Абрам Вольф - В чужой стране
5 декабря. Сегодня — День Конституции СССР. По этому случаю в клубе бригады был устроен вечер. Много было гостей — французов, англичан, американцев.
Часто приглашают к себе в гости рабочие. Вчера были на вечере, устроенном в честь партизан русскими, украинскими и польскими шахтерами. Угощали нас от всей души, не пожалели последних франков. Эти люди работают на здешних шахтах по два, по три десятка лет. Но по родине они сильно тоскуют. Один русский шахтер, старик, сказал мне: «И жить тяжело на чужой земле и помирать. Да, брат, тяжело ложиться в чужую землю…»
20 декабря. Немцы предприняли контрнаступление в Арденнах. Прорвались к французской границе, взяли город Рошфор. Мы слышим гул орудий. Судя по всему, американские войска в панике бегут. Франция наводнена дезертирами. Газеты сообщают, что во Франции скрывается сто тысяч американских солдат. Кругом идут облавы…
Почему американские войска, так хорошо вооруженные техникой, не могли справиться с немцами в Арденнах? Ведь немцы не имеют здесь, на западе, больших сил! Об этом среди наших партизан много разговоров. Объясняют по-разному. Многое нам не понятно…
Только что прослушал сообщение о новых победах Красной Армии. Наши войска вышли к Будапешту, освобождают Чехословакию… Красная Армия спасает народы от гибели. Какое это счастье — быть ее солдатом!
24 декабря. Молодец Дядькин, молодец! Вот тебе и лейтенант, 24 года… Нет, не только возрастом и чином определяются качества человека! Рука у него умная и твердая. Кое-кто хотел не признавать власть, да ожегся. «Строптивые» побывали на гауптвахте. Не понимают эти люди, что мы среди чужих, что за каждым нашим шагом следят и по нашему поведению судят о русских, о Красной Армии…
В Брюсселе
В глубоком раздумье, поеживаясь от холода и потирая озябшие руки, Шукшин шагал по большому, неуютному кабинету. За окном сыпал густой снег. Тяжелые влажные хлопья, подгоняемые ветром, неслись сплошным потоком.
В комнате было полутемно, и от этого казалось еще холоднее.
Зима в этом году не баловала. Бельгийская столица замерзала: шахты не работали, в городе совсем не было угля. Хлеба в Брюсселе тоже не было. Приехавшим из Лондона бельгийским министрам некогда было заниматься снабжением населения. У них были другие дела…
Об этих-то делах, о положении в стране и размышлял помощник начальника Советской военной миссии Шукшин, шагая взад и вперед по кабинету. У него только что был Вилли, руководитель айсденских коммунистов: приехал по делам в Брюссель и зашел навестить друзей. То, что рассказал Вилли, взволновало Шукшина и встревожило.
Да, обстановка в Бельгии сложная. Сразу не разберешься… Куда ведет линию правительство Пьерло? Когда Пьерло сидел в Лондоне, он был против восстания, его правительство заклеймило призыв Фронта независимости к восстанию против фашистских оккупантов, как авантюру. Шукшин хорошо помнит выступления по радио министра иностранных дел Спаака, призывавшего бельгийцев сидеть спокойно, не «раздражать» врага. Бельгийские патриоты не послушались министров, отсиживавшихся в Лондоне. Партизанские полки и отряды отважно дрались на улицах Брюсселя, в арденнских горах, на бесчисленных каналах. Когда же Пьерло и его министры в обозе английской армии приехали в освобожденный Брюссель, они объявили себя инициаторами и вдохновителями народного восстания.
Шукшину вспомнилось собрание в Королевском оперном театре «Монне». Пьерло, в экстазе вскидывая к небу распростертые руки, восклицал: «Мы гордимся нашими славными патриотами — храбрыми бойцами Сопротивления! Слава им, героям, слава им — сынам Бельгии, отстоявшим честь нашей нации… Слава!»
Это было осенью. А что произошло потом? Когда гитлеровцев вышибли из Бельгии, партизанские полки бросили на самый тяжелый участок фронта — в устье Шельды. Гитлеровцы, чтобы держать под ударом главную базу снабжения союзных армий — порт Антверпен, оставили в Зеландии отборные части. Антверпен беспрерывно бомбардировался летающими снарядами. Англичане не смогли выбить гитлеровские войска из Зеландии: немцы, взорвав плотины, залили всю низменность водой. С суши к их укрепленным пунктам не могли приблизиться ни танки, ни артиллерия, с моря позиции врага прикрывали мощные форты. Бельгийским партизанам пришлось пробиваться к опорным пунктам врага на плотах, в рыбачьих лодках, а часто просто вплавь или по горло в воде. Отряды Сопротивления, не получавшие поддержки, истекали кровью.
Тысячи храбрецов нашли могилу под водами, затопившими долину Шельды. Но правительство Пьерло, не считаясь с огромными потерями, бросало на штурм сильно укрепленных опорных пунктов врага новые и новые отряды партизан, обрекая их на гибель.
Шукшин шагает в раздумье по кабинету, а в ушах его звучит голос Вилли, подрагивающий от гнева и полный душевной боли: «Они хотели обескровить силы Сопротивления, они хотели покончить с нами руками немцев, как сделали это американцы, там, на канале у Ротэма… Одна рука действует, Констан, одна рука!»
Сегодня правительство Пьерло уже открыто требует роспуска и разоружения отрядов Сопротивления. По городу распространяются провокационные слухи, будто «коммунистические» отряды готовят вооруженное выступление против «законного бельгийского правительства и его союзников». Пьерло вчера заявил, что силами внутреннего Сопротивления «дирижируют из одного зарубежного центра». Газеты, как по команде, подняли кампанию против Сопротивления.
Шукшин останавливается у окна, прищурив глаза, смотрит на косые струи снега, думает: «Какую цель они ставят? Эта пропаганда — подготовка к следующему, решающему шагу. Они хотят разгромить силы внутреннего Сопротивления! Сначала заигрывали с народом, а теперь решили расправиться. Чувствуют за своей спиной поддержку… А может быть, их подталкивают? Но партизаны так просто оружия не отдадут. Чем все это кончится? Да, могут быть осложнения! Вчера в Королевском цирке должен был состояться митинг партизан. Интересно, что они решили?»
Вошел Тягунов, весь облепленный снегом. Партизанский батальон, которым он командовал, стоял в Брюсселе, и Тягунов часто заходил к Шукшину.
— А я только хотел тебе звонить… Садись! — Шукшин доказал рукой на стул. — Ну, как там? Что? Мне нельзя было пойти на митинг, надо держаться подальше от этих дел…
— Понимаю! — Тягунов положил на стол мокрую шляпу, закурил. — От нашего батальона была только небольшая делегация. И мы были без оружия. А бельгийские партизаны даже ручные пулеметы захватили… К цирку отрядами подходили.
— Только брюссельцы были?
— Четвертый брюссельский корпус пришел весь, а от других соединений прибыли представители.
— Без потасовки обошлось?
— Без потасовки. Отряды жандармерии оцепили весь цирк, заняли соседние кварталы. Но остановить вооруженные колонны они не решились. В помещении цирка тоже были жандармы — стояли в проходах, в фойе. Партизаны предложили им убраться… Митинг прошел с накалом! Сам знаешь, народ горячий… Соскакивают с мест, кричат хором: «Позор предателям!», «Не сдадим оружия!» И автоматами потрясают… Картина была внушительная!
— Что же решил митинг?
— Заявили правительству протест. Я думаю, что до вооруженного столкновения не дойдет. Впрочем, Пьерло может пойти на провокацию. Они понимают, что партизаны — главная сила Фронта независимости. Фронт независимости Пьерло признал только на словах…
— Они были вынуждены считаться с Фронтом независимости. Это — большая сила, народ! Не будь за спиной у Пьерло американских и английских войск, он бы так не распоясался…
— Значит, приложили руку союзники?
— Еще как! — Шукшин подошел к столу, взял сигарету, нервно размял ее в пальцах. — Английский посол Ничбелл Хьюджессен при первой же встрече со Опааком здесь, в Брюсселе, потребовал роспуска отрядов Сопротивления. Командует Черчилль… и, конечно, американцы. Знаешь, что заявил Эйзенхауэр? Он не потерпит, чтоб на его коммуникациях находились «коммунистические отряды»… Ты заметил, что в Брюсселе появились новые части союзников.
— Да. Говорят, что перебросили с фронта на отдых.
— Предлог! Рядом с королевским дворцом расположилась английская танковая бригада…
Раздался телефонный звонок. Шукшин снял трубку.
— Тебя, Борис Иванович. Из батальона.
— Тягунов слушает. Что? Что такое? — Тягунов поднялся, лицо побледнело. — Не пускать! Никого не пускать! — Я выезжаю… — Тягунов бросил трубку, схватил шляпу. — Ворвался отряд жандармов, хотят разоружать…
— Еще раз решили попробовать? Держитесь твердо, никаких разговоров о сдаче оружия!
Пока Тягунов мчался в машине по узким, обледеневшим улицам Брюсселя, в батальоне разыгрывались бурные события. Отряд бельгийских жандармов, разоружив стоявшего у входа часового, ворвался в здание, которое занимал батальон. Партизаны, услышав шум, высыпали в вестибюль, стали стеною против жандармов, загородили дорогу в помещения первого этажа и на лестницу, которая вела наверх, к складу оружия. Из толпы жандармов, занявших половину большого вестибюля (часть отряда оставалась на улице), вышел майор. Выхватив из кобуры пистолет, он угрожающе крикнул:
