Владимир Миронов - Первая мировая война. Борьба миров
Между тем шло время, и уже запахло мировой войной. Как ведет себя Николай II? Казалось, тот после проигранной войны с Японией и чудовищного побоища, которое устроил своему народу на Дворцовой площади 9 января 1905 г., станет умнее. И не будет желать новой войны, понимая всю губительность ее для России.
Риторика его вроде бы направлена на сохранение мира. В беседе с русским послом в Болгарии Неклюдовым Николай II заметил: «А теперь, Неклюдов, слушайте меня внимательно. Ни на одну минуту не забывать тот факт, что мы не можем воевать. Я не хочу войны. Я сделал своим непреложным правилом предпринимать все, чтобы сохранить моему народу все преимущества мирной жизни. В этот исторический момент необходимо избегать всего, что может привести к войне, нет никаких сомнений в том, что мы не можем ввязываться в войну — по крайней мере, в течение ближайших пяти-шести лет, —до 1917 г. Хотя, если жизненные интересы и честь России будут поставлены на карту, мы сможем, если это будет абсолютно необходимо, принять вызов, но не ранее 1915 г. Помните — ни на одну минуту раньше, каковы бы ни были обстоятельства или причины и в каком положении мы бы ни находились».
Уйма миролюбивых фраз. И все открещиваются от войны. Писатели, философы, поэты в каком-то ослеплении упивались «золотыми лучами мира». Послуживший на дипломатическом поприще в Пекине, Афинах, Штуттгарте, Мадриде, Цетинье немало лет Ю.Я. Соловьев признался, что даже накануне войны, осенью 1913 г. он «не думал, что мы уже почти накануне ее и в преддверии ряда столь тяжелых лет». Д. Кончаловский в очерке «Состояние русского общества перед войной 1914 г.» уверял, что российская дипломатия, в отличие от германской, французской, английской «в случаях, когда дело шло о Европе, большей частью бродила подобно странствующему рыцарю по белому свету, преследуя фантастические планы, радея о чужих интересах и целях, беспричинно создавая себе врагов, иногда даже выращивая таковых себе на будущее время за счет усилий и жертв собственной страны». Но так ли это на самом деле?
Германия требует свою долю
Крупнейшие страны рвали Землю на части. В стае этих прожорливых и ненасытных хищников выделялись лидеры — Англия, США, Франция, Германия, Япония, Австро-Венгрия и Россия. Меж ними развернулся спор. Германия, лишь недавно набравшая экономическую и военную мощь, опоздала к разделу колониального пирога. Доставшиеся ей жалкие крохи, вроде установления протектората над рядом территорий в Африке, захват мелких кусков земли в Китае и Юго-Восточной Азии, не могли удовлетворить Германскую империю Она хотела серьезной доли, т. е. передела колоний.
Германский флотПозицию империалистических кругов Германии сформулировал О. Ниппольд в книге «Германский шовинизм», где привел следующую красноречивую выдержку из резолюции, принятой на собрании империалистов (1912): «Мы не можем переносить более положение, при котором весь мир станет владением англичан и французов, русских и японцев. Мы не можем также верить, что только мы одни должны довольствоваться той скромной долей, которую уделила нам судьба сорок лет назад. Времена изменились — и мы не остались теми же… Ныне для Германии больше не представляет важности вопрос, как она ведет свои дела в мире… Только приобретением собственных колоний мы можем обеспечить себя в будущем».
Если исходить собственно из общепринятой логики империализма, немцы были абсолютно правы в своих желаниях. Великие вопросы «могут быть разрешены не речами и подачей голосов, но мечом и кровью» (Бисмарк). Немцы, как и все западные «демократии», хорошо усвоили истину, что сила и интересы являются наивысшим правом («Unzer Interesse ist unser Recht»). Потому крупнейшие страны на мировой арене вооружались бешеными темпами. Половину бюджета Германии составляли расходы на военно-промышленный комплекс (1914). О международном праве забыли напрочь. Все решалось только с позиции силы. Отсюда и взлет интереса к геополитическим исследованиям в Англии, США, Германии, России (Г. Макиндер, А. Мэхэн, Дж. Гобсон, Т. Веблен, К. Клаузевиц, К. Хаусхофер, А.Н. Куропаткин, В.И. Ламанский, В.И. Ленин). И хотя немецкий социолога. Вебер считал, что было бы «слишком просто» выводить объяснения Первой мировой войны из перехода от свободной, экспансионисткой конкуренции к монополизации и перераспределению, и «слишком поверхностно» объявить все это «эрой империализма, стремящегося к переделу мира с позиции силы», только так оно и было.
Немецкий военный корабль Географ и социолог К. ХаусхоферНемец К. Хаусхофер в книге «О геополитике» в главе «Буква закона и натиск жизни» описал это новое состояние Европы. Давление границ и тесность пространства «тяготеют над задыхающейся в тисках Внутренней Европой». Могучие силы требуют пересмотра положения их государств (в иных границах). Право — ничто, сила — все. Поэтому и «государства, как и народы и индивидуумы, должны больше думать о memento vivere, чем о memento mori (лат. «помни о жизни» и «помни о смерти»), если они хотят продолжить свое существование в этой тленности». Он напишет в «Геополитике»: «Абсолютных границ больше нет ни на земле, ни на море, ни в ледяных пустынях полярных ландшафтов… На планете больше нет “no man's land” — «ничейной земли»».
Напомним, Карл Хаусхофер был основателем Немецкого института геополитики (1922), учредителем и главным редактором выходившего в 1924—1944 гг. журнала «Geopolitik» (позднее переименован в «Zeitschift fur Geopolitik»). Его взгляды сложились под влиянием социального дарвинизма и теоретиков американского империализма и философии Востока.
Константинополь — ради обедни?
В свою очередь, и соперники Германии, стремились сломить и сокрушить военное могущество немцев, видя в них угрозу своим владениям и рынкам. Министр иностранных дел России С. Д. Сазонов заявил перед войной: «Основной целью союзников должно быть уничтожение германской мощи, а также притязаний Германии на военное и политическое господство». Война при таких условиях становилась абсолютно неизбежной. Ленин тысячу раз прав, называя ее преступной со стороны всех участников. Весь мировой капитализм выступал «как авантюристический, торговый, ориентированный на войну» (М. Вебер).
Урок Цусимы и 9 января так и не пошел впрок царизму. Желая сгладить горечь поражения от Японии, он решил отыграться в Европе, водрузив крест православия на куполе Святой Софии в Константинополе, захватить проливы. Идея захвата Константинополя—Царьграда и изгнания турок из Европы имеет давнюю историю. Она восходит чуть ли не ко временам князя Олега, водрузившего щит на врата Царьграда.
Идея овладела многими умами. Российские политики, военные, торговцы подыгрывали ей, ведя себя, как авантюристы. Зачем им Константинополь? Зачем понадобилась «бедная» Турция? Славян от ига Турции уже освободили. Ставить нелепую, если не сказать больше — преступную — задачу ликвидации Турции в Европе, не говоря уж о том, чтобы вступить в единоборство с Западной Европой, означало самому сунуть голову в петлю и выбить у себя из-под ног табурет. Ведь в Крымской войне эта попытка уже закончились крахом! Надо было думать: во что обойдется авантюра русскому народу. Но идеологи панславизма слепо уповали на создание Всеславянского союза во главе с Россией (В. И. Ламанский, Н. Я. Данилевский, М. П. Погодин и др.). Подавай им проливы — и все!
Русский славист В. И. Ламанский Святая София в Константинополе Греки празднуют победу над болгарами. 1913 г.Вопрос взаимоотношений России и восточных славян — сложный вопрос. Известный славист профессор Владимир Иванович Ламанский (1833-1914) писал, что он в течение «с лишком 32 лет» не мог указать в своей жизни ни одного месяца, когда бы он не работал и не размышлял «над славянщиной, не читал рукописей, документов, книг, журналов, газет славянских или иноязычных о славянах, не получал бы писем из того или другого края славянского, сам бы не писал или не виделся и не беседовал бы с кем-нибудь из славян…». Многое из написанного им удивительно актуально и сегодня.
После многих лет забвения «Институт Русской Цивилизации» издал его книгу «Геополитика панславизма» (2010) В. И. Ламанский дает верную оценку политической морали и психологии наших славянских братьев, их элит: «Это положение я позволю себе выразить следующим образом: народы славянские, южные, западные, в силу единоплеменности и сходства своих языков, в течение всей своей исторической жизни не могли совершенно утратить памяти о своем общем происхождении и сознания своего первоначального, внутреннего единства, — постоянно находились в более или менее близких сношениях. Характер же этих взаимных сношений определялся их внутренним бытом: чем более подпадал он чужеземному влиянию, чем менее оставался он верен своим коренным народным стихиям, тем скорее утрачивали они сознание своего единства, тем заметнее ослабевали их первоначальные связи, тем враждебнее становились их взаимные столкновения. Пока неприязненные стихии действовали врозь, славяне не сознавали потребности во взаимных союзах. Когда же им явно стала угрожать общая опасность, устроить союз было уже поздно: государства славянские до того прониклись чужеземными элементами, что уже вовсе не годились на потребы славянские… и массы народные не спасли своих государств с их ложной образованностью, а более или менее равнодушно отдались в неволю азиатам и немцам. Славянский мир до того подчинился чуждым стихиям — азиатской, византийской и римско-немецкой, что в XVIII в. можно было думать, что начался процесс разложения славянских народностей… Из среды славянского мира заметно выделялся один русский народ». Славяне Восточной Европы потеряли национальный облик. Сегодня это особенно ясно.
