Спустя пять лет (СИ) - Берестова Мария
Ей сделалось тоскливо и грустно.
Когда-то давно они говорил с Неем на равных; а потом… потом он уехал учиться, и вот, сыплет терминами и формулами, в которых она – получившая, между прочим, блестящее образование! – ничегошеньки не смыслит.
По правде признать, Лея не слишком утруждала себя учёбой. Ей казалось, что она и так знает слишком много всего – гораздо больше, чем ей могло бы пригодиться. И теперь она досадовала на саму себя, что так бездарно потратила последние пять лет своей жизни, в то время как Ней – Ней все эти годы продолжал учиться и делать открытия, и вот, стал учёным, которого с живым интересом слушают лучшие умы Райанци.
У остальных слушателей, и впрямь, проблем с пониманием речи лектора не возникало. Иногда они задавали уточняющие вопросы – Ней вспыхивал от радости, чувствуя, что понят, что обрёл единомышленников.
Лея не всегда понимала даже и суть вопросов; что уж там говорить об ответах.
Она, однако, старательно держала на лице тёплую спокойную улыбку, и кивала Нею ободрительно всякий раз, как его взгляд останавливался на ней – а это случалось довольно часто.
Лекция завершилась аплодисментами; Лея от всей души к ним присоединилась, хотя и не могла сама оценить значимость открытий, о которых говорил друг.
Нея обступили со всех сторон; ему жали руки, хлопали по плечу, поздравляли, задавали ещё какие-то вопросы.
Лея решила подождать, когда схлынет этот поток, чтобы тоже поздравить; но дело, определённо, затягивалось. Один из профессоров – сухонький старичок с длинной седой бородой – выпытывал у Нея что-то узкоспециализированное, и явно о чём-то спорил с ним. Ней, горячо отстаивающий свою точку зрения, в ответ на очередной вопрос старичка вдруг хлопнул себя по лбу.
– Вот я болван! – самокритично воскликнул он. – И в самом деле, вы правы, что я упёрся в эту платину…
Он наклонился над столом, копаясь в своих чертежах и заметках – видимо, хотел что-то записать.
От наклона из-за ворота его рубашки выскользнула цепочка; в ярком солнечном блике сверкнул изящный золотой крест.
Лея вздрогнула, уставившись на него так, словно увидела приведение.
Не узнать его она не могла: это не был какой-то новый купленный Неем крестик (если и предположить, что у студента откуда-то нашлись деньги на такую дорогую вещь). Это был тот самый крест, который она когда-то сняла со своей шеи и отдала ему.
Тот самый крест, поцеловав который, он пообещал, что вернётся сразу, как закончит обучение.
Всё тело Леи пробил озноб; она только смотрела и смотрела на этот крест, не в силах принять тот факт, что Ней до сих пор носит его.
Между тем, парень нашёл что искал и вернулся к профессору, на ходу поправляя цепочку машинальным жестом. Сверкнув на прощанье на солнце, крестик снова спрятался под рубашку.
Дрожащими поледеневшими руками Лея собрала свои письменные принадлежности и встала.
Диспут двух учёных явно затягивался.
Проходя мимо них деревянным шагом – ноги отказывались гнуться – она всё же выдавали из себя улыбку:
– Поздравляю, Ней. Это было великолепно! – успела она вставить в паузу между непонятными ей речами про что-то углеродное.
– Спасибо! – просиял ей навстречу глазами, лицом и голосом Ней.
Возможно, он хотел сказать что-то ещё, но быстро и лихорадочно заговорил профессор, тыкая пальцем куда-то в заметки. Ней отвлёкся на него, и уже спустя пару секунд с головой ушёл в обсуждение.
Для чего-то всё ещё удерживая на губах вежливую улыбку, Лея вышла из аудитории.
Глава восьмая
«Нет, я просто всё придумываю», – сама себя убеждала Лея, шагая по университету как по зыбкому сну.
Мало ли причин, почему Ней мог продолжать носить её крестик! В конце концов, у него могло просто не найтись денег на новый! Судя по его одержимости, если у него и появлялись какие-то средства, – те немедленно уходили на его опыты.
Лея упорно пыталась убедить себя, что крестик ничего не значит, – ведь до этого она вполне уверенно убедила себя в том, что Ней давным-давно о ней забыл, поэтому и ей стоит поступить так же.
Если же выходило, что Ней не забыл…
«Нет, глупости! – потрясла головой Лея, отгоняя лишние мысли. – Какие у него были причины его снять? Да никаких!»
Это ей было неудобно и неловко с той верёвочкой…
А ему – плохо, что ли, хороший золотой крест. Да ещё и память о подруге! Зачем менять?
Сердце отчего-то забилось быстро-быстро, а в глазах потемнело. Лея судорожно опёрлась руками о первый попавший подоконник; руки кололо как маленькими ледяными иголочками, но ещё сильнее ими кололо сердце.
Она тоже могла продолжать носить тот скромный медный крестик – просто на новой цепочке.
Но она сняла его, потому что он был свидетелем её клятвы – клятвы, которую она теперь считала детским идеализмом, красивым жестом, вырвавшимся от неопытности и желания сделать что-то взрослое и значительное.
Ей было неловко носить тот крестик – ей было неловко за ту себя, которая так пафосно и торжественно обещалась хранить верность такому же идеалистичному и недальновидному подростку.
А Нею, выходит… Нею не было неловко, раз он не снял?
Он, получается?..
– Ваше высочество! – прорвался к ней обеспокоенный голос. – Вам дурно?..
Она, сама того не заметив, добрела до первого этажа, где её ждали стража и слуги.
Постаравшись взять себя в руки, она вымучила очередную вежливую улыбку и лёгким тоном ответила:
– Нет, просто душно. Пройдёмте скорее на воздух!
Опершись на руку капитана гвардии, она позволила провести себя к карете и усадить.
Там, уперев взгляд в роскошную синюю бархатную обивку с золотистыми вставками, она вернулась к своим тягостным мыслям.
Для Нея её крест не был напоминанием о юношеской глупости – иначе он не носил бы его.
Означает ли это, что и клятва не была для него глупостью?
Лея зажмурилась от мистического ужаса.
Он ведь свою клятву сдержал: вернулся тотчас, как закончил учиться.
А она?.. Она…
От университета до дворца было рукой подать; не успела карета тронуться – как они уже въезжали в ворота дворцового сада.
«Глупости, глупости! – продолжала убеждать себя Лея, выходя наружу. – Если бы он до сих пор был влюблён в меня – он бы не вёл себя так…»
Так спокойно? Так любезно? Так легко?
Она не смогла бы подобрать правильного слова; но она была уверена, что влюблённый мужчина не сумел бы вести себя так, как вёл себя теперь Ней. Он должен был бы быть оскорблён или ранен, обижен или раздосадован; это должно было проявляться – если не в прямых упрёках, то уж во взгляде и тоне голоса!
Если вы влюблены и возвращаетесь к девушке, которая клялась вас ждать, а там выясняется, что она уже давно вас забыла, – уж точно вы не будете спокойны, любезны и добры к ней!
Конечно, для Нея всё тоже осталось в прошлом! А крестик он носит просто из сентиментальности, или привык, или удобно! А в Райанци он приехал делиться своим научным опытом и обсуждать его с бывалыми учёными – очевидно же, что он здесь нашёл толковых советчиков! Вон, как с тем старичком пылко обсуждал свои углеродные штуки!
«Конечно, это ровным счётом ничего не значит!» – успокоила, наконец, саму себя Лея, и от облегчения даже рассмеялась.
Подумать только!
Нужно же было так накрутить себя на ровном месте!
Вот что за глупости в голову лезут!
Постановив внутри себя больше не маяться ерундой такого рода, она вернулась к своим повседневным заботам.
На лекции Нея она продолжала ходить – хотя всё ещё плохо понимала, о чём он говорит. Несколько раз она задерживалась, чтобы всё-таки задать ему вопросы по тёмным для неё моментам; он объяснял легко и понятно – так, как когда-то давно объяснял юной принцессе неясные той места в прочитанных книгах. Слушать его было большим удовольствием; он говорил просто, но с большим чувством в голосе, и сквозь призму его восприятия электричество всё больше очаровывало Лею, из непонятной научной теории превращалось во что-то близкое и важное.
