Сергей Тютюнник - Непримиримые (сборник)
– Укройся! – говорит он ребенку, шарахнувшемуся к бабушкиной ноге.
И только после этого поднимается над окопами бабий вой и плач.
– Давай беги за Иванченко, за замполитом!.. Кого из начальства увидишь – всех сюда! – кричит солдату оглохший, придавленный чужой бедой Чихория и начинает шарить по карманам в поисках курева, забыв, что сигареты – в куртке на окоченевших плечиках ингушской девочки…
Близится вечер. Мелкий осенний дождь сыплется на непокрытую голову ребенка, студит загоревшее красивое лицо Невестина, летит в распахнутые в крике и плаче рты спасшихся ингушей, на измазанную глиной сгорбленную над мертвым сыном спину женщины в окопе…
– Братья и сестры! – хрипит в гудящую толпу ингушей замполит полка майор Савинов, как хрипел с утра на другой стороне военного городка в толпу осетин. – Мы уважаем ингушский народ! Мы вас не дадим в обиду! Вы все будете эвакуированы на наш полигон, под охрану воинов Российской армии! Никто вас там не тронет! Но вести полк в бой на ваш поселок мы не имеем права. Борьба с бандитами возложена на милицию и внутренние войска!..
Над головами сбившихся в кучу людей взлетает гул недовольства. Проклятия милиции и осетинам повисают в сыром воздухе.
– У армии другие задачи! Наш полк, как и другие армейские части, тоже получил приказ! – задыхается в крике высохший от забот Савинов. – Мы должны этот приказ выполнить и потому не сможем защищать ваш поселок от бандитов!.. Сейчас подъедут наши машины! Вы погрузитесь в кузова и поедете на полигон! Там будет крыша над головой, там вас и покормят из полевых кухонь! Это все, что мы можем для вас сделать!..
Взлохмаченный Иванченко, измученный совещаниями и подготовкой к маршу на Чечню, курит со своими офицерами в стороне. Пожилая ингушка с выбившейся из-под платка серой прядью волос подходит к ротному и цепляется за его руку. Пятилетняя внучка, укрытая бушлатом Чихории, по-прежнему держится за юбку бабушки и смотрит большими черными глазами на изуродованное лицо Георгия.
– Товарищи офицеры! – всхлипывает ингушка. – Я знаю: ваше начальство может не разрешить вам это сделать, но умоляю – сходите в поселок и принесите нашим детям одежду и еду!
– Мы не сможем, мы не успеем, – бурчит Иванченко и вырывает свою руку.
– Офицер! Ты не русский, ты меня поймешь, – кидается к Чихории и прилипает к нему ингушка. – Мы достанем денег, мы после заплатим! – Она сползает по телу Георгия и опускается на колени в замешанное ногами сырое тесто земли. – Спасите, кого сможете! Там раненые есть, дети, старые люди!
– Я русский, – отвечает Чихория. – Но я вас понимаю. Встаньте!
– Входите в любой ингушский дом, – стонет ингушка. – Никто вас не осудит. В любой дом входите: там все соседи – русские и осетины – наших людей в подвалах прячут от бандюг и кударцев. Выведите ингушей, а то их всех поубивают! – захлебывается старуха. – На коленях прошу: спасите ингушей, спасите наших детей! Принесите хотя бы одежду и еду тем, кто оттуда вырвался!
Чихория поднимает женщину. Она качается от горя на ослабевших ногах.
– Не волнуйтесь. Сделаем, что сможем, – и смотрит на одетую в его бушлат девочку.
Иванченко рядом скрипит зубами и поглядывает на кричащего майора Савинова, осунувшегося за сутки до неузнаваемости.
До полуночи Чихория с солдатами, кланяясь пулям, бродит по чужим дворам, где одуревшие псы таскают в зубах кишки из развороченных человеческих тел. Взвод ищет по подвалам поселка укрывшихся ингушей и выводит их в полк. Из дымящихся, пропахших гарью домов взвод таскает одеяла, куртки и еду. Вой собак и свист свинца сопровождают Георгия и его подчиненных. Чужие слезы и стенания, чужие кровь и проклятия сопровождают солдат.
Измученные спасательной работой, до тошноты наглядевшись трупов, только глухой ночью добираются они до казармы, где ошалелый от предвоенного психоза Иванченко готовит роту к маршу на Чечню – отрезать от нее куски кукурузных полей и бывшие казачьи станицы для создания Ингушской республики.
VIII
Невыспавшиеся, с красными глазами и щетиной на лицах, со смятением в душах выступают наутро в путь солдаты и офицеры.
Колонна машин петляет по изнасилованной дороге. На перекрестках ее встречают и провожают посты военных и полувоенных людей в затасканных бронежилетах: внутренние войска, десантники, милиция, «народное ополчение»… Разбитое шоссе перегорожено железобетонными блоками. Грязные бронетранспортеры и боевые машины пехоты на обочинах покоятся в ямах, замышленных как окопы для техники. Костры дымятся под откосами. Шелудивые бродячие псы роются в пустых консервных банках.
В головной машине едет командир роты старший лейтенант Сашка Иванченко. Он держит на коленях заряженный автомат и готов к любым неожиданностям. Запруженная местными жителями дорога за Назранью не становится неожиданностью. Толстомордый «Урал» мягко, как в масло, въезжает в скопище людей и тормозит.
– Оккупанты, убирайтесь в свою Россию! – кричат ингуши и чеченцы высунувшемуся из окна Иванченко.
– Не пустим! – орут юноши с озорными глазами.
Чихория сидит в кабине второй машины и наблюдает за кипящей толпой. По грузовикам с солдатами летят первые камни.
– Разойдись! – орет Иванченко, открывает дверцу машины и клацает предохранителем автомата.
К ротному подскакивает шустрый мужичонка с горящими быстрыми глазками.
– Люди! Посмотрите: они же все пьяные вдрызг! Посмотрите! – суетится возле грязных сапог Иванченко мужичок, скалится и поправляет свою каракулевую шапку.
И тут Чихория замечает в толпе видеокамеру. Оператор целится объективом в Сашку, налившего злой кровью свои и без того красные от недосыпа глаза. Иванченко замахивается автоматом на провокатора, но Георгий вылетает из кабины и орет над головами гудящей толпы:
– Саня! Видеокамера! Снимают!
Иванченко поворачивает свирепое лицо к Чихории, долго соображает, но через секунду-другую все-таки въезжает в смысл сказанного, ищет глазами видеокамеру и, глубоко дыша, успокаивает себя. Он кладет автомат в кабину и орет, перекрывая галдеж человеческой запруды на дороге:
– Уважаемые ингуши, чеченцы и люди других национальностей! Это колонна Российской армии! Мы не оккупанты и не бандиты, – кричит Иванченко. – Мы движемся по территории России к административной границе будущей Ингушской республики, в создании которой вы должны быть заинтересованы!..
Гомон толпы понемногу утихает. «Чистый комиссар», – ухмыляется про себя Чихория, наблюдая за ротным командиром, который «толкает речь» в расчете на видеокамеру и надеясь, что нe все у дороги – провокаторы.
– Все офицеры пьяные! – суетится в толпе мужичонка в каракулевой шапке, блестя колючими глазками. Он недоволен поведением русского офицера и шныряет между людьми, шепча им что-то в уши.
– Никто тут не пьяный. За моей спиной, – махнул рукой на приостановившиеся машины Иванченко, – в глубине колонны едут военные медики, они подтвердят мои слова…
Чихория поворачивает голову назад – туда, куда показал рукой ротный. Вдоль шоссе, по обочине, едет бронетранспортер.
«Савинов, – догадывается Георгий. – Агитацию в массах проводить… Опоздает», – решает Чихория и закуривает, следя за работой оператора с видеокамерой. «Для кого же и кто это снимает?» – думает он.
– Подобные разговоры, – продолжает Иванченко, возвышаясь на подножке автомобиля над митингующими, и тычет рукой в мужичка в каракулевой шапке, – мы будем расценивать как сознательное препятствие государственной власти!
– Га-га-га! – гогочет в толпе молодежь и скалит порченные наркотическим куревом зубы.
– А теперь, – делает паузу Иванченко, хватанув побольше воздуха в легкие, – кто за создание Ингушской республики – прошу очистить дорогу; кто против Ингушетии – можете стоять на шоссе хоть до посинения – мы все равно пойдем вперед!
«Это тебе не Савинов со своими «братьями и сестрами», – думает о ротном с восхищением Чихория и улыбается, глядя на рассасывающуюся с дороги толпу. Оператор опускает видеокамеру, и Георгий замечает недовольное сюжетом смуглое лицо.
Бронетранспортер тормозит около головной машины, из люка выныривает замполит майор Савинов, похожий худобой на Кощея Бессмертного.
– Что тут случилось? – кричит он Иванченко, интересуясь причиной задержки колонны.
– Уже все нормально! – орет ему ротный. – Политзанятие проводил!
– Ага, – кивает ничего не понявший Савинов и ныряет в люк.
Бронетранспортер становится в голову колонны. Рыча моторами, машины дергаются и начинают ползти дальше – к новой, в Москве рожденной границе между Ингушетией и Чечней.
IX
На окраине станицы – заброшенный полевой аэродром военного училища летчиков. Сюда курсанты приезжали летом на практические занятия. Поэтому постройки на разрушенном аэродроме – легкие, фанерные, рассчитанные на жару. Но сейчас – начало ноября. В окнах трех сохранившихся зданий – ни одного стекла. Двери выбиты, деревянный пол во многих местах сорван. Есть крыши и стены. Полк приютился здесь, потому что это лучше, чем стоять лагерем в чистом поле на пронизывающем холодном ветру и под дождливым небом. Кроме того, в летнем лагере летчиков сохранились забор, контрольно-пропускной пункт (КПП) с кирпичной сторожкой и железными воротами, а вокруг аэродрома во многих местах есть ограда с колючей проволокой.
