Свен Хассель - Направить в гестапо
На дне одного из окопов мы поставили свою кастрюлю и крепко придавили крышку камнями, чтобы ничто, кроме прямого попадания, не могло расплескать драгоценную жидкость.
Уже почти совсем стемнело. Луна пряталась за ковром облаков, и небо представляло собой густую бархатистую черноту.
— Господи, до чего тихо, — негромко произнес Старик. — Не будь я в этой игре так долго, то, наверно, ощутил бы искушение подняться на вершину холма и посмотреть, что делается.
Издали донесся собачий лай.
— Черт возьми, где все-таки русские? — спросил Барселона.
Старик указал в сторону сосен, стоявших неподвижно и прямо, как часовые.
— Там, в своих окопах — задаются вопросом, почему так тихо, и что мы, черт возьми, замышляем.
— Хоть бы они вышли и сражались, — проворчал Хайде. — Ничто так не сводит с ума, как тишина.
Темноту внезапно разрезал леденящий смех, но это всего навсего смеялся Порта, надувавший Малыша за игрой в кости. Где-то у противника залаял пулемет. Один из наших ответил несколькими меланхоличными очередями. На наших глазах из-за сосен покатился океан пламени, к небу вздымалась волна за волной, каждой предшествовал сильный взрыв. Казалось, что содрогаются даже горы.
— Реактивные установки[9], — заметил Старик. — Пока что бьют далеко от цели…
Мы снова услышали собачий лай пулемета. В темной ночи где-то на севере серии ярких вспышек распарывали небо.
И вот тут-то явился связной от оберст-лейтенанта. Весь раскрасневшийся, он бежал со всех ног и вопил как сумасшедший:
— Сообщение пятой роте! Сообщение пятой роте!
Лейтенант Ольсен в ярости бросился к нему.
— Тихо ты, придурок! Из-за тебя весь фронт может взлететь на воздух в пелене пламени!
— Слушаюсь. Виноват. Но это сообщение очень важное. Оберст-лейтенант требует, чтобы вы немедленно явились к нему с донесением и получили новые приказания.
— Какого черта!…
Лейтенант отвернулся, что-то бормоча. Связной стоял в недоумении. У него было приятное, чисто выбритое лицо, мундир без единого пятнышка и любознательно-наивный вид. Порта несколько раз смерил его взглядом.
— Откуда прибыла твоя часть?
— Из Бреслау, — последовал горделивый ответ. — Сорок девятый пехотный полк.
И глаза на розовом лице с любопытством уставились на лежавшего в окопе Порту.
Порта издал сатанинский смех.
— Тоже мечтаешь о наградах? Ну что ж, беги, добывай себе Железный крест, скатертью дорога — найдешь его где-нибудь в куче дерьма!
Ошарашенный — Порту он не знал, так что ничего удивительного — связной повернулся и побежал к оберст-лейтенанту.
Горы снова конвульсивно содрогнулись, словно от какой-то сильной внутренней боли. Небо прорезали полосы красного и голубого огня. Местность на много километров вокруг словно бы купалась в море вечного пламени, мы зажмурились от яркой вспышки и поглубже вжались в окопы. Пока что основной удар выдерживали русские, но и нам было не особенно сладко.
— Черт возьми! — проскулил Хайде, утирая дрожащей рукой лоб. — Не знаю, что делают с русскими эти установки, но из меня они просто душу выматывают. Эти идиоты как будто понятия не имеют, куда бьют…
— Осторожно! — заорал Штайнер. — Русские вступают в бой!
Едва он умолк, земля задрожала — в перестрелку включилась тяжелая русская артиллерия. Мы свернулись в своих окопах калачиком, как собаки на улице в зимнюю ночь, машинально прикрывая ладонями каски. Сквозь полуоткрытые веки я увидел, как позади нас поднялась стена пламени от взорвавшихся русских крупнокалиберных снарядов, и меня обдало волной горячего воздуха.
Потом неожиданно — так неожиданно, что я ощутил потрясение — наступило затишье. Обстрел прекратился, и не было слышно ни звука.
Те из нас, кто уже успел повоевать, остались лежать, свернувшись, в окопах, однако несколько новичков беспечно высунулись, дабы посмотреть, что происходит. Лейтенант Шпет крикнул им из окопа:
— Не поднимайте голов, чертовы болваны!
Кое для кого предупреждение оказалось запоздалым, потому что так же внезапно, как наступила тишина, раздалась новая серия взрывов. Гораздо более близких, чем предыдущие — можно сказать, прямо у нас перед носом.
— На третий раз накроют, — пробормотал Барселона. — Аккурат угодят в нас.
Я подумал, что он, возможно, прав. Русские не могли все время мазать. Удача должна была нам изменить.
— У них корректировщик где-то там в соснах, — сказал Штайнер.
Во время секундного затишья он рискнул приподнять на несколько дюймов голову и крикнул Порте:
— Эй, Порта! Сними этого гада, а? Тогда, может, получим минутку покоя.
— Попытаюсь, — ответил Порта. — Чего не сделаешь ради спокойной жизни — только бы засечь каналью.
Он вылез из окопа, отполз немного вперед, растянулся во весь рост и стал оглядывать сосновый лесок через инфракрасный прицел своей винтовки[10].
— Я мог бы рискнуть, — сказал Малыш, достав из кармана удавку и выглядывая наружу. — Держу пари, я смогу подобраться к нему. Только обвить бы проволокой горло, и мы…
— Назад! — прошипел лейтенант Шпет.
И очень вовремя. Едва Малыш спрятался обратно в окоп, раздался очередной залп. Снаряды упали среди траншей, и по всей их длине послышалась обычная какофония криков и воплей тяжелораненых.
— Ну, вот, — сказал Барселона. — Несколько бедняг покалечено и убито — может, они теперь оставят нас в покое.
— Ну да, пока мы опять не начнем пальбу из этих гнусных реактивных установок, — злобно произнес Хайде.
Легионер подполз к Порте. Острыми глазами засек движение среди сосен и ткнул Порту в бок.
— Вон он — спускается — видишь? Справа от большой сосны. Смотри внимательней, а то прошляпишь его!
Порта приложил винтовку к плечу и стал напряженно вглядываться в прицел.
— Где, черт побери? Не вижу.
— Смотри — видишь вон ту большую сосну? Которая сильно возвышается над другими? На три пальца вправо…
— Ага! — Порта торжествующе поднял большой палец. — Да, теперь ясно вижу этого ублюдка… спускается вниз… ничего не подозревая… У этого хмыря на груди орден Ленина! Кто бы мог подумать? Орден треклятого Ленина[11]…
— Кончай болтать, черт возьми, делай дело! — прошипел сквозь зубы Легионер.
— Ладно-ладно, не паникуй, — спокойно ответил Порта. — Времени достаточно. Еще один шажок вниз…
Говоря, он приложил палец к спусковому крючку. Раздался короткий, отрывистый хлопок, и ничего не подозревавший корректировщик рухнул к корням сосен, половина его черепа была снесена. Легионер кивнул.
— Молодец. Давай свою книжку, отмечу.
Порта протянул маленькую желтую записную книжку, какие носили все меткие стрелки для ведения счета. Легионер отметил последний успех Порты и полистал предыдущие страницы.
— Недурно, — заметил он.
— Я не меньше прикончил удавкой, — с завистью сказал Малыш. — А для этого, знаешь, требуется куда больше мужества. Тут не сидишь на заднице, таращась в бинокль, нужно подходить вплотную… — Он вызывающе кивнул Легионеру, а затем, пораженный внезапной мыслью, снова повернулся к Порте. — Слушай, а как у него с зубами?
— Не видел их, — с сожалением ответил Порта. — Этот хмырь ни разу не улыбнулся. Может, посмотрим? Все пополам?
Второго приглашения Малышу не требовалось. Они поползли к рощице, рискуя жизнью ради возможности поживиться золотыми коронками.
Лейтенант Ольсен тоже воспользовался возможностью размять ноги.
— Подмени меня, ладно? — обратился он к Шпету. — Пойду, узнаю, чего нужно этой старой бабе оберст-лейтенанту. Я недолго.
И побежал к относительной безопасности леса, где у оберст-лейтенанта размещалась штаб-квартира. Какой-то пулемет начал изрыгать трассирующие очереди, но пулеметчик явно был растяпой, и они прошли стороной, не причинив Ольсену вреда.
Пока что это было все. Остальное мы узнали мало-помалу — когда Ольсен давно уже вернулся.
Оказалось, что когда он, тяжело дыша, вошел в коттедж, оберст-лейтенант выказал нежелание отвлекаться, но в конце концов снизошел до того, чтобы выслушать донесение Ольсена, которого сам срочно требовал совсем недавно. Семеро составлявших ему компанию офицеров слушали с таким же безразличием.
Они сидели вокруг стола под толстой скатертью, обильно уставленного едой и вином. Ольсен, думая, что, видимо, оказался в некоей стране чудес, по ходу донесения оглядел все, что там было: хрустальные вазы с цветами; сияющую хрустальную люстру; голубую фарфоровую посуду; денщиков в белых куртках, почтительно стоявших у подлокотников кресел. На миг голос его дрогнул; казалось невероятным, что жестокое побоище и роскошный ужин могут проходить одновременно, всего на расстоянии считанных метров одно от другого.