Йозеф Глюкселиг - Сейф дьявола (роман и повести)
25
Полковник Говард сделал все, что от него требовалось, и теперь ему оставалось лишь ждать результатов. Он сидел на вилле у телевизора рядом с молчаливым Браудером и скучал.
— Что бы вы сказали, Гарри, — внезапно проговорил полковник, — если бы мы вышли прогуляться?
Браудер кивнул, и полковник продолжал:
— Я думаю, можно и пропустить по рюмочке… Поищите какое-нибудь кафе.
Браудер перелистал несколько газет. И то, что он выбрал бар «Романе», было неслучайно: его реклама оказалась самой броской.
— Ну что ж, посмотрим, — согласился Говард.
Через час они уже ужинали в отдельном кабинете роскошного бара, отличавшегося умеренными ценами, отличным обслуживанием с иголочки одетых официантов и толпой экстравагантных девиц, очевидно, являвшихся одним из компонентов интерьера.
— Какое мнение у вас сложилось о Штрайтцере? — спросил Говард, отодвигая тарелку.
— Я не люблю немцев, сэр, — коротко ответил Браудер.
— Вот как? — удивился Говард. — Как же вы пришли к этому?
— Просто не люблю. — Браудер замолчал и внимательно посмотрел в сторону стойки бара, к которой в этот момент подошел как всегда одетый в пурпурный смокинг Дин Пауэлл, беседуя с заискивающей перед ним платиновой блондинкой.
Говард перехватил взгляд Браудера и усмехнулся:
— Однако немки не гладят вас против шерсти, не так ли?
— А что здесь делает…
— То же самое, — перебил его полковник, — что делают эти дамы во всех барах мира.
— Я не имею в виду девицу, сэр. Я говорю о парне, который болтает с ней.
Говард еще раз взглянул на стойку:
— Он выглядит как эстрадный певец или что-то в этом роде. Вы его знаете, Гарри?
— Да, сэр. Это английский агент Дин Пауэлл.
— Он вас тоже знает?
— Конечно… Мы познакомились с ним на Ближнем Востоке.
В этот момент Дин Пауэлл повернулся, заметил, что Браудер смотрит на него, поправил галстук-бабочку, при этом показав на выход, и, оставив свою собеседницу у стойки бара, направился в коридор.
— Пойти за ним? — спросил Браудер.
— Разумеется, — кивнул Говард.
Пауэлл ждал Браудера в конце длинного коридора у туалетных комнат.
— Рад вас видеть, — дружески приветствовал он капитана.
— Взаимно…
— По-прежнему тянете лямку?
— А вы?
Пауэлл улыбнулся и предложил Браудеру сигарету. Оба закурили и с минуту помолчали.
— У меня есть для вас информация, — сказал Пауэлл.
— Сколько?
— Пять тысяч…
— Пять тысяч долларов — это куча денег, дружище, — проговорил Браудер. — Это вам могло бы испортить репутацию.
— У меня создается впечатление, — вежливо продолжал хозяин бара «Романе», — что я порчу себе репутацию, предлагая вам информацию, которая могла бы уберечь вас от позора и сэкономить вам более крупную сумму, за какие-то пять тысяч, дружище.
— А не могли бы вы намекнуть, к чему относится ваша информация?
— Фирма ТАНАСС… — коротко обронил Пауэлл.
Браудер на мгновение задумался, но англичанин не дал ему времени на раздумье:
— Буду ждать вас в своем кабинете в течение получаса… Этот бар принадлежит мне, если вы этого не знали, дружище.
— Я в кармане сейф не ношу, — заворчал Браудер. — Могу вернуться приблизительно через час.
— В таком случае я подожду, — сказал Пауэлл, отбросил сигарету, тщательно вытер пальцы белоснежным платком и поднялся по лестнице.
Когда Браудер передал Говарду содержание своей беседы, полковник долго не раздумывал:
— Это надо сделать, Гарри!
Браудер выполнил его распоряжение, и через час Говард знал немногим меньше, чем Ноймайер. Полковник узнал, что второй человек филиала американской секретной службы в Мюнхене, Петр Галва, уже почти полгода встречается с агентом чехословацкой секретной службы, ранее известной под именем Сузаны Карпентье.
26
В Стамбуле недалеко от Галатского моста прогуливались Галва, Торанце, Крайски и Сантанелли. С любопытством рассматривали они шумный морской паром, связывающий европейскую часть города с азиатской, называемой Ускюдар. Если спутники Галвы ничем не отличались от оживленных туристов, то сам он был необычайно молчалив.
— Вы, кажется, немного не в себе, дружище? — обратился к нему Торанце.
— Не переношу самолеты, — улыбнулся Галва. — До сих пор не могу прийти в себя.
Это было правдой только частично, потому что то главное, что его беспокоило, не имело ничего общего с аллергией на воздушные перелеты.
— А что, если пропустить по стаканчику без содовой, шеф? — предложил Крайски, для которого английский язык представлял непреодолимую трудность, поэтому он с большим удовольствием перешел на немецкий.
Это задело Торанце, и он заметил:
— Не могли бы вы говорить так, чтобы я вас понимал?
— Ну конечно… — заворчал Крайски. — В этой операции меня может свести с ума, кажется, только английский язык.
Сантанелли сразу же вмешался:
— Это неэтично. Мы с мистером Торанце тоже спокойно могли бы изъясняться на итальянском, — заметил он на таком же плохом английском, как и Крайски.
— Да, вполне могли бы, — согласился с ним Торанце, — только я не знаю, что бы вы по этому поводу сказали.
Но Крайского это не интересовало. Взглянув на часы, он проговорил:
— Меня уже ждет агент.
— Это далеко? — спросил Торанце.
Крайски указал прямо перед собой:
— Это здесь, на улице Кеманкес.
— Тогда вперед, Крайски! — приказал ему Галва. — Мы за вами!
Крайски послушно двинулся, остальные — за ним. У дверей небольшой кофейни на улице Кеманкес прохаживался турок, одетый в белый костюм. Оглядевшись вокруг и увидев Крайского, он пошел ему навстречу, и они оба исчезли в кофейне.
Галва подтолкнул Сантанелли:
— Посмотрите-ка там…
Сантанелли утвердительно кивнул, но Торанце остановил его, заметив:
— Сложность заключается в том, что первый вариант нашей операции, собственно, зависит от этого турка…
Галва понял его намек:
— Вы хотите с ним переговорить?
— Это идея! — ответил Торанце и вошел в кофейню.
— Осторожный синьор, не правда ли? — заметил Сантанелли после его ухода. — Никому не верит.
Галва только пожал плечами — эти гангстерские замашки начинали действовать ему на нервы.
— Сразу видно, соображает… — упрямо твердил Сантанелли, и можно было заметить, что он необычайно горд за своего земляка.
Торанце и Крайски вышли из кофейни через полчаса.
— Готово… — с удовлетворением констатировал Крайски.
Галва взглянул на Торанце:
— У вас есть какие-нибудь замечания?
— Он выглядел именно так, как я его представлял, — улыбнулся тот.
— Не знаю, — немного возбужденно проговорил Галва, — каким вы его себе представляли, однако ходили вы для того, чтобы убедиться, способен ли он сделать то, что нам нужно.
Торанце нахмурил брови и хрустнул суставами пальцев:
— Он обещал… А вообще, я был бы очень рад, если бы последствия перелета у вас уже прошли, дружище.
— Речь идет не о воздушных путешествиях, — перебил его Галва, — а о том, чтобы вы наконец поняли, кто руководит операцией!
Торанце спокойно кивнул:
— Вы… Но я не люблю, когда меня окружают чересчур нервные люди.
Галва должен был согласиться с ним, потому что чувствовал, что ведет себя неразумно. И главное, не то, что он говорил, а то, что с момента приземления в Стамбуле он казался слишком возбужденным.
— Турок приготовил для нас автомашину за углом, — вмешался в их разговор Крайски. — Документы и ключи у меня в кармане. Вы сами сядете за руль, шеф?
— Что за тачка? — спросил Галва.
— «Шевроле»… И вроде бы в порядке…
Галва утвердительно кивнул, взял у Крайского ключи и документы.
— У людей не всегда есть настроение петь песни, — примирительно обратился он к Торанце.
— Ну конечно, — согласился тот, — жаль только, что вам не повезло именно в этом городе.
А Галва думал о том, что именно в этом городе должна решиться его судьба — судьба чехословацкого разведчика.
Чем ниже опускалась на город ночь, тем больше усилий требовалось от Галвы, чтобы скрыть охватившее его смятение. Он оказался в тупике и не мог найти выхода из него. Если операция с инженером Машитой удастся — а поводов сомневаться в этом не было, — то перед ним откроется путь в американскую секретную службу. Тогда он достиг бы цели, о которой ни он, ни его пражские друзья не могли даже мечтать. Но какой ценой он заплатит за это? Он не знал, кто такой Машита, он знал только, какой интерес представляет этот Машита для американской секретной службы. В конце концов он пришел к выводу, что интерес к чехословацкому инженеру очень большой, потому что полковник Говард никогда по мелочам не играл. Следовательно, он, Галва, должен сделать все возможное, чтобы операция провалилась. Однако таким образом он захлопывал перед собой дверь. Но самое обидное заключалось в том, что он пока не знал, как эту дверь захлопнуть. Он знал, как провести операцию, но как ее провалить…
