Наталья Корнилова - Шестое чувство
– Нина Алексеевна!
Она вошла в гостиную, в руке ее была трубка радиотелефона, которая звенела синхронно с аппаратом, стоящим на журнальном столике у моих коленей.
– Это он, – отрывисто выговорила Белосельцева. – Это он, вот видите. Сейчас опять будет молчать, и сколько бы ни…
– Я возьму параллельно, – сообщила я. – Соединяйтесь, Нина Алексеевна.
Она послушно нажала кнопку «Talk» на переносном телефоне и поднесла трубку к уху:
– Да, слушаю.
Молчание. Я подняла на Нину Алексеевну взгляд напряженно прищуренных глаз, и она проговорила:
– Почему так поздно звоните? Говорите же! Алло! Алло! Говорите!
Молчание. Нина Алексеевна судорожно сглотнула, и у нее вырвалось:
– Да не молчи ты! Так и говорите, что с Ромой что-то случилось, что он умер, или что вы требуете выкуп, или еще что-нибудь… – Она резко оборвала свою фразу.
В трубке возник какой-то шуршащий звук, а потом один за другим полились короткие гудки. Звонивший снова не пожелал что-либо сказать. Нина Алексеевна опустилась на диван, закрыла лицо руками. Вошел Сергей Георгиевич – он тоже все слышал – и бросился к жене: она сидела, скорчившись и подрагивая узкими плечами – как будто от рыданий, но она не плакала, ее тело сотрясал озноб.
– Нина Алексеевна, – проговорила я. – Выпейте успокоительного. Да… Сергей Георгиевич… вы…
Она высвободила лицо из ладоней:
– Ну, что вы об этом думаете?
Я мягко повела плечами:
– Пока ничего определенного сказать не могу. Звонок в два часа ночи поступил, да. Это подтвердилось. Осталось узнать только, откуда звонили. Если удалось определить, конечно. Босс наверняка связался с кем нужно и теперь отслеживает звонки на ваш номер.
– Но каким образом… – начал было Белосельцев, но тут же осекся: телефон зазвонил снова. Правда, на этот раз не домашний, а мой мобильный. Это наверняка был Родион Потапович.
– Да!
– Мария, попытка определить, откуда звонили, не удалась, – прозвучал глуховатый голос Шульгина. – Странно. Даже если бы набирали Белосельцевых из телефона-автомата, то это все равно можно было определить. А тут – ничего. Как будто звонили… гм… – Босс кашлянул, а я подхватила:
– Откуда? Договаривайте уж.
– Да что тут договаривать? Глухо, словно действительно звонили с того света. Или у звонившего очень хорошая аппаратура, позволяющая заметать следы. Но я не вижу смысла в таких серьезных предосторожностях. Ведь опять промолчали!
– Да.
– Белосельцевых накручивают, это совершенно очевидно. Причем делают это умело как с технической, так и с психологической точки зрения. Как там жена Сергея Георгиевича?
Я краем глаза взглянула на неподвижно сидящую Нину Алексеевну и отозвалась:
– А вы как думаете?
– Да, подумать есть о чем, – сказал Родион Потапович. – Только сдается мне, что разгадка всего дела – самая что ни на есть простая. Обычно так и происходит с теми проблемами, которые первоначально выглядят устрашающими.
– По-моему, нет никаких оснований применять слово «устрашающий», – ответила я.
– По-моему, тоже. Но все-таки я привык прислушиваться еще и к интуиции. А согласись, Мария, что есть тут что-то дьявольское. Откровенно говоря, у меня мороз шел по коже, когда я читал ту записку, которую еще порывался отнять у меня Белосельцев. Нагромождение безграмотных фраз, и вот такой эффект. Да уж!
И, выдав это глубокомысленное «Да уж!», босс дал отбой, откровенно огорченный.
– Ну что? – спросил меня Сергей Георгиевич.
– Откуда звонили, определить не удалось. Слишком малая продолжительность соединения. К тому же звонившие, по-видимому, люди предусмотрительные. Они учли возможность того, что будут отслеживать их звонки, – я одну за другой нагромождала эти трескучие фразы, чтобы скрыть собственную неловкость. Не знаю, но если честно – я рассчитывала, что Родион сумеет определить, откуда звонили. Не получилось.
– Ладно, – выпрямляясь, произнесла Нина Алексеевна, – давайте спать. Сегодня уже не позвонят.
Глава 7
Я вернулась в офис утром. В голове плыл легкий туман, руки и ноги работали словно независимо от меня, как хорошо смазанный механизм – это я чувствую всякий раз, когда провожу бессонную ночь. А в эту ночь я так и не заснула: рассматривала семейные альбомы Белосельцевых, из соседней комнаты доносился храп Сергея Георгиевича, съевшего лошадиную дозу снотворного, а рядом со мной привидением сидела Нина Алексеевна и тревожно смотрела, как мелькали в моих пальцах фотографии и страницы очередного семейного альбома. Она ничего мне не говорила, да я, откровенно говоря, и не нуждалась в ее комментариях к фото.
Наутро в офисе я застала не только босса и шарпея Счастливчика, совершенно не замечающих существования друг друга, а еще и третьего, которого я не знала.
Третий был высоким худощавым мужчиной лет тридцати с хвостиком, с узким загорелым лицом и очень приметным носом. Голубые глаза выглядели неожиданно светлыми и яркими в сочетании со смуглой кожей и темными, аккуратно причесанными (в отличие от Родиона и от Сергея Георгиевича Белосельцева) волосами. Волосы были не только причесаны, но и закреплены гелем с эффектом «мокрые волосы». Мужчина потрясал в воздухе указательным пальцем. В тот момент, когда я вошла, он говорил высоким, чуть хрипловатым баритоном, в котором проскальзывали откровенно саркастические нотки:
– Честно говоря, я не вижу, вокруг чего тут стоило бы городить огород. Дело не стоит и выеденного яйца, если посмотреть на него в ракурсе пропажи этого вашего… Романа Белосельцева. Таких пропаж фиксируется по Москве… огромное количество, видишь ли.
Родион морщился, но слушал. Он откровенно обрадовался, когда появилась я – сначала на экране видеофона, а потом и непосредственно в кабинете. При моем появлении проклятый пес Счастливчик пулей выскочил из кабинета. Пес меня не любит. Я отвечаю ему тем же.
Длинный носатый мужчина, рассуждающий о ракурсах и огородах, повернулся ко мне и медленно обозначил на узком лице улыбку. Поочередно, один за другим, открывались зубы, выглядевшие гротескно – золотая коронка, зуб, золотая коронка, зуб. Как частокол, в котором перемежались белые и желтые колья.
– Мария, познакомься, – сказал Родион, с усилием вставая из-за своего стола, а через секунду (зачем вообще поднимался?) падая обратно. – Это мой хороший знакомый, он работает в прокуратуре нашего округа.
– Альберт Эдуардович Сванидзе, – представился тот и поднес руку к голове, словно снимая несуществующую шляпу и отвешивая мне чинный поклон. – Для знакомых просто Берт.
– Он ведет дело о смерти Горового. Прокуратура все-таки завела уголовное дело.
– Если бы это был обычный старик-пенсионер, то ничего не завели бы, – сказал Сванидзе. – А Горовой…
– Чем же необычен Горовой? – едва сдерживая улыбку, проговорила я. Сванидзе был определенно забавен. Люди его склада обычно оказываются или несносными занудами, или, наоборот, – чрезвычайно интересными в общении.
– Чем необычен Горовой? – важно переспросил Сванидзе. – Я поясню свою мысль. Но попозже, – добавил он, пригладив волосы. – Видите ли, Мария…
– Берт, ты пояснишь ей свою мысль сейчас, – неторопливо перебил его Родион. В его негромком голосе прозвучала ирония, но не натужно-показательная, как у Сванидзе, а скрытая, тонкая.
– Хорошо, – важно согласился тот. – Некоторым образом… приступим.
Родион Потапович тяжело вздохнул и, постучав карандашиком по поверхности своего стола, сказал:
– Альберт Эдуардыч, сообщи-ка Марии некоторые особенности, обнаружившиеся в ходе следствия.
– Сейчас поясню, – откликнулся он. – Владлен Моисеевич Горовой, человек необычный, как я уже сказал, мог быть убит. Прокурор хочет закрывать дело, но этого не произойдет, пока я им занимаюсь. Со мной в прокуратуре считаются. Так вот, я полагаю, что убийство Горового могло быть заказным. Не потому, что покойный был важной персоной, нет, как раз в последнее время он отошел от дел…
Родион Потапович поморщился:
– Берт, ты, если уж на то пошло, и не знаешь, чем занимался Горовой. Даже несмотря на ваши отношения. Так что не надо строить гипотез, дорогой. Ты, как всегда, в своем потоке слов забыл о самом главном. Все дело в том, что наш гость, господин Сванидзе, – повернулся ко мне босс, – не кто иной, как двоюродный племянник покойного Горового, и квартира отходит как раз вот Альберту Эдуардовичу. Так что он, как работник прокуратуры и одновременно как родственник покойного, считает делом чести выяснить обстоятельства смерти Владлена Моисеевича. Уф… ну, кажется, все за тебя сказал. Теперь продолжай ты, Берт.
Господин Сванидзе сказал:
– У меня есть все основания предполагать, что моего родственника убили. Нет, конечно, он не самый близкий мой родственник, двоюродный брат моей матери, но тем не менее… («Тем не менее ты наследник, так что можно и прочесать местность на факт обнаружения новых претендентов на квартиру», – насмешливо подумала я.) Горовой был своеобразным человеком, – рассусоливал Сванидзе, закатив глаза в потолок. – Человек, у которого за плечами много лет работы в закрытых лабораториях, не может не иметь врагов. И я не желаю быть пешкой в чьей-то грязной игре, тем более что…
