Георгий Брянцев - Конец осиного гнезда. Это было под Ровно
Помимо большого особняка, на территории дворца было выстроено еще несколько домиков — здесь размещалась охрана и прислуга Коха. Все это и много других мелочей успел заметить опытный глаз Кузнецова.
— Прошу вас пройти прямо к адъютанту, а я пойду сдавать собаку, — сказал Шмидт, указав Зиберту на парадное крыльцо.
— Ты будешь стрелять? — задыхаясь от волнения, спросила Валя.
— Если буду уверен, что убью, — ответил Кузнецов. Адъютант Бабах любезно встретил посетителей и проводил их на второй этаж, в приемную Коха.
— Садитесь, пожалуйста. Гауляйтер сегодня в хорошем расположении духа, — улыбаясь, предупредил он. — Сейчас доложу о вашем приходе.
И Бабах скрылся за тяжелой дверью.
В приемной в ожидании вызова молча сидели несколько офицеров. Среди них два генерала в полной форме. Не успели Валя и Кузнецов осмотреться, как адъютант вернулся.
— Прошу в кабинет рейхскомиссара, — обратился он к Вале. — А вас, герр обер-лейтенант, попрошу подождать.
У Вали кругом пошла голова. Не выдаст ли она себя? Позовут ли потом Кузнецова? Будет ли он стрелять в Коха? У двери она обернулась и посмотрела на Николая Ивановича. Тот, сидя в мягком кресле, как ни в чем не бывало вполголоса о чем-то говорил с соседом — капитаном.
Адъютант открыл дверь кабинета, пропустил Валю, закрыл дверь и сам остался в приемной.
Валя сделала лишь шаг вперед, как к ней подскочила огромная овчарка. Валя вздрогнула от испуга.
— На место! — раздался громкий окрик на немецком языке.
Собака отошла прочь. Тот же голос предложил Вале:
— Прошу садиться.
Испуганными глазами посмотрела Валя на говорившего. За столом она увидела большого, полного человека с усиками «под Гитлера», с длинными рыжими ресницами и догадалась, что это и есть Кох.
Стол Коха был поставлен в кабинете углом, вплотную к нему примыкал перпендикулярно другой, длинный стол. За этот стол и пригласили ее сесть. Между нею и Кохом с двух сторон сидели охранники, у окна поодаль — еще один. У ног Коха лежала овчарка.
«Боже, какая охрана!» — успела подумать Валя, но тут же услышала вопрос.
— Почему вы не хотите поехать в Германию? — спрашивал Кох, глядя не на Валю, а на лежавшее перед ним заявление. — Вы девушка немецкой крови и были б очень полезны в фатерланд. Чтоб победить большевиков, надо работать всем.
При последних словах Кох вскинул глаза на девушку и во время всего дальнейшего разговора уже смотрел на нее в упор.
— Моя мама серьезно больна, а сестры малы, — пересиливая волнение, стала объяснять Валя. — После гибели моего любимого отца я должна зарабатывать для всей семьи. Прошу вас разрешить мне остаться в Ровно. Я знаю немецкий язык, русский, украинский, могу и здесь принести пользу Германии.
— А где вы познакомились с господином Зибертом?
— Познакомилась случайно, в поезде. Потом он часто заезжал к нам по дороге с фронта. Мы с ним помолвлены, — добавила Валя смущенно.
Кох несколько минут беседовал с Валей. Он поинтересовался, с кем еще из немецких офицеров она знакома. Когда Валя назвала в числе своих знакомых не только сотрудников рейхскомиссариата, но и гестапо, Кох, видимо, был удовлетворен.
— Хорошо, идите, — сказал Кох и, обратившись к охраннику, резким голосом приказал позвать обер-лейтенанта Зиберта.
Ни одним словом Валя не могла перемолвиться с Кузнецовым. Они только посмотрели друг на друга: Валя — испуганно и вопросительно, Кузнецов — ободряюще.
— Хайль Гитлер! — переступив порог кабинета и выбрасывая руку вперед, провозгласил Пауль Зиберт.
— Хайль! — ответили за столом.
Овчарка зарычала, но Зиберт и бровью не повел. Кох жестом показал вошедшему кресло, где перед этим сидела Валя.
— Где вас наградили крестами? — спросил Кох.
— Первым — во Франции, вторым — на ост-фронте, герр гауляйтер, — ответил Кузнецов.
— Что вы делаете сейчас?
— После ранения работаю по снабжению своего участка фронта.
— Какого?
— Курского.
Зиберт полез в нагрудный карман за документом, хотел показать его Коху. Но при этом, казалось бы безобидном, движении гестаповцы насторожились. Собака оказалась у ног Кузнецова.
— Не беспокойтесь. Вы ведь показывали документы моему адъютанту?
— Да, конечно.
— Откуда вы родом?
— Из Восточной Пруссии. В сорока километрах от Кенигсберга у моего отца имение.
— Значит, вы мой земляк.
— Так точно, герр гауляйтер.
— Каково настроение в армии?
— О, все полны решимости!
— Скажите, многих испугали последние события?
— Вы имеете в виду Сталинград? Он укрепил наш дух.
— Да, да. Возвращайтесь к себе в часть. Имейте в виду: фюрер именно на вашем курском участке готовит хороший сюрприз русским, — многозначительно сказал Кох.
— Я не сомневаюсь, герр гауляйтер. После минутного молчания Кох сказал:
— Я удивлен, что вы, заслуженный офицер германской армии, человек арийской крови, да еще родом из Пруссии, ходатайствуете за какую-то польку.
Все это Кох проговорил с брезгливой миной.
— Герр гауляйтер! Фрейлейн немецкой крови. Я сам видел документы ее отца, которого зверски убили бандиты, — оправдывался Зиберт.
— Если каждый германский офицер будет ходатайствовать за женщин из покоренных нами народов, то некому будет работать в нашей промышленности. Ведь вам известно, что мы все бросили на фронт и что у нас не хватает рабочих рук. Вы старый член национал-социалистской партии и не должны связывать себя с фольксдейчами. Эти люди нужны нам только для того, чтобы временно было на кого опираться в завоеванных государствах.
Будучи убежденным в «чистокровности» Пауля Зиберта и преданности его фюреру, Кох уже без остановки начал его поучать:
— Ни русские, ни украинцы, ни поляки, по сути дела, нам не нужны. Нам нужны плодородные земли. Здесь отныне и навсегда будут немцы. — Голос его брал все более и более высокие ноты. — Местное население мы должны обезвредить…
В продолжение всей беседы, длившейся около сорока минут, Кузнецов чувствовал в правом кармане брюк взведенный «вальтер». Каждую секунду он готов был выхватить револьвер и всадить всю обойму в ненавистную морду своего «земляка», который, захлебываясь от собственного красноречия, решал сейчас сложную проблему: как добиться уничтожения польского и украинского народов.
Но охранники не сводили с Кузнецова глаз, настораживаясь при малейшем его движении. Уперлась в него глазами и овчарка. Видимо, она прошла специальную дрессировку для наблюдения за посетителями.
«И руки не дадут поднять, — думал Кузнецов. — Не допустят выстрела…»
Удовлетворенный своей программной речью, Кох вновь обратился к Кузнецову с вопросом:
— Что вы думаете делать после войны?
— Я хочу остаться в России.
— Вам нравится эта страна?
— Мой долг работать в этой стране так, чтоб она нравилась фюреру.
— Ответ, достойный немецкого офицера. Хорошо, я разрешу оставить здесь вашу возлюбленную. Надо иногда и побежденным оказывать милость. Но вы и не думайте вступать с ней в брак, — закончил Кох и сделал надпись на заявлении Вали.
А Валя в это время, казавшееся ей бесконечным, сидела в приемной, настороженно всматриваясь в тяжелую дверь. «Вот сейчас раздастся выстрел… Вот сейчас…» — думала она. Но говорить приходилось о другом. Рядом сидевший немецкий офицер приставал с игривыми разговорами.
— Да, конечно, есть и подруги хорошенькие, — как в бреду, отвечала Валя. — Могу познакомить…
Но вот из кабинета Коха, улыбаясь, спокойно вышел Кузнецов. В руках он держал подписанное заявление Вали.
— Что вам написал герр гауляйтер? — громко спросил Бабах и, взяв у Кузнецова заявление, прочитал вслух: — «Оставить в Ровно. Предоставить работу в рейхскомиссариате». О, поздравляю вас, фрейлейн, поздравляю вас, герр обер-лейтенант!
Все сидевшие в приемной стали поздравлять Зиберта и Валю, пожимать им руки, а Бабах, в знак особенного расположения, предложил Кузнецову несколько пачек отличных сигарет.
Валя взяла Зиберта под руку. Они вышли.
На квартире она спросила Кузнецова:
— Не решился?
— Это было бы безумием. Три охранника да еще за драпировкой — ты, вероятно, не заметила — стоял кто-то. Проклятая собака у ног. Да если б я только шевельнулся, меня бы схватили… Лишь бы Кох не уехал из Ровно! Его участь решена, он будет уничтожен, но уничтожен без риска для отряда, для тебя, для меня самого. Я теперь «проверенный». Ведь подумать только: уроженец Восточной Пруссии, рейхскомиссар Украины Кох не догадался, что разговаривает с советским партизаном, который и в Германии-то никогда не был! Но все же наша встреча прошла не без пользы. Ведь Кох прямо сказал, что Гитлер готовит наступление на курском участке, а Кох только что из Берлина. Значит, сведения самые свежие. Надо скорее сообщить об этом!
