Мицос Александропулос - Ночи и рассветы
— Боюсь, как бы чего не разбила…
— Не разобьет. Христина хорошая девочка. Правда, Христина?
— Да, — согласилась Христина и дважды стукнула босой ножкой туда, откуда ее стукнула другая девочка в зеркале.
Они вернулись в столовую.
— Я сварила кофе, — пригласила к столу хозяйка.
На столе стояли чашечки с кофе и розетки с вареньем. Космас заметил, что женщина уже успокоилась и весело хлопотала по хозяйству. Она была еще молода, но уже увяла, как увядают после родов большинство бедных женщин в этих краях. Худая, изможденная, она смотрела на Космаса глазами, полными благодарности, и смущалась оттого/что не может принять его, как хотела бы. Космас спросил ее о семье. Семья — вот эта девочка да мальчик одиннадцати лет. Мужа в прошлом году убили немцы. Дом в деревне сожгли. Остался клочок земли. Сынишка столуется в молодежной организации. Сама она ходит по домам — стирает, метет улицу. Надеется получить пенсию за мужа. Англичане три раза раздавали продукты — муку, мясные консервы, сою, а также немного белья. Потом перестали. Позавчера сбросили листовки.
Она показала одну листовку. В центре бедная женщина — Греция. Большая рука с эмблемой английского знамени протягивает мешок с продуктами. Но меч разделяет их и не позволяет женщине взять подарок. Это партизаны.
— Живите здесь сколько хотите, — сказал Космас на прощание.
* * *Во дворе Космаса ждал мальчишка. Он молча протянул руку, и Космас увидел записку.
— От Макиса, — застенчиво сказал мальчик. Космас развернул листок и прочитал: «Догадываюсь, что тебе наговорили про меня твои друзья, но я по-прежнему верю в твой справедливый характер и надеюсь, что наша дружба не может так легко угаснуть. Если ты тоже так думаешь, зайди ко мне. Я очень хочу тебя видеть.
Макис».
— Он болен? — спросил Космас.
— Нет! — Мальчик покраснел.
— А тогда почему… — Космас снова взглянул на записку: «Догадываюсь, что тебе наговорили про меня твои друзья…»
Когда в первый же вечер в клубе Космас спросил о Макисе у их общего друга, тот только покачал головой: «А! Совсем раскис парень… Сначала был с нами, горел энтузиазмом, рвался к подвигам, но скоро разочаровался. Пришел и со свойственной ему искренностью заявил: «Больше не могу, тяжело». Мы не удивились. Мы знали Макиса. Потом прошел слух, что он зачастил в другие организации. Я как-то встретил его и спросил: «А у них не тяжело?» — «Нет, — говорит, — там вообще ничего не делают, разве что устраивают литературные вечера…» А теперь он за то, чтобы англичане снова привезли нам короля и сделали Грецию великой державой…» Монархические настроения у Макиса были для Космаса новостью. И отец его, и все прочие родственники, люди богатые и влиятельные, слыли ярыми республиканцами, а дядя Макиса, генерал, близкий друг Венизелоса, не раз играл видную роль в антимонархических переворотах. Космас с Макисом частенько перелистывали его известную книгу мемуаров «История демократического движения в Греции». В этой книге генерал раскрывал интересные подробности исторических событий, пересказывал свои беседы с видными политическими деятелями, приводил фотокопии писем, которые получал от Венизелоса, Папанастасиу, Кафантариса, своего лучшего друга Михалокопулоса и других борцов за республику в Греции. В доме у Макиса висела фотография генерала в величественном шлеме и парадном мундире, при орденах и шпаге. Макис получил ее в подарок с дарственной надписью самого генерала. Умер генерал в годы диктатуры. Макис боготворил своего дядю, хотя и не слишком пылко. Умеренность всегда и во всем являлась определяющей чертой в его характере. Строгое воспитание в благопристойной, состоятельной семье ограждало его от дурных влияний, круг друзей был очень узок. Если родители считали, что с этим мальчиком Макису лучше не дружить, он не дружил, если они запрещали ему и вовсе разговаривать с ним, он не разговаривал. С Космасом они дружили с раннего детства.
— Ну ладно, пойдем, — сказал Космас мальчику. Это был младший брат Макиса. — А почему Макис не захотел встретиться где-нибудь в другом месте?
— Он никуда не ходит. Боится, что его схватят…
— Кто?
— Ваши, — смущенно буркнул мальчик.
— А дома его не могут схватить?
— А Макис и не сидит дома. Он только сейчас дома, тебя ждет…
— Значит, мы теперь вроде заговорщиков? — засмеялся Космас. — Ну ладно! Посмотрим, как поживает Макис… А тебя-то как зовут?
— Спирос.
— А ты не боишься, что тебя схватят?
— Ни чуточки! — Спирос прыгал рядом с Космасом, подбрасывая ногой встречные камушки. — Мама хочет, чтобы я тоже никуда не ходил, а я позавчера ночью выпрыгнул с балкона.
— И куда ты пошел?
— Ты только молчи, а то мама говорит, что у нее падает сердце… Я пошел в клуб, там был вечер для ребят, и я танцевал с одной девочкой…
— Молодец! Что ж ты Макиса с собой не захватил?
— А я ему сказал! Но он пошел спать в баню, чтоб его не арестовали! Делает, что ему мама говорит. Такая мямля! «Садись!» говорит мама. Садится. «Вставай!» Встает.
Макис встал навстречу Космасу, обнял и поцеловал его. Он был очень растроган.
— Я думал, что ты сам ко мне зайдешь…
— А я думал, что увижу тебя с ребятами. Чего это ты сидишь взаперти?
Вошла его мать, она сердечно поздоровалась с Космасом, нашла, что он ни капельки не изменился (пустой рукав его пиджака она не заметила), сказала, что Макис очень скучал без друга и они часто о нем вспоминали. Теперь Космас вернулся и, конечно, поможет своему другу, который переживает тяжелые, критические минуты жизни… Госпожа Арети не могла удержать слез и поднесла к глазам платочек.
— Ну чем провинился Макис? Что он сделал? Почему его так ненавидят?
Космас попытался ее утешить.
— Ты не знаешь, Космас! Жизнь Макиса висит на волоске!
— Прошу тебя, мама! — Макис осторожно взял ее под руку и повел к двери. — Обещай мне не волноваться!
— Да, да, мой мальчик!
Спирос невозмутимо наблюдал за этой сценой из глубокого кресла и, встретившись глазами с Космасом, лукаво подмигнул…
Буквально через минуту госпожа Арети вернулась вместе со старой служанкой. Они принесли лампы и два подноса, заставленные сладостями, фруктами, напитками. Космас запротестовал, но госпожа Арети сказала, что у Макиса только один и, она надеется, верный друг. Она поставила подносы на стол и вышла, уводя за собой сопротивлявшегося Спироса.
— Я еще увижу тебя, Космас! — крикнул он уже в дверях. — Правда?
— Обязательно, — ответил Космас и обернулся к Макису: — Какой шустрый у тебя братишка. Он мне очень понравился.
— Да, да… И в кого он пошел? Понятия не имею…
— В дядю, конечно! Тоже будет генералом!
— Да, да… Наверно. — Макис наливал в рюмки ликер.
Теперь, когда принесли лампы и полутемная комната была освещена, Космас убедился, что здесь ничего не изменилось. Письменный стол Макиса, книжный шкаф, ковер на полу, на стенках фотографии Макиса. На старом месте висел и генерал. Не изменилась комната, не изменился и Макис — уравновешенный, спокойный, добрый, в элегантном костюме, словно и не было страшных лет бедствия.
— Послушай, Макис, — серьезно заговорил Космас, собираясь повлиять на своего друга, как влиял когда-то, — оставим вино и сладости до другого раза. Скажи-ка мне лучше: что с тобой происходит? Кого ты боишься, кто тебе угрожает? Хоть убей, не понимаю, что тебя пугает. Думаешь, тебя посадят за то, что ты хочешь короля?
— Да провались он пропадом! Ничего подобного я не говорил!
— Ну, а если б и сказал, это не преступление. Если уж ты до того докатился, что желаешь короля, — желай себе на здоровье! Я говорил с ребятами, никто и не думал тебе угрожать…
Дверь открылась, и вошла госпожа Арети.
— Я должна сама объяснить тебе, Космас, насколько серьезно обстоит дело. Макис никого не трогал, он ни во что не вмешивался. И о короле тоже говорил не он, а другие. Пусть они и отвечают! Макис ни в чем не виноват. А Маунас, ты помнишь, он с детства был хулиганом и разбойником, теперь он партизан, ходит с револьвером… Так вот, он сказал своей маленькой сестренке, что своими руками прикончит всех барчуков, в том числе и Макиса. А что ему сделал Макис?..
— Успокойтесь, госпожа Арети. Если даже Маунас так и сказал, то вовсе не значит, что так и сделает.
— Сделает! Сделает! — нервно всхлипнула госпожа Арети и снова достала платочек. — Поговори с ним, Космас, обязательно поговори. Он такой дикарь… Только ты не передавай ему этого, скажи, что мы его любим…
Макис слушал мать с удовлетворением. «Совсем свихнулся парень», — думал Космас, пытаясь уловить в его взгляде хоть какую-то живинку. Но никакой живинки не увидел он на красивом, неподвижном, словно высеченном из мрамора лице с классически правильными чертами и с выражением классической безмятежности.
