Дмитрий Медведев - Сильные духом (Это было под Ровно)
— Сватов? — зло повторил Цыган. — Ты уж вросватана. — И он обвел рукой вокруг ее шеи, показывая петлю.
Дело принимало серьезный оборот. Василий Дроздов, присутствовавший при разговоре, бросился за Крутиковым.
— Эту дивчину, — произнес Цыган, обращаясь к Крутикову, — разыскивает «эс-бэ».
— Ее? — спросил Крутиков недоверчиво. — Ты вот что, Цыган, ты давай-ка лучше лодку ищи.
— Лодку найдем! — входя в раж, грозно заявил Цыган, удерживая Наташу. — Я знаю эту невесту. Пусть она скажет: кто оружие к партизанам увез? Что? Не помнишь такого случая? Так мы напомним… А ты чего? — крикнул он на Крутикова, схватившего его за руку. — Большевичку укрываешь?
— Доедем — разберемся, кто она такая, — миролюбиво сказал Крутиков. — А сейчас иди ищи лодку, или… — Крутиков нарочно помедлил, — или придется тебе окунуться в воду, а плавать ты не умеешь. Понял?
Цыган переглянулся со своим напарником. Их было двое, а в группе двадцать один человек.
Сопровождаемый Дроздовым и Приступой, бандит отправился на поиски лодки.
Больше он ни слова не проронил о Наташе.
Он помог найти лодку, переправился вместе со всеми, но в группе подозревали, что он успел сообщить о своей догадке ездовым, отправлявшимся на санях обратно. Следовало торопиться. В ближайшем хуторе Крутиков снова достал лошадей и сани, и, не задерживаясь, отряд помчался дальше. Во время стоянки Цыган и его напарник исчезли. Разыскивать их было некогда, да и бесполезно.
На следующую ночь группа перешла границу Галиции. Дорога лежала на Боратын — родную деревню Дроздовых.
Это был трудный путь. Шли по колено в снегу. Каждый шаг стоил больших усилий. А тут еще разыгралась пурга, и идти стало еще тяжелее.
— Ничего, — успокаивала Женя, по мере приближения к родной деревне спешившая больше всех и забывшая про усталость, — это хорошо, что пурга: следы заметет.
Показалась деревенька.
— Это не наша, — сказала Женя, — наша дальше.
Видя, что все выбились из сил, Крутиков решил сделать остановку. Он облюбовал для этой цели крайнюю хату, в окне которой мерцал слабый свет. Не успели партизаны приблизиться, как из хаты выбежала женщина, вероятно, хозяйка, и, завидя незнакомых с трезубами, подняла крик. Со всех сторон начали сбегаться крестьяне, вооруженные вилами, топорами и кольями. Деревня, в которую, видимо, нередко наведывались бандиты, на этот раз приготовилась к отпору. «Раскрыться? — мелькнуло у Крутикова. — Нет-нет, — сразу же решил он, — чем черт не шутит…»
Превозмогая усталость, отряд бросился в сторону.
Поблизости от Боратына, по словам Дроздовых, должен был находиться домик лесничего, поляка, которого звали пан Владек. Место для остановки казалось подходящим.
— Этот пан Владек верный человек? — несколько раз осведомлялся Крутиков у Дроздовых.
— Человек хороший, — отвечала Женя, и Дроздов поддерживал ее оценку. — Ему можно поверить. Знаем его хорошо. О нем весь народ хорошо отзывается. Он у нас лет десять лесничим.
Пан Владек, круглый, румяный, неопределенного возраста человек, принял партизан очень радушно. В Дроздовых он узнал своих старых знакомых.
— Так, партизаны, выходит? — говорил он немного удивленно и как бы не веря тому, что видит. Он суетился, усаживая пришедших гостей; велел затопить печь, чтобы лучше обогреть хату. — А я открываю дверь и думаю: что еще за хлопцы пришли до меня ночью? Пустил — и тревожусь, а тут, можно сказать, пришла ко мне Советская власть!..
— Пан Владек, — сказал Крутиков, — мы будем просить вас помочь нам выбрать более безопасную дорогу.
— Не надо говорить «пан Владек», — поправил его лесничий, — лучше сказать «товарищ Владек». Дорогу я вам укажу. Я всю округу на пятьдесят километров знаю. Если у вас, товарищ командир, есть карта, я покажу по карте, как вам надо идти. Вам надо идти на Гуту-Пеняцкую. Немцев там нет. Вот она, Гута, недалеко. — Владек взял карандаш и начертил им кружок на карте, раскинутой на столе. — Это не деревня, а крепость. Вокруг нее крестьяне поставили свои посты с пулеметами. Почти у каждого есть винтовка, гранаты. Женщины и те владеют оружием. Только вы там эти… ваши снимите. — Он показал на трезуб на шапке Крутикова, которую тот забыл снять.
— Кокард, товарищ Владек, мы снимать не будем, — подумав, не согласился Крутиков с советом лесничего. — Мы сделаем иначе. Мы попросим вас сходить в Гуту… Хорошо бы сейчас же, ночью, и предупредить о нашем приходе. Мы будем там завтра. Сейчас половина третьего, — Крутиков взглянул на часы. — До рассвета мы успеем отдохнуть, а с рассветом выйдем. Вы нам окажете большую услугу.
— Хорошо, — согласился Владек. Было по всему видно, что он рад оказать услугу партизанам. Он быстро оделся, снял со стены охотничье ружье и, сказав гостям, что могут располагаться у него в хате как дома, ушел.
Еще раньше Крутиков отпустил Василия Дроздова в Боратын. Тот вернулся задолго до рассвета. Он разведал обстановку, достал хлеба, табаку. Побывав у тестя — отца Жени, он узнал, что их — Василия и Женю — после их исчезновения из деревни долго разыскивали фашисты; старика таскали в гестапо, били, но он упорствовал, твердил, что ничего не знает.
Дроздов был возбужден свиданием с родными. Он говорил громче обычного, расхаживал взад и вперед по комнате; его волнение передавалось Жене, которой очень хотелось увидеться с родными. Они оба начали упрашивать Крутикова сейчас же, не дожидаясь возвращения Владека из Гуты, идти в Боратын.
— Бандеровцев там нет, — говорил Василий, — там мы сможем достать лошадей.
Женя, поддерживая мужа, говорила, что в Боратыне они легко обо всем договорятся. Крутиков, хотя и опасался, что с появлением группы в селе крестьяне могут узнать их как партизан, все же согласился. У него не хватило сил отказать Жене в свидании с родными, тем более что в Боратыне у нее остался ребенок. Соблазнила его также возможность достать лошадей.
В Боратыне, выдавая себя все так же за бандеровцев, они потребовали лошадей.
Дроздовым Крутиков разрешил зайти домой.
Им открыл отец. Женя бросилась к спящему ребенку, припала к постели, не решаясь обнять, чтобы не разбудить, и расплакалась. Василий молча взял ее за плечи, отвел в сторону, усадил. Подошла мать и со слезами стала просить Женю, чтобы та осталась дома. Так как дочь молчала, мать стала просить о том же Василия и Крутикова, который зашел сюда в ожидании, пока закладывают лошадей.
— Ни, мамо, — тихо сказала наконец Женя. — Ни. Как я могу…
Старик, молча до того наблюдавший эту сцену, вдруг выступил вперед и строго сказал:
— Нихай дочка идэ, куды совисть наказуе, за своим чоловиком.
Решив таким образом вопрос о дочери, он предложил гостям выпить на дорогу по чарке горилки.
Через несколько минут Крутикову доложили, что сани готовы.
В Гуте действительно были начеку. Партизаны заметили это сразу. Лошадей с ездовыми отослали. Надеясь, что Владек успел предупредить гутовцев, Крутиков сказал партизанам, чтобы те подождали, а сам пошел в село. У околицы собралось человек сорок крестьян, большинство было без оружия, но некоторые держали винтовки.
Навстречу выступил сутулый крестьянин. Он подозрительно поглядел на трезубы, красовавшиеся на шапках гостей.
— Кто вы? — спросил он Крутикова, когда тот в сопровождении бойца Клепушевского вышел вперед.
— Советские партизаны, — ответил Крутиков, глядя крестьянину в глаза.
— Откуда идете?
— Из Цуманских лесов.
Сутулый начальник отряда самообороны недоверчиво шевельнул густыми бровями.
— Куда?
— На запад, — прямо и просто ответил Крутиков.
— На западе нет Красной Армии, — резко сказал сутулый. — Говорите, что вы советские партизаны, а почему на шапках у вас трезубы?
— Нельзя ли зайти куда-либо в дом? — не отвечая на вопрос, сказал Крутиков. — Там легче будет говорить. — И добавил, улыбаясь: — Мы слышали о вас.
— От кого?
— О вас говорил пан Владек, лесничий…
На строгом лице сутулого блеснуло что-то похожее на улыбку. Он более доверчиво посмотрел на Крутикова, но сказал по-прежнему сухо и коротко:
— Идите за мной!
Сопровождаемые крестьянами, партизаны пошли в село. Их отвели в пустующее помещение школы. Здесь сутулый, оказавшийся на самом деле руководителем сельской обороны, назвал себя Казимиром Войчеховским и продолжал свои расспросы. Его интересовали сообщения с фронтов, положение в стране, а также сведения о польской армии в Советском Союзе, причем во всех этих вопросах он казался более осведомленным, чем Крутиков. Позже выяснилось, что у него был радиоприемник. Крутиков догадался, что Войчеховский продолжает «прощупывать» гостей, все еще не веря, что имеет дело с советскими партизанами.
К Клепушевскому подошел молодой крестьянин и спросил, не учился ли тот в львовской гимназии. Клепушевский повернулся и ахнул: он узнал товарища по гимназии! Хотя учились они в разных классах, так как Клепушевский был старше, но знали друг друга. Среди вновь пришедших в школу крестьян нашлись двое, которые узнали в Дроздове товарища, работавшего одно время вместе с ними в Бродах. Недоверие рассеивалось.
