя они, наверное, тоже ждут своих принцев, а некоторые из них, окончательно устав от повсеместного мужского свинства, тоже, уподобляясь нам, мужикам, начинают, – совершенно не придавая этому никакого особого значения, – ждать своих – близких им по духу и сексуальным предпочтениям – принцесс.)
– Значит, не будет его сегодня?
От Оксаны исходил какой-то легкий, очень приятный запах хороших и дорогих, никогда не встречавшихся мне ранее, духов.
Волосы, покрашенные в “блонд” и сильно выгоревшие на ярком летнем солнце, а также глубокий темно-коричневый загар свидетельствовали о том, что работает она на открытой уличной точке или вообще торгует на улице с лотка.
Я так глубоко задумался, что сразу и не понял о ком она спрашивает. Ах, ну да – Роскошный! Неужели этот жирный хомяк произвел на нее такое впечатление, что ради него она приперлась, на ночь глядя, ко мне на пост? (То, что она высмеивает и ругает его, так сказать, за глаза, еще ни о чем не говорит. Такая манера поведения как раз и является верным признаком тайного интереса и скрытого сексуального вожделения… Не из-за проспоренной же бутылки водки она сюда приперлась, в самом-то деле… Или я ей, кстати, чем-то приглянулся?..)
– Ну, нет его – и не надо. С тобой посижу, – словно прочитав мои мысли, откликнулась Оксана и подняла на меня свои печальные, слегка прищуренные глаза.
Мучительное отсутствие спасительного для меня в таких ситуациях алкоголя, как всегда, многократно усилило мою неуклюжую застенчивость (или застенчивую неуклюжесть).
Как это у других только получается? На трезвую-то голову? Как выходит? А я? Что я за мудак такой?! Что за рохля?! – занялся я бессмысленным самобичеванием, вместо того чтобы предпринять хоть какие-нибудь ощутимые попытки по обольщению и подготовке если не к телесной близости, то хотя бы к налаженному и фривольному общению с этой весьма приятной на вид, но грубоватой и высокомерной жительницей города Луганска.
Оксана тем временем, перестав копаться в своей косметичке, задумалась и стала отстраненно созерцать растекающиеся по грязному асфальту мутные дождевые лужи.
И тут, поднявшись из темных глубин моей памяти, буквально вырвавшись на поверхность, меня радостно осенила простая и доходчивая мысль:
– Оксана, скажи, а ты в детстве в доктора играть не пробовала?
(А что? Очень даже ничего… Просто, как говорится, но со вкусом. Правда, не вполне оригинально… Зато сразу можно все точки над “i” расставить, не затягивая.)
Оксана не то сделала вид, что не поняла, не то не поняла на самом деле. Оторвавшись от задумчивого созерцания луж, она без особого интереса спросила:
– В какого такого доктора?
– Да ладно тебе! Не знаешь, что ли?! Я, скажем, буду доктором, а ты пациенткой…
– И шо дальше?
– Да, что ты все – “шо” да “шо”?! Дальше не “шо”, а как обычно…
И тут, судя по выражению ее лица, до Оксаны стало постепенно доходить.
Она спрыгнула с перил, посмотрела мне прямо в глаза, прищурилась и, видимо, стараясь прощупать почву, скептически произнесла:
– Шо, “доктор”, у тебя, наверное, и свой приемный кабинет имеется?
– Кабинет-то у меня имеется. Только вот медсестрой я так и не обзавелся. Была одна… выгнать пришлось, слишком много спирту расходовала.
– Так ты меня кем в кабинет свой приглашаешь: сестрой или пациенткой?
– Для начала пациенткой, а там посмотрим, – не задумываясь, соврал я и вдруг совершенно отчетливо почувствовал – получилось!
Я вышел по рации на связь со старшим смены и попросил перенести мой сон на другое время: мне не терпелось, да и метро, как известно, работает только до часу, а от “Кузьминок” до моего дома полчаса ходьбы быстрым шагом, можно, конечно, на тачке, но… в карманах, как назло, ни копья – полная финансовая жопа, обусловленная сокращением сбора денежных средств на нашем с Роскошным посту (по причинам, оговоренным мною выше).
И все было бы хорошо, но, по закону подлости, отпустить меня пораньше старший смены на этот раз отказался. Аргументировал он свое суровое решение отсутствием людских резервов и жестким, согласованным заранее с вышестоящим начальством, графиком отдыха вверенного ему подразделения.
Это был облом. Полный и практически непреодолимый.
Слушая мои переговоры по рации, Оксана осведомилась, далеко ли идти до моей, как она выразилась, “хаты” и, получив заведомо лживый ответ, что, мол, не очень, великодушно согласилась подождать меня до трех часов ночи и, явно кокетничая, сказала, что обязуется до наступления этого времени сильно не напиваться и даже попробует морально подготовить себя к совершенно новой для нее роли медицинской сестры-надомницы.
Пока я обхаживал Оксану, наводил мосты и переговаривался со старшим смены, незаметно стемнело. Грозовые тучи медленно, но верно рассеялись и на чистом, омытом недавними проливным дождем, небе появились яркие летние звезды.
На стоянке, за рулем своей потрепанной старенькой “Волги” курил, сбрасывая пепел за боковое опущенное стекло, полусонный расслабившийся таксист. Пока суд да дело, я решил договориться с ним на три часа ночи, чтобы он подбросил меня с Оксаной до моего дома (все равно стоит, ни хрена не делает, да и ехать тут три минуты). Договориться я решил по-дружески, то есть в долг.
Оксана, отведенная мной во двор соседнего дома, тихо и задумчиво сидела на лавочке.
Она самостоятельно купила себе пару банок джин-тоника и, не выказывая особого недовольства, терпеливо дожидалась, когда меня сменят, время от времени мерцая в темноте тусклым огоньком прикуренной сигареты.
Стараясь перемещаться по освещенному участку охраняемой территории, чтобы меня на протяжении ночи хотя бы изредка видели “несущим службу”, я то и дело забегал к Оксане во двор и, скрашивая ее одиночество, успевал рассказать пару анекдотов или прочесть какой-нибудь смешной и неприличный стишок. Это ей нравилось и производило, судя по всему, нужное мне благоприятное впечатление.
Оксана слушала внимательно и благосклонно. Иногда грубовато, но заливисто смеялась. Иногда, если шутка ей не нравилась, прогоняла меня на пост: “иди, иди, а то проверка там у вас… или шо…”
Ночь после дождя выдалась прохладная; но я до такой степени был взвинчен и перевозбужден, что даже не замечал этого.
В один из моих “забегов”, когда я поведал о своих планах договориться насчет такси, Оксана как-то странно сощурила глаза и пристально посмотрела в сторону стоянки. Потом задумалась и решительно сказала, что делать этого не нужно, что у нее есть деньги и что мы, если понадобится, несмотря на позднее время, легко поймаем тачку на Волгоградке и спокойно обойдемся без услуг “этих местных мудаков”.
Меня это обстоятельство даже несколько порадовало: хочет человек на дорогу потратиться – пусть тратится, я всегда был активным сторонником гендерного равноправия и паритета. Особенно в финансовых вопросах.
Мы так и поступили: когда меня сменил заспанный и недовольный охранник с пятого поста, мы с Оксаной вышли на проспект и буквально через минуту поймали частника, который довез нас до дома без лишних иронических замечаний и скабрезных шоферских шуточек, коих нам было бы не миновать, возьмись за нашу доставку хорошо знавший меня и, видимо, неплохо знакомый с Оксаной местный “стояночный” таксист.
10
Самым неприятным открытием той ночи, или, точнее сказать, того утра, стала для меня Оксанина перманентная скованность в постели. И это при всей легкости ее поведения и простоте, с которой она согласилась поиграть со мной в доктора. Реабилитировало ее в моих глазах только то, что у меня сразу же появилась эрекция – даже без ее застенчивых, малоэффективных ласк и неуверенных – как мне показалось вначале – настороженных и неумелых телодвижений.
Играть в доктора мы тем утром, конечно же, не стали…
После ее принципиального отказа сделать мне минет, я довольно грубо развернул ее на бок и, к своему нескрываемому удивлению, легко и беспрепятственно вошел в нее сзади, и это притом, что она лежала с плотно сомкнутыми ногами и не оказала мне – при введении – никакой посильной помощи. (Смешное слово “введение”; особенно смешно оно выглядит на первой странице какого-нибудь квазилитературного произведения, где повествование с первых строк идет о сложных и высоконраственных материях…)
Я вообще подумал вначале, что промахнулся. Сами понимаете, новая баба – новые горизонты. Но дело было не в этом. Дело было в другом.
Дело было в размере.
В размере ее влагалища.
Всякое, конечно, случалось в моей жизни, но… ТАКОГО бездонного горного ущелья, вернее – ТАКИХ пугающих пространственных глубин я никогда не встречал даже у сорокалетних видавших виды и траченных жизнью многоопытных женщин.
Если с пониманием формы и ее прямой зависимости от телесной конституции я более-менее определился – у Оксаны оказалась “розочка” (да еще какая!) – то вот с шириной, глубиной и измерением прочих дамских параметров явно сплоховал… Впрочем, тут ведь ни за что не угадаешь. И никогда заранее не определишь…
