Петр Михин - «Артиллеристы, Сталин дал приказ!» Мы умирали, чтобы победить
К сожалению, и после войны в списки Героев по юбилейным датам привычно вписывали заметных партийных деятелей, бумажно-политических генералов и адмиралов из Главного Политуправления Советской Армии, в том числе и начальника этого Управления Епишева, его «боевых» заместителей. Наверное, за проклятую дедовщину.
Орден Красной Звезды. Сентябрь 1943 годаСвою первую боевую награду — орден Красной Звезды я получил после того, как год и два месяца провоевал на передовой подо Ржевом и на Курской дуге, был ранен и совершил множество подвигов. Но награждать меня забывали, а вот на опасные дела посылали часто, потому что знали мою удачливость и «неубиваемость».
Шесть месяцев мы тяжко, но безуспешно бились за Ржев. Я чудом уцелел, но сколько людей там полегло! Наша дивизия трижды обновилась в тех боях! Советские воины совершали там чудеса героизма, они тысячами гибли в болотах, под жуткими обстрелами и бомбежками, снова и снова поднимались и бежали в атаку на вражеские пулеметы по трупным полям. Кроме участия в боях, я трижды успешно ходил в тыл к немцам за «языком», меня посылали после того, как с задания не возвращались другие поисковые группы и «языка» было взять невозможно. Но я был удачлив. Я ходил в разведку, бегал вместе с пехотой в атаки, чтобы видеть огневые точки врага и корректировать огонь батареи. Когда в стрелковых ротах не оставалось в бою ни одного офицера, я, живучий артиллерист, поднимал и вел солдат в атаку. Но, как и многие, ни разу не был награжден.
Бои за Ржев не увенчались успехом, а потому там почти никого не награждали. Это еще раз подтверждает, что награждения определялись не подвигами солдат, а стратегическими успехами маршалов. Удалась войсковая операция — на нее отпускается определенное количество наград. Эти награды распределяются между участвовавшими в операции воинскими частями. А в частях награждают тех, кого захочет наградить начальство.
Потом нашу дивизию перебросили под Сталинград. Тяжелые бои зимой сорок третьего в Донбассе. На нашу беду, сплоховал генерал Ватутин и обмишулилось Верховное главнокомандование в проведении операции «Скачок» по освобождению Донбасса. Операция не удалась, а мы из-за этого попали в окружение в Барвенкове. Тогда именно меня, двадцатидвухлетнего лейтенанта, послали с донесением в штаб армии. Надо было средь бела дня суметь выбраться из окруженного Барвенкова через позиции танков и пехоты противника. Донесение я доставил, да еще попутно при бомбежке спас в Барвенкове девять ребятишек.
Потом бои на Северском Донце, Курская битва. В канун Курской битвы немцы сосредоточивали танковые дивизии под Харьковом, в лесах на Донце. Наша дивизия в течение мая и июня никак не могла взять «языка». Немцы очень тщательно хранили секреты своей подготовки к этому сражению. Мне, однако, благодаря изощренности организации поиска, чудом удалось захватить за Донцом немецкого танкиста. Обрадованный генерал обнимал нас и обещал наградить всю группу разведчиков. Но шли месяцы, и генерал забыл о своем обещании.
Тяжелыми боями отгремела Курская битва. Она унесла в могилы две трети разведчиков, которые вместе со мною добывали «языка» на Курской дуге. Я, слава богу, уцелел, отделался легким ранением. Мы взяли Харьков, Красноград. Совсем обессиленную дивизию вернули под Харьков, в Мерефу, на пополнение. Вот там в сентябре сорок третьего мне вместе с другими, в том числе и тыловиками, вручили первую награду — орден Красной Звезды. По результатам Курской битвы. Я уже был не разведчиком и не командиром взвода, а полгода командовал артбатареей. Вот так «легко» я «отхватил» свой первый орден.
К слову сказать, воевали мы тогда не за награды. Мы и не думали о них. Поэтому не расстраивались, когда нас не награждали. Да и ни к чему они были нам: войне конца не было видно, не сегодня-завтра убьет, а то и в следующую секунду, мы же на передовой, — ну зачем она мне, эта награда? Даже радовался, когда долго не награждали, а то наградят, давай плату за это — смерть схватишь. Воевали мы не за награды, а за Родину, нам бы побольше немцев истребить, которые столько зла причинили нам.
Орден Великой Отечественной войны 1-й степени. 4 апреля 1944 годаИ все же, спустя почти год после первой награды, уже в сорок четвертом, меня наградили второй раз. За этот год мы столько боев в обороне и наступлении провели, столько смертей, ранений пережили, наступая от Харькова к Полтаве и на Кировоградчине. На Ингульце целую зиму вели бои в обороне. И опять же меня посылали, когда никак «языка» не удавалось взять или немецкую пушку, терроризировавшую нас две недели, не могли разведать и уничтожить. Когда требовалось делать что-то трудное или невозможное, начальство всегда вспоминало обо мне. Вот и в тот раз из всей дивизии выбрали меня. Нелегко было через минное поле, колючую проволоку, немецкие траншеи проникнуть в тыл к противнику, обнаружить, подкараулить и уничтожить эту пушку. Не буду повторяться, я уже рассказывал, как было трудно и смертельно опасно обнаружить и уничтожить эту проклятую пушку. Скажу лишь, что до сих пор помню, как переползали с радистом минное поле, как горели от снега кисти рук и кожа живота, израненные колючей проволокой, как целый час шипели над головой, пронизывая шапку, трассирующие пули. Но радость была великая, когда я обнаружил и уничтожил на глазах у всей передовой эту зловредную пушку. Люди до исступления радовались, увидев, как взлетела вверх тормашками вместе с расчетом немецкая пушка. Увиденное запомнилось им на всю жизнь. И через полсотни лет мои боевые товарищи при встречах вспоминали ту пушку. Эта людская радость была нам с радистом дороже всех несостоявшихся наград. Хотя никто не считал и не учитывал наши подвиги. Для нас тогда самым главным было — сделать дело.
Вспоминаются и другие необычные, неординарные бои, когда благодаря смелости, находчивости, опыту да и везению выходил победителем из самых сложных боевых ситуаций. Некоторые особенно запомнились. Ну, например, из-за ошибки комбата Абаева въезжаем мы на машинах с гаубицами на прицепе в деревню — а там немцы! И для нас неожиданность полнейшая, и немцы глазам не верят: русские на грузовиках пожаловали! До этого у нас в полку уже был случай, когда в пылу наступления артиллерийская батарея к немцам въехала — и погибла: не успели орудия отцепить, как их немцы постреляли. Мы же проявили такую расторопность и такое бесстрашие, что не только не потеряли ни одного человека, но еще и перебили полторы сотни немцев, захватили село и мост через Ингул. А мост на войне — это бескровная переправа, ему цены нет! Это сотни и сотни жизней солдат! Сколько десятков плотов с солдатами спустили мы в бурные весенние воды Южного Буга, так и не захватив плацдарма на том берегу. А люди погибли. Потребовалось еще несколько сотен жизней, чтобы форсировать реку. А Ингул дивизия с ходу переехала по захваченному нами мосту. Никто о нас и не вспомнил.
А потом форсирование Днестра весной сорок четвертого. Тогда перед самым Днестром я со своими разведчиками и связистами отбил у немцев четыре исправных гаубицы, с этими орудиями мы проникли в тылы к немцам, вырвались к Днестру и с батальоном Морозова благодаря внезапности обеспечили бескровное форсирование Днестра. Радость была неимоверная, особенно у тех, кто наверняка погиб бы во время переправы в холодной воде и под огнем противника. Сколько же теперь спасли мы жизней! Если бы в условиях весеннего разлива пришлось форсировать эту широченную реку обычным штурмом… Начальство в ходе форсирования так радовалось удаче, что к ордену Ленина обещало меня представить. О Героях-то тогда и не мечтали, а самую высшую из возможных наград прочили мне безоговорочно. На том все и заглохло.
Однако жизнь на фронте шла своим чередом. На передовой свершались подвиги, гибли люди, а в тылах по деревням, в теплых постелях тешились с молодицами тыловики и политработники. Никто в них не стрелял. Подавляющее большинство из них и не собиралось погибать, а после войны они стали бить себя в грудь и рассказывать, как они «За Сталина» в атаку ходили. Что поделаешь: каждому свое и в смысле вклада в Победу. А награждать ведь всех надо. Иной тыловик был начальству дороже нескольких окопников, да и напоминал он о себе частенько — его и награждают в первую очередь.
Где-то под Одессой бежали мы с пехотой вслед за отступавшими немцами. Слышу, кто-то надрывно орет мне в спину:
— Михин, остановись, никак догнать не могу!
Оглядываюсь: Кочелаба — помначштаба полка. Торможу бег, он сует мне в руку орден и сразу же убегает в тыл, а то ведь пули летят, его и убить могут. Потом, после боя, разглядел орден: Отечественная война 1-й степени.
Орден Александра Невского. 7 ноября 1944 годаИтак, за форсирование Днестра, где я сыграл ключевую роль со своими трофейными гаубицами, обеспечив бескровную переброску полков дивизии, меня ничем не наградили.
