Станислав Олейник - Правоверный
— Сдаюсь, сдаюсь, — засмеялся Фил, поднимая обе руки, и повернувшись в зал, подозвал официанта.
— Заказывай ты, — обратился он к Якову, ты здесь старожил.
— Ну, что ж, если ты так желаешь, — ухмыльнулся тот, и приступил к процедуре диалога с официантом. Делал он это обстоятельно, со знанием дела. Во всем чувствовалось, что процедура эта доставляет ему очень большое удовольствие.
Еда, друг мой Филипп, как любовь к женщине, — должна быть продуманной до последней детали, — смеялся он, потирая руки, и кивая в сторону сидящих на высоких стульях перед стойкой бара крутозадых, ярко накрашенных девиц.
Сначала им подали холодную закуску и водку. Оркестр негромко играл вальс «На сопках Манчжурии». Сначала выпили под холодную закуску, потом за предстоящую командировку Фила. Официант принес жаркое. Выпили под жаркое. По настоянию Фила официант принес рюмки больше похожие на наперстки, поэтому застолье было больше символическим.
Оркестр затих. На эстраду, с гитарой в руках, поднялся высокий пожилой человек. Благородная седина красивых волос выгодно сглаживала его скуластость. Ровный, с небольшой с горбинкой нос, такой, какие обычно называют «римским», подчеркивали его аристократичность. Далеко не новый смокинг, аккуратно облегал его сухощавую жилистую фигуру.
Тихий, постепенно нарастающий перебор гитарных струн мягко обволакивает полумрак небольшого зала. И вдруг, что-то далекое, родное врывается в зал. Красивый, чистый густой баритон мягко выводит: «…ямщик, не гони лошадей…».
Фил почувствовал легкий озноб. Он украдкой посмотрел на Якова и, с удивлением увидел, как по его щеке горошинкой скатывается слезинка. Какое-то мгновение зал замирает, затем взрывается аплодисментами.
— Давай дружище, — осевший голос Якова вернул Фила из далекого прошлого. — Выпьем за ту, которую оставили…
И, вот поплыл романс, который так нравился Филу. Запись его он не так давно слышал в одном из кафе-баров. А сейчас, с грустью смотря на исполнителя, он едва слышно тому подпевал:
«Бокал шампанского…. — все связано с тобою…
Как много ты былого, запомнил с прошлых лет.
Лихих гусар-красавцев, гвардейских офицеров,
Которыми когда-то, гордился высший свет…».
Тишина в зале не наступала, потому что сразу раздался шквал аплодисментов и крики «браво». Затем небольшая пауза, и снова в свои права вступил оркестр…
Около ресторана стояло несколько полицейских. Лениво помахивая дубинками, они ожидали своих потенциальных клиентов. О том, чтобы кто-то из друзей сел за руль «седана», не могло быть и речи, хотя, завидев полицейских, Яков мгновенно отрезвел. В последнее время блюстители порядка были для него, как красная тряпка для быка. Яша сразу вспомнил, как около месяца назад в районе Бродвея он влип в неприятность: Приехав по делам на Риверсайд-драйв, рискнул отставить машину в запрещенном месте. Полицейскими даже и пахло. И только вышел из «седана», как из стоявшего напротив магазинчика, к нему, как пауки к своей жертве, бросились двое полицейских.
Яков успел прыгнуть в машину, запустил движок и, только крутанул руль вправо, чтобы выехать на проезжую часть, как перед ним выросли, с нацеленными на него кольтами, полицейские. Искаженные злобой лица, говорили о решимости их принять к Якову, самые, что ни на есть, радикальные меры. И через несколько секунд он уже стоял, опершись руками на кузов «седана», чувствуя, как его профессионально обыскивают опытные руки полицейского. Тогда по суду он лишился ста долларов, вместо тридцати штрафа, если бы не сделал попытки сбежать.
«Седан» пришлось оставить на стоянке до утра, подарив служителю ресторана, пять «баксов». По домам доехали на такси.
На первом этаже дома, где проживал Яков, светилось рекламой и окошками ночное кафе. Яков с трудом, но уговорил Фила, посетить его. Он даже предложил тому заночевать у него.
— А как же твой дядя? Ты говорил, что его достали рэкетиры?
— Потом, Фил, все потом… Сначала давай сюда, — Яков подхватил друга под руку и потащил в сторону мигающего рекламой кафе.
Кафе было полупустым. Заказали по чашечке кофе. Хмурое лицо Якова говорило, что хмель его покидает. Он молчал и, изредка, словно намереваясь, что-то сказать, бросал на Фила свой напряженный взгляд. Наконец с шумом вздохнув, выдержал паузу, и тихо сказал:
— Фил, дружище, только не перебивай меня, и ни о чем не спрашивай. Иначе я замолчу, и ты не вытянешь из меня, ни сейчас, ни в будущем, ни слова.
Фил молча кивнул головой.
Яков одним глотком допил кофе, жестом попросил официанта принести еще два, закурил сигарету, и тяжело вздохнув, наконец, решился:
— Ты под «колпаком» Фил. И воду вокруг тебя мутит, твой начальник Стивенс. Хотя он такой же Стивенс, как ты, — Джексон. Извини, я не хотел тебя обидеть, — смутился Яков, увидев, как тот резко дернулся на стуле.
— Так вот. Стивенс почему-то тебе не доверяет. А потому, он настоял перед службой внутренней безопасности, проверить тебя, так сказать, по всем «швам». На тебя «стучу» даже я. Поверь, это я тебе говорю, как другу. И чтобы ты знал, я желаю тебе только добра. Будь осторожен…
Фил внимательно слушал. И вдруг его поразило лицо Якова. Оно стало, каким-то бледно-серым. Его вытаращенные глаза смотрели куда-то поверх головы Фила. Затем с трудом пробормотав, — извини, я сейчас, — поднялся из-за стола, и быстрым шагом направился в сторону туалета.
Фил резко повернулся. Но, ни у входа в туалет, ни у входа в служебное помещение, никого не было.
— Видимо парню плохо стало, — решил он, вспоминая каким бледным было лицо Якова…
То, что он услышал от друга, новостью для него не было. Любая спецслужба, беря к себе на службу нового человека, обязана, как выразился Яков, проверить его по всем «швам». Но он уже прошел несколько жесточайших проверок…. И почему вдруг Стивенс? Может быть, того насторожила чрезмерная пунктуальность и исполнительность Филиппа, что среди сотрудников «Дома» было большой редкостью?
— Нет, все это ерунда, — отмахнулся он. Внеслужебных контактов, за исключением одной проститутки-соотечественницы, у него ни с кем не было. Да и то, ее наверняка, давно уже «выкрутили»…
По-моему все это чушь…. Но если решили еще проверять, пусть проверяют, — он перехватил проходящего мимо официанта, рассчитался и, не раздумывая, направился в сторону туалета. Его беспокоило долгое отсутствие Якова.
В туалете было пусто. Фил прошелся по нему взглядом. Единственное окошко, под самым потолком, было закрыто. Рядом мерно гудел вытяжной вентилятор. Все четыре кабинки были пусты.
— Мистика какая-то, — озадачено подумал он. — Не мог же он пойти в женский.
Вышел из туалета и внимательно посмотрел в сторону служебного входа, из которого, то входили, то выходили официанты. Не раздумывая, Фил устремился туда. В конце коридора, по которому он шел еще был вход-выход. Через полуоткрытую дверь со двора долетали приглушенные крики, и тупые, похожие на удары, звуки. У двери его попытался остановить какой-то крепкий парень. Не раздумывая, Фил поймал его за грудь, приподнял, и резко ударил его дернувшейся головой о стену. Не проверяя результата, отбросил парня в сторону, и выскочил во двор.
Лунный свет четко высветил три мужских силуэта, заталкивающих в багажник автомобиля, что-то большое и бесформенное.
— Яша! — крикнул он, бросаясь к машине. Но тупой тяжелый удар, обрушившийся на его голову, опрокинул на землю.
Сознание возвращалось к нему вместе с пульсирующей болью в затылке. Он лежал на цементном полу, в углу большого, чем-то похожего на склад, помещения. Пошевелиться было сложно, его руки и ноги были связаны. Рот был залеплен скотчем.
До него долетели непонятные крики:
— Итальянцы, что-ли, — подумал он, услышав непонятную быструю речь. С трудом, разлепив веки, увидел перед собой расплывчатые пятна человеческих силуэтов, которые постепенно оформились в полнее осязаемые мужские фигуры и лица. Одно принадлежало маленькому щуплому, лет пятидесяти человечку, в сером плаще и надвинутой на глаза шляпе. Что-то, крича на непонятном языке, он бегал вокруг стола и размахивал руками. Второй, лет сорока, высокий, с массивной головой, глубоко посаженными глазами и тяжелой челюстью, почтительно стоял, опустив голову. Третий, примерно такого же возраста, что и второй, но с более мягкими чертами лица и торчащей во рту не зажженной сигаретой, деловито привязывал к спинке стула, что-то похожее на человеческую фигуру.
Наконец, тот что кричал и размахивал руками, успокоился и сел за стол. Закурив сигарету, он посмотрел на привязанного к стулу человека и, перейдя на великолепный английский, спросил:
— Где наши камни!? Ты водишь нас за нос уже целую неделю! Спрашиваю последний раз, ты, вонючее дерьмо, где наши камни!?
![Михаил Катюричев - Эквилибрист. Путь долга [litres]](/uploads/posts/books/262264/262264.jpg)
