Вадим Панов - Аттракцион Безнадега
Вновь проснулись былые подозрения, а когда они возвращались, Визирь всегда смотрел на девчонку. Бросил взгляд и на этот раз – резкий, быстрый, от которого не укрыться, – но Надира таращилась на аттракцион с тем же безразличием, с каким только что смотрела на море.
– Мы войдем в Безнадегу через двадцать минут, – сообщил разведчик, медленно отворачиваясь от девчонки. – Остановимся в таверне вдовы Кличко, после чего сразу же отправимся во дворец.
– Ты уверен, что Арсений здесь? – Белый задал вопрос равнодушно, но комби понял, что для седого присутствие Шерифа имеет огромное значение.
И на этот раз плюнул на подозрения. Точнее, перестал на них реагировать. Как бы их путешествие ни закончилось, скоро оно закончится.
– Здесь, – почти сразу ответил Гарик. – Видишь над дворцом сине-желтую тряпку? Это его личный штандарт.
«Мог ли я догадаться, что будет дальше?
Наверное.
Даже не так: я обязан был догадаться, поскольку получил все возможные подсказки.
Назвавшись, дотовец бросил карты на стол, а расспросы на Нижнем балконе должны были рассеять последние сомнения, но я отказывался соображать.
Потому что не хотел.
Потому что в глубине души понял, для чего Белый Равнодушный шел на Майдабрежье, и жаждал увидеть, что он сделает с Безнадегой. Что уготовил человек, чьим именем пугают детей, месту, которое проклинают даже падлы. Что он сделает с уникальной мерзостью, претендующей на титул главной грязи Зандра.
Я догадывался, что увижу невероятное.
Я хотел, чтобы Безнадега исчезла…»
(Удаленные комментарии к вложениям Гарика Визиря.)
Тоненький, но от того невозможно пронзительный вой… Противный… Въедливый… Царапающий сердце даже Равнодушному…
– Почему ему не заткнули рот?
– Он приговорен.
– А мы?
– Мы должны видеть и слышать. В этом заключается воспитательный эффект. – Разведчик помолчал. – Если кто-нибудь из мальчиков Арсения проявит слабость, как ты сейчас, им заинтересуются. И возможно, он станет следующим. – Еще одна пауза. – Здесь выживают только те, кто ухмыляется.
Окна комнаты, которую им определили в таверне, выходили на главную площадь аттракциона, на которой как раз проходила очередная экзекуция. Впрочем, комби объяснил, что «как раз» определение неверное: убивали на площади едва ли не постоянно. Конкретно сейчас приговоренного забивали розгами, обыкновенными гибкими прутиками: сменяя друг друга, палачи постепенно рассекали несчастному плоть, добираясь до кости. Не спеша. Со смаком. Смеялись, выпивали, меняли друг друга, предлагали принять участие всем прохожим, и мало кто отказывался.
– Они больны, – мрачно сказал дотовец. – Их недуг – ненависть и жестокость – неизлечим.
– Ты – Белый Равнодушный. Тебе приходилось отправлять на смерть тысячи людей.
– Тысячи больных, – поправил Гарика седой.
– Не только.
На миг Визирю показалось, что дотовец его ударит. Но только на миг. Равнодушный понимал, что насилием лишь подтвердит заявление разведчика, и сдержанно, но с необычайным достоинством ответил:
– Я горжусь тем, что делал, комби, и тем, что делает Санитарный Спецназ. Мы никогда и никому не отказываем в помощи. Мы приходим, лечим, теряем врачей… десятки докторов умерли, но не бросили пациентов… Мы спасаем. – Белый пронзительно посмотрел на разведчика. – Но мы не имеем права рисковать, и потому…
– …за спинами врачей всегда стоишь ты, – закончил за него Гарик.
– Да.
Начальник Карантинного управления. Единственный, кроме генерала Дота, человек, имеющий право объявить о прекращении эпидемии. Ответственный за смерть такого количества людей, что Арсений Шериф, с его маниакальным зверством, выглядел на фоне Равнодушного жалким, недостойным упоминания любителем. Спасший такое количество людей, что ему следовало бы поставить памятник из чистого золота.
– Извини меня, – неожиданно сказал Визирь.
Однако ответ разведчику пришел не от дотовца.
– Он давно перестал обижаться на подобные обвинения.
Грудной, чуть хрипловатый и очень приятный женский голос.
«Неужели?!»
Гарик резко обернулся и замер, пораженный произошедшей с Надирой переменой: исчезла одутловатость, мышцы подтянулись, и лицо, только что «расфокусированное», вдруг задышало жизнью и энергией. Как будто бы из ничего появилась красивая линию губ, безвольный рот стал строгим, а взгляд – осмысленным, уверенным и слегка насмешливым.
– Тебе нужно вколоть антидот. – Равнодушный бросил Визирю шприц и принялся снимать киберпротез. – Если хочешь жить, конечно.
– Сначала ему нужно прийти в себя, – рассмеялась девушка, раскрывая рюкзак. – Кстати, меня зовут Кабира Мата.
– Очень приятно, – протянул комби.
– Мне тоже, красавчик.
Белый протянул спутнице киберпротез, и Гарик понял две важные вещи. Первая: внешнее устройство в действительности принадлежит девушке, оно село на ее правую руку как влитое. Второе: протез нужен Кабире вовсе не потому, что она инвалид, а по той простой причине, что никто на свете, включая самых крепких воинов Цирка Уродов, не мог стрелять из «Толстого Мэга» без дополнительных приспособлений.
А «Толстый Мэг» как раз явился из рюкзака.
Человек, чьим именем пугали детей, привел в Безнадегу одного из тех, чьим именем пугали взрослых: перед ошарашенным Визирем стояла полностью экипированная убийца из синдиката «Анархия».
«Белый не оставил мне выбора, но я не в обиде. Он не мог поступить иначе. Он слишком хорошо все продумал и слишком сильно желал достичь своей цели. Он извинился, объяснил свои мотивы и свой план, после чего отдал мне атлас Двузубой Мэри и все радиотаблы, что у него оставались. И снова извинился.
За то, что мне придется рискнуть жизнью.
Впрочем…
Выбора, как я уже написал, у меня не было…»
(Удаленные комментарии к вложениям Гарика Визиря.)
– Если у меня не выгорит, Арсений тебя убьет, – негромко произнес Равнодушный. – Он не будет спрашивать, знал ты или нет. Просто убьет.
– Я не мальчик, я все понимаю, – мрачно отозвался Визирь и кивнул стоящему у ворот дворца падальщику: – Привет, Ярось.
– Снова притащился? – вместо ответа хмыкнул тот.
– Мне у вас нравится.
Несмотря на внутреннее напряжение, Гарику удавалось держать себя в руках и общаться с остановившим их бойцом предельно спокойно. Как обычно. Ничем не выдавая того, что они явились во дворец отнюдь не с добрыми намерениями.
– Что за терпила с тобой?
– Путешественник. Хочет к зигенам пробраться.
– Ты еще скажи – турист, – заржал падла.
Пришлось поддержать веселье.
– Скажешь за него перед Арсением?
– Ага, – подтвердил разведчик. – Как сегодня Шериф?
– Пока добрый.
Бритый наголо Ярось служил еще Бобо Лойскому, но вовремя переметнулся на сторону Шерифа и принял самое деятельное участие в поистине зверском устранении бывшего благодетеля. Арсения Ярось боялся до колик и старался выслужиться любым способом, заслужив славу самого подозрительного из сотников Безнадеги. Однако седой, облаченный в наглухо застегнутую рубашку армейского образца, штаны-карго и высокие ботинки, почему-то оставил Ярося равнодушным. Наверное, показался старым и безвредным.
– Ты без оружия? – Падла испытующе посмотрел на разведчика.
Вместо ответа комби поднял руки, позволяя тщательно себя ощупать, и выразительно посмотрел на Ярося, мол, что ж, я правил не знаю? Тот усмехнулся:
– Проходите.
И путешественники ступили в логово Шерифа.
– Визирь с терпилой ушли?
– Ага.
– К Шерифу подались?
– Ага.
Двери в таверне были хлипкими, тонкими, к тому же плохо поставленными – со щелями, и потому Кабира слышала каждое произнесенное в коридоре слово в превосходном качестве.
– Значит, надолго свалили… – Обладатель первого голоса, грубоватого, резкого, выдержал многозначительную паузу, но, поскольку никакой реакции на реплику не последовало, был вынужден уточнить: – У тебя ключ есть?
– Ты девку, что ль, решил оприходовать? – удивился второй, сиплый.
– Да. – Резкий шмыгнул носом. – Она клевая.
– С придурью же.
– Все бабы с придурью. А сумасшедшие смешные, я их после войны много пробовал… – Теперь резкий хмыкнул: – Жаль, сейчас передохли все… Открывай.
Однако сиплый оказался трусоват. Несколько мгновений он переминался с ноги на ногу – Мата слышала его движения так, словно видела их, – после чего протянул:
– А Шериф не взбесится?
– Из-за чокнутой телки?
– Шериф Визиря привечает.
– А как Визирь узнает, что телку чпокнули? Она ему скажет? – Резкий хохотнул: – Она же с придурью! Молчит все время!
– И то верно.
