Павел Ермаков - Все. что могли
— Не надо. У меня очень мало времени, я долго искал вас. Условимся о дальнейших контактах.
Незнакомец изложил самую суть: шифрованными записками через тайник он будет сообщать Богайцу о предполагаемых операциях пограничников против него. Тайник в дупле старого дуба в роще по дороге к особняку. Там часто крутятся мальчишки, земля истоптана. Тот, кто придет, пусть выбирает момент, когда возле дуба никого нет.
— Вы знаете мое имя. Как мне называть вас? — спросил Богаец, рассматривая тетрадь с шифром, переданную ему незнакомцем.
— Зовите Охотником. Через день пошлите в город одного из тех парней, которые задержали меня. Он сможет увидеть, как утром я направляюсь в штаб пограничного отряда на службу. Ни в коем случае ко мне не подходить. Напоминаю, сообщение только через тайник. После некоторого раздумья Охотник продолжил наставления.
— Ваши люди спилили четыре столба телефонной линии, которую пограничники тянут на заставы. Неразумная спешка, — он снова помолчал и закончил приказным тоном: — Позже, когда связисты начнут натягивать провода, захватите двух солдат. Далеко не уводите, припугните. Я подойду и «отобью» их. Стрельбы пусть будет много. Для достоверности можете ранить одного-двух «наших». Один из ваших должен быть убит. Мы «захватим» его. Как военный человек, вы понимаете, что все это необходимо мне для утверждения авторитета в пограничном отряде. Все должно выглядеть совершенно натурально.
Богаец согласно кивал.
21
Рассерженным шмелем загудел полевой телефон. Ильин оторвал голову от подушки, взял трубку.
— Андрей Максимович, докладывает Захаров, — услышал он голос начальника штаба. — Сыродельный завод горит. Банда наскочила, перебила сторожей. Пожарники там и милиция. В помощь им я бросил один взвод мангруппы, два — в преследование.
Одеваясь, Ильин глядел в окно на растекающиеся по низкому облачному небу далекие багровые сполохи.
Подъезжая к заводу, увидел, что пламя шло на убыль. Из пожарных кранов вырывались упругие струи, сверкающие в отсветах бьющего откуда-то снизу огня, и окатывали низкое продолговатое помещение. Через зарешеченные проемы окон валили густые, смолистые клубы дыма, понизу с гулом и шипением, сопротивляясь воде, выметывались оранжевые вспышки.
— Склад готовой продукции, — хрипловато проговорил кто-то рядом.
Ильин узнал директора сыродельного завода. Пальто его было прожжено во многих местах, из дыр вылезала почерневшая вата.
— Спасибо вашим ребятам, товарищ подполковник, — продолжал директор, осторожно притрагиваясь к подпаленным щекам. — Цехи спасли, а склад… товар безнадежно испорчен.
— Из рабочих кто-то пострадал?
— Охрану побили. Кочегара в топку сунули.
Во всей его нахохленной фигуре Ильин почувствовал одновременно растерянность и упрек ему, начальнику пограничного отряда, дескать, доколе безнаказанно будут орудовать бандиты. «Ну, не столь уж безнаказанно», — мысленно возражал Ильин, направляясь на территорию завода. По двору расползался грязный туман, влажная испарина окутывала строения, деревья, людей. Удушающий смрад затруднял дыхание. К Ильину подошел начальник местной милиции, сказал, что ни одного из нападавших захватить не удалось.
— Шайку привел Микола Яровой, первый сподручный Богайца, — говорил он. — Этот бандюга давно у нас на примете.
«Не на примете он должен быть, а в тюрьме сидеть», — раздраженно подумал Ильин, но не сказал этого начальнику милиции. Знал его как способного, смелого работника. Но силенки у него жидковаты. Люди побаивались служить в милиции, бандиты вымещали злобу на их семьях. Если им в руки попадался кто-то из милиционеров, расправа его ждала жуткая.
За воротами полоснулся свет, зафырчала автомашина. Навстречу Ильину торопился Захаров.
— Главаря взяли, — доложил майор, поблескивая глазами.
Пока шли к домику, куда увели задержанных, Захаров рассказал, что после разбоя на заводе бандиты уходили двумя группами. Большая удалилась в сторону границы. Цель? Сбить пограничников с толку, мол, откуда пришли, туда уходят. Меньшая исчезла где-то здесь. Наперерез первой он поднял пограничную заставу, сам перекрыл дорогу к железнодорожному разъезду. Повезло, угадал.
— Восьмерых захватили, вместе с главарем, — повторил он.
«Угадал… — подумал Ильин. — Не угадывал ты, а действовал как настоящий оперативник. Бандитские повадки знаешь».
В домике, где в июне сорок первого допрашивал Надю Богаец — приехав, она первым делом повела сюда мужа, — отдельно от других сидел Микола Яровой, прихваченный веревкой к стулу. На нем была тужурка-венгерка, отороченная серой смушкой, островерхая шапка из такого же меха. Круглое, гладкое лицо обрамляла короткая кучерявая бородка. Оно показалось знакомым Ильину. Память выхватила базар-толкучку из июня сорок первого. Перед ним сидел тот самый «коробейник», предлагавший по дешевке женские серебряные украшения. Вот каким стал, подручный пана Богайца. Это он тогда вместе с хозяином пытал Надю.
— Старый знакомый, — сказал Ильин спокойно, а сердце сдавило, в висках застучало.
Микола Яровой резанул по нему взглядом, полным злобы, отвернулся, процедил:
— Положил я… на твое знакомство.
— Пришла пора полной мерой отвечать за все, что ты натворил здесь вместе со своим хозяином, немецким офицером Богайцом.
Яровой дернулся, стул жалобно скрипнул, веревка натянулась, шея бандита вздулась буграми.
— Руки коротки — взять Богайца. Сам раньше попадешь к нему. Он тебе кровь пустит. И бабе твоей…
— Повторяю, твоя песня спета, недолго «пропоет» и Богаец, — Ильин подошел к окну, отдернул занавески. На дворе развиднелось. — Гляди, вот тут стоял сарай, в котором вы истязали, а потом сожгли безвинных женщин и детей. Они и сейчас смотрят на тебя из огня. Не отворачивай рожи, не отводи глаза, негодяй!
Яровой обмяк на стуле.
* * *Кончился день, один из тех, когда случались происшествия. Сегодняшнее и недавнее на железной дороге, по сравнению с другими, имели тяжкие последствия. Что особенно тревожило Ильина, шли они по нарастающей, банды били по самым больным местам. Словно кто-то наводил их туда, где удар оказывался неожиданным. Ильин объяснял это и тем, что участок пограничного отряда был прифронтовым тылом. Фронт хотя и проходил по территории Польши, отодвинулся от границы не столь далеко, чтобы не ощущалось его непосредственное влияние. Очевидно, десант, выброшенный на железную дорогу, и нападение на сыродельный завод были не последними.
Потому Ильин установил, чтобы каждую ночь кто-то из командования пограничного отряда находился в штабе, как на боевом дежурстве. Сегодня он остался сам. В кабинете поставлена кровать, можно прилечь, отдохнуть, если позволит обстановка. Взвода маневренной группы, его главного резерва, поочередно спят не раздеваясь, в готовности к немедленным действиям.
День кончился, заботы остались. Только что доложили: уходившая в сторону границы банда зажата в лесу, уничтожена. Правда, захватили не всех бандитов, часть из них просочилась и ушла как вода в песок. К сожалению, у пограничников тоже есть потери. Многие молодые солдаты еще не изучили бандитскую тактику «войны из-за угла». Не на фронте, мол, и Ильин нередко подписывает «похоронки».
Скоро привезут задержанных бандитов, с ними надо разбираться, кто и что натворил.
Вошел дежурный, сказал, что к нему просится армейский офицер. Следом в дверях появился высокий, плечистый капитан в полевых погонах. Горошкин… Вася Горошкин. С первого взгляда увидел, заматерел он на фронтовых ветрах, стала кряжистей фигура, острей взгляд.
Упорхнули куда-то нескончаемые тревожные, неразрешимые вопросы, которыми донимал себя в одиночестве Ильин.
— Вася, я ждал тебя, — он быстро поднялся, предупредил официальный доклад, обнял. — Здравствуй, дорогой мой человек.
Дежурный подивился, насколько был смущенно-счастлив начальник отряда, обычно сосредоточенный, суровый, а иногда и непреклонно крутой. Между ним и пришедшим капитаном пошел торопливый, как бывает при нечаянных встречах, разговор из вопросов-ответов, и, чтобы не мешать, дежурный удалился.
Больше всего интересовал Ильина его полк: где он, что с ним, как воюет, кто им командует, помнят ли бывшего начальника штаба. Музыкой звучали слова Горошкина, что полк воюет хорошо, командир дивизии генерал Стогов им доволен, Ильина там не забыли, и в подтверждение куча приветов от того-то и от того-то. Вместе с Васей погоревали о погибших за год без Ильина. Война перемалывала людей, не щадила никого. Ни трусов, ни героев, ни посредственных, ни талантливых. Но гибель последних Ильину всегда казалась более ощутимой. На них надеялись, с ними спокойней было в бою, о них говорили: вырастут в хороших командиров, кончится война, на «гражданке» станут заметными людьми. Теперь уже не вырастут, не станут.
