Пётр Поплавский - Под кодовым названием "Эдельвейс"
И он исчез за дверями, чтобы через несколько минут вернуться обеспокоенным.
— Господин зондерфюрер, ребенка нет! — доложил он.
— Как это нет?
— Коляска пуста.
— А пес?
— Тоже пропал!
— Интересно…
Патциг с подозрением уставился на Кристину.
— Что вы скажете об этом?
Слезы оросили лицо женщины.
— Ясно, — хмыкнул советник. — Позовите эту… как ее?
— Служанку Барбару?
— Да, ее…
— Одну минуту!
Вошла Барбара и сразу бросила победный взгляд на заплаканную хозяйку.
— Куда пропал ребенок? — спросил советник.
— Как пропал? — округлила она глаза.
— На улице нашли пустую коляску. Ни младенца, ни пса!
— Не знаю, господин…
— Не знаете… Кто мог взять дитя?
— Никто! — горячо заверила Барбара, — Пес даже меня не подпускал…
— А фрау Шеер?
— Уехала навестить подругу. Вернется вечером.
— Кто еще?
Барбара наморщила лоб.
— Есть еще один…
— Кто?
— Но он же на службе!
— Я спрашиваю: кто?
— Гауптштурмфюрер Майер. Такой длинный и рыжий…
— Еще кто?
— Представления не имею!
— Почему назвали Майера?
— Он знаком с молодой госпожой еще с Кавказа. Пес к нему привык. Ластится, словно к хозяину…
— Вы свободны. Пока что… Не покидайте дом!
— Слушаюсь…
Когда за Барбарой закрылись двери, он приказал:
— Немедленно разыщите Майера!
— Арестовать?
Старший криминальный советник пожевал губами, раздумывая.
Наконец ответил:
— Вы сначала найдите его. Боюсь, что это будет нелегко.
ПУЛЯ ИЛИ ВИСЕЛИЦА
Хейниш и мысли не допускал, что эта встреча с Кальтенбруннером будет последней в его жизни. О том, что произошло в полдень, он еще ничего не знал. Поэтому каждое слово шефа гремело, как гром с ясного неба.
— Вы припоминаете, о чем я вас спрашивал, когда вы прибыли в Берлин?
— Помню до слова!
— Я спросил о приехавшей с вами женщине.
— Да, спросили, — промямлил Хейниш, теряясь в догадках. Что случилось? К чему ведет шеф? Ясно одно: напоминает не напрасно.
— Я снова спрашиваю: кто она?
Хейниш молчал, собираясь с мыслями. Ведь он уже объяснял свои благородные действия. Однако Кальтенбруннер и не ожидал ответа.
— Ваша красотка — русская шпионка! — отчеканил он.
— Что? — побелел Хейниш. — Не может этого быть! Ведь я сам, лично…
— Именно так… отвечать будете вы сами лично! Господину Мюллеру!
Но что произошло? — испуганно вырвалось у Хейниша.
— Неужели не знаете? — удивился шеф.
— Ничего…
— Невероятно!
— Я готов поклясться..
— Оставьте! Где ваш адъютант Майер?
— С утра отпросился к дантисту.
— Вы идиот, Хейниш! Законченный кретин! Ваш Майер давно продался большевикам!
— Но когда я нес службу на Кавказе…
— Вот именно! Он продался еще на Кавказе!
— Да откуда эти сведения?! Кто‑то клевещет…
— Ну вот что, Хейниш, молчите и слушайте.
— Яволь!
— Сегодня арестовали вашу пассию. В тот момент, когда она работала с радиопередатчиком. Вы, Хейниш, пригрели ядовитую змею! Да еще поселили у явной пособницы врагов рейха! Ситуация позволила разоблачить и ее главного сообщника — вашего порученца Майера. Были ли у вас от него какие‑либо служебные секреты? Молчите! Мой вопрос не требует ответа. И так все ясно, как божий день. Майеру удалось скрыться. К счастью, это не имеет значения: с его броскими приметами далеко не сбежишь. К тому же он прихватил ребенка Бергер и пса. Рыжий здоровяк с младенцем на руках и черной псиной любому бросится в глаза. Согласитесь, редкое зрелище! Арест Майера — дело нескольких часов.
— Кто бы мог подумать! — пролепетал Хейниш, — С ума можно сойти…
— Безумие вас не спасет! Обратимся к элементарной логике. Не этой ли черной изменой объясняется катастрофический провал вашей агентуры, оставленной на Кавказе? Все ваши резиденты там арестованы. А здесь, в Берлине? Вы работали под прозрачным «колпаком» русских! Воспитанники «Цеппелина», которых вы к ним забрасывали, присылали нам «дезу» под диктовку русских! В этом нет уже никаких сомнений. Последствия необратимы: оперативный отдел генштаба пользовался фальшивыми сообщениями и руководствовался ими во фронтовых действиях. Вот откуда проистекают наши, казалось бы, необъяснимые неудачи на Кавказе! Объективно оценивая все эти события, приходим к неопровержимому выводу: возглавляемое вами отделение «Цеппелина» нанесло удар в спину не русским, а нашему вермахту. Разве не так? Ну, теперь Мюллер припомнит вам покойного Гейлигена… Отдаете ли вы себе отчет в том, что ожидает вас у костоломов Мюллера? Я не удивлюсь, если вы и сами в руках его громил признаетесь в шпионаже в пользу русских… Мюллер из вас все жилы вытянет! По одной!.. А мне ваши принудительные признания ни к чему — лишняя морока и хлопоты. Ну? Хотите что‑нибудь сказать?
Хейниш подавленно молчал. Не потому, что не хватало слов на какое‑либо неуклюжее оправдание, а потому, что отчаянье лишило его речи. У него что‑то невыразительно проклокотало в горле.
Кальтенбруннер утвердительно кивнул, будто услышал исчерпывающее и недвусмысленное объяснение. А затем проговорил даже с нотками сочувствия:
— Вот вам на выбор, Хейниш: пуля или виселица.
На решение этой «дилеммы я даю вам целый час. Шестьдесят полноценных минут! Учтите: виселица вам обеспечена, если вы попадете в руки Мюллера, пуля спасет вас от пыток, если хватит мужества справиться самому… Ровно через час вас лишат оружия. Это — все! А сейчас идите домой. Пуля — это ваше личное дело.
— Яволь, — помертвевшим голосом отозвался Хейниш.
Он еле встал на ноги. Тело отяжелело, сделалось непослушным. Пошатываясь, пошел к выходу.
В приемной с его появлением поднялись со стульев двое — Пауль Шенк и плотный здоровяк с острым обезьяньим взглядом и тяжелой челюстью. Типичный убийца. Хейниш воспринял это как должное.
Если не он сам, то, вероятно, они… Рука у них не дрогнет… Ведь шеф прозрачно намекнул: «Мне ваши принудительные признания ни к чему — лишняя морока и хлопоты…»
Хейниш поплелся переходами к выходу. Убийцы — за ним. Хейниш прошел в кабинет и сел за стол.
…Ему вспомнилась теперь уже далекая беседа с фрейлейн Кристиной Бергер. Она состоялась летом прошлого года во время стремительного наступления на Владикавказ. Тогда фрейлейн прямо спросила Хейниша, в то время еще штурмбанфюрера СД:
«Я вижу, вы меня в чем‑то подозреваете, господин штурмбанфюрер?»
Он засмеялся:
«Вы начинаете мне нравиться, фрейлейн! Боже мой, какой глупец берет в разведку очаровательных девушек? Красота — это особая примета, которая каждому бросается в глаза, а значит опасная. Разведка — дело внешне сереньких и неприметных людишек».
«А Мата Хари? — вызывающе возразила девчонка. — Я читала, что она была ошеломляюще красива».
Он поучительно заметил:
«Мата Хари и погибла из‑за своей красоты. Но вы не ответили на мой вопрос. Так что же вас вынудило поспешить с работой?»
И она с достоинством ответила:
«Я немка, и мой долг — служить рейху!»
Девчонка даже сверкнула глазами.
Так провести его!.. Наивностью, очарованием, юностью… Кто же мог ждать такого изощренного коварства от вчерашней школьницы?..
А Майер? Возился с картами барона фон Шилинга… Выходит, майор Штюбе и следователь Кеслер, не доверяя никому, не ошибались в своих подозрениях… Когда расшифруют сообщение Кристины Бергер, не найдут ли среди них и сведений о «Голубой линии»? Наверняка они там есть! А если так… Нет, виселицы не миновать!
Хейниш поднялся из‑за стола, подошел к серванту, откуда достал бутылку «Мартеля» и три хрустальные рюмки. Сел к столу и налил во все три до краев. Кому? Себе, Кристине Бергер и Вилли Майеру. Они незримо присутствовали здесь.
«За упокой души всех троих!» — мысленно произнес он и выпил из своей рюмки.
Потом вынул пистолет, приставил дуло к виску и нажал на спуск.
— Впервые вижу такого гостеприимного покойника» — сказал Пауль Шенк, указывая на полные рюмки.
— Не отравленные? — с подозрением спросил здоровяк.
— Тогда зачем было стреляться? Ведь свою он выпил…
— И то правда!
— Отправился на тот свет с рюмкой в руке. Даже интересно!
— Я слышал, покойник был компанейским человеком.
— Да, он не бегал от радостей жизни.
— Такого чудака не мешало бы помянуть, — и здоровяк взглянул на Шенка.
— Охотно! Зачем пропадать добру?
Они подняли рюмки.
— Прозит! — амбал выпил содержимое одним глотком.
— Прозит! — присоединился к нему Пауль Шенк и задумчиво проговорил: — Любопытно, мне выпало первым встретить его в Берлине и первым сопровождать в последний путь.
