Борис Комар - Поворотный круг
Южнее Солониц вынырнул фашистский самолет и стал снижаться над железной дорогой.
Протяжно загудел паровоз.
И в это время где-то возле железнодорожного переезда один за другим встряхнули воздух и землю три сильных взрыва. Самолет развернулся и взял обратный курс.
Тут же от переезда стали доноситься более слабые, но частые взрывы.
Отчаянно, тревожно гудел паровоз.
— Вот гад! — выругался старшина. — Попал в вагон со снарядами… — Поправил на голове пилотку, выровнял мотоцикл. — Ну что ж, счастливо оставаться, товарищи! Мне надо ехать. Советую вам немедленно отсюда убираться.
— Пока не поздно… — отпуская поводья лошади, добавил погонщик.
На какое-то мгновение толпа замерла, глядя на дорогу, по которой мчались к мосту мотоциклист и всадник, потом сразу зашевелилась и тронулась вслед за ними. Последним шел поникший милиционер.
Прошли мост, выбрались на середину спуска. Остановились, чтоб посмотреть на Хорольскую дорогу, на железнодорожные пути, пересекающие ее недалеко от Засулья.
Возле переезда на железной дороге валил дым. Наверное, горели военные вагоны, в которые угодил вражеский самолет. Взрывов уже не было слышно.
Дорога была непривычно пуста. Только где-то под Войнихой высоко вверх поднималось сизое облако дорожной пыли, розоватой в предвечернем солнце. Анатолию казалось, что облако медленно движется к Лубнам.
Другие тоже заметили это.
— Танки идут, — сказал кто-то из мужчин.
— Чьи танки? — обеспокоенно спросила женщина, стоявшая рядом с Анатолием.
— Да, наверное, немецкие, — ответил тот же голос. — А наших что-то не видно. Не вышли встречать…
— Ой, горюшко! — вскрикнула женщина. — Так они скоро и сюда придут! Бегите, люди добрые!
Сначала женщины и девушки, за ними мужчины и парни двинулись вверх по спуску.
«Неужели немцы? — все еще не верилось Анатолию. — Что же теперь будет?.. И почему, в самом деле, наши танки не идут им навстречу?»
В городе возле дворов толпились люди. Здесь, видно, еще раньше узнали о приближении фашистов.
В центральном парке собралось много народу.
Анатолий тоже пошел туда.
Незнакомый краснощекий юноша с патронташем и винтовкой (по-видимому, из истребительного отряда) призывал горожан не паниковать и не бояться. Он заверял, что вражеский десант скоро будет разбит, фашистам не удастся захватить Лубны.
«Ага, так это немцы, значит, высадили десант, — немного повеселел Анатолий. — Ну, тогда… — Вдруг вспомнил: — Но откуда у них танки взялись? Неужто с самолетов…»
— Здорово! — неожиданно кто-то толкнул его в бок.
— А-а, Борис. Здорово! И ты здесь. С книжками…
— Уроки сегодня отменили. Домой идти не хочется. Такое творится!.. Вы что, убежали из окопов?
— Убежали.
— Мне говорил Васька с базара. Прибежал как сумасшедший… Мать видел?
— Нет, не видел. Где она?
— Тебя искала. Просила, чтоб я тебя домой привел. Боится, чтобы…
— Послушай, Борис, а откуда в десанте танки? Разве можно их с самолетов сбрасывать?
— Кто его знает, — пожал плечами Борис. — Наверное, можно… Пускай идут, все равно их разобьют. Как видно, наши по холмам поставили пушки. И бронепоезд стоит на станции. Как ударят — перья полетят…
— Я тоже так думаю, — согласился Анатолий. — Ну, пошли, а то мама волнуется.
Только вышли из парка, за городом началась стрельба.
— В Засулье, — произнес Борис.
— Нет, кажется, ближе — на мосту или на спуске.
— Ага… Это наши, видно, их там колошматят.
Он не договорил. Неожиданно раздался сильный трескучий взрыв. Испугавшись, ребята бросились назад, в парк, легли под кустом. Было слышно, как где-то недалеко на мостовую посыпались камни или куски кирпича.
Немного успокоившись, ребята поднялись, выглянули из-за куста.
— В музей, сволочь, угодил… Горит… — первым заметил Анатолий.
По улице пробежало несколько вооруженных дружинников и красноармейцев.
— Тушить побежали, — догадался Борис.
Ребята вышли из парка.
Дружинники и красноармейцы, не добежав до пылающего музея, почему-то повернули обратно.
Теперь уже совсем близко, с улицы Шевченко, доносился надрывный рев моторов и треск пулеметов. Беспрерывно били пушки.
— Танки!.. Танки!.. — закричал кто-то в парке.
Ребята проскочили дорогу, шмыгнули в открытые ворота. Дворами пробрались к дому, в котором жил Анатолий. Перепрыгивая через две ступеньки, взлетели на второй этаж.
Матери дома не было.
Анатолий бросил на кровать кошелку, выскочил в коридор, за ним следом Борис. Постучали к соседям — никто не отозвался.
— В погребе попрятались, — сообразил Анатолий. Подались в подвал. Анатолий дернул за дверь. Она была закрыта изнутри.
Подергал сильнее.
Из подземелья, словно с того света, донеслось тихое, боязливое:
— Кто?
— Я.
— Кто ты?
— Анатолий.
— Сейчас, сейчас…
Анатолий узнал голос Песькина.
Тот откинул крючок, приоткрыл дверь. Из погреба понесло кислой капустой, солеными огурцами и гнилой картошкой.
— Мама здесь?
— Нет.
— Где же она?
— В медсанбат позвали.
— В какой медсанбат? — удивился Анатолий. — Он же выехал.
— Вернулся. Заходите, заходите быстрее. Потом…
Песькин закрыл за ними дверь, накинул крючок.
— Сегодня утром вернулся медсанбат. В сквере возле медтехникума расположился, — рассказывал он, на ощупь спускаясь с ребятами в темное подземелье. — И мать твою туда позвали. Она уже дважды прибегала, искала тебя. Говорила, как придешь, чтоб с нами прятался.
Подвал был битком набит людьми — Анатолий и Борис почувствовали это сразу, как только спустились вниз.
Воздух слишком душный, отовсюду слышался тревожный шепот.
Напуганные женщины начали расспрашивать, что творится в городе.
— Немцы вошли, вот что, — угрюмо сказал Анатолий.
— На танках, — прибавил Борис. — Стреляют — жуть такая…
— Музей подожгли…
— Ой, что же будет?! Ой, горюшко!.. — зарыдала тетя Женя, жена Песькина.
И сразу начала плакать детвора.
— А ну, перестаньте! — крикнул Песькин. — Кому говорю?!
Умолкла тетя Женя. Похныкав еще немного, стихли и дети, только носами шмыгали в темноте.
— Давай присядем, — дернул Бориса за рукав Анатолий.
— Где?
— Вот здесь, на ступеньках.
Нащупали нижнюю ступеньку, сели рядом. Ступенька была холодная и влажная, Борис вытащил из-за пояса учебники.
— Возьми, подложи, — предложил он другу две книжки, две оставил себе. — Бери, бери, они обернутые…
Несмотря на то что погреб был глубокий, выстрелы и грохот танков доносились и сюда. И если вблизи разрывался снаряд, погреб весь содрогался и гудел, словно колокол, а с потолка сыпались на голову кусочки цемента.
Прошло несколько часов. Не стало слышно грохота танков, утихла стрельба, только изредка рвались снаряды.
Борис шепнул Анатолию:
— Может, вылезем, посмотрим?
— Давай.
Но их не выпустили.
— Посидите еще немного, — сказал Песькин. — Пусть совсем утихнет, тогда пойдете.
Но вскоре кто-то постучал в дверь, тихо и торопливо.
Анатолию показался этот стук знакомым.
— Мама! — сразу вскочил он и подался вверх по ступенькам.
И точно — мать.
— Сынок, ты здесь?! — обрадовалась она, увидев Анатолия. — А я чего только не передумала… — Она переступила порог и крикнула в погреб: — Выходите! Немцы отступили.
Один за другим стали вылезать взрослые и дети. Заполнили весь двор. Даже странно, как могло уместиться столько людей в погребе.
Над городом стояло зарево — все еще горел музей. Вокруг стлался едкий, смрадный дым. Низко, над самыми крышами домов и кронами деревьев, кружили напуганные галки. В отблесках пожара они казались призрачными тенями.
Увидев рядом с сыном Бориса, мать всплеснула руками:
— А ты чего стоишь? Скорее беги домой! Там же беспокоятся, не знают, где ты, что с тобой.
— Нечего им беспокоиться. Ничего со мной не случится! — нарочито спокойно ответил Борис.
А на самом деле он давно уже волновался. Знал: дома наверняка все переполошились из-за того, что он до сих пор не вернулся.
— Ой, какие ж вы!.. Беги, сейчас же беги! — сурово приказала мать.
Борис послушался. Садами, огородами помчался домой.
Мать отвела сына в сторону и сказала:
— Тебе тоже надо бежать.
— Куда?
— В больницу.
— Зачем, мама?
— Сегодня утром медсанбат вернулся, а сейчас снова выехал. Всех раненых, которых можно было вывезти, взяли с собой. Тяжело раненных собирались перенести в нашу больницу и не успели — оставили в подвале института. Начальник написал прошение в нашу больницу, чтоб их забрали. Возьми его, отнеси главному врачу, — протянула Анатолию конверт. — Отдашь конверт и скажешь, пусть пришлет санитаров. А я пойду в институт к раненым. Бедняги, что с ними теперь будет? Тех еще, может, и удастся вывезти из окружения, а этих…
