Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага
В один из жарких летних дней 1942 года мы прибыли к реке Ловати, в местечко Купуй. На этот раз нам предстояло перейти линию фронта между Великими Луками и Невелем, у станции Чернозем.
Местечко Купуй было перевалочным пунктом по переброске партизан на данном участке фронта. Купуй тех дней напоминал Запорожскую Сечь. Каких людей здесь только не было! И бородатые старики, и безусые, вроде нас, ребята, и женщины. Люди разных национальностей: русские, украинцы, белорусы, латыши, эстонцы и даже… немцы. И одет весь народ был замысловато: кто в сапогах, кто босиком, один в немецком френче, другой в рубашке, третий в шинели, четвертый в фуфайке. Но все были заняты одним делом — подготовкой к походу: чистили винтовки, смазывали пулеметы, делили патроны и сухари, проверяли и укладывали взрывчатку, гранаты, мины. Местечко кишело подобно муравейнику.
Здесь мне встретился старый приятель Альберт Храмов, который тоже готовился с группой партизан перейти линию фронта. Мы решили переходить вместе.
Вечером паромщики переправили нас на другой берег Ловати.
Не теряя времени, мы еще засветло подошли к исходному рубежу. Летняя ночь коротка, а путь предстоит далекий. Каждая минута на учете, мешкать нельзя. Идем без проводника, по карте и компасу. Наиболее опасен переход железной дороги Великие Луки — Невель. Дорога действует и усиленно охраняется. Нам нужно незаметно перейти ее. Долго пробираемся по кустам, стараясь не шуметь. И вдруг — сильный залп! Бойцы наши, ничего не понимая, припали к земле, притаились. Слышно только их тяжелое дыхание. В чем дело? Даю ребятам знак оставаться на месте, а сам, приподнимая голову, ползу вперед, пристально вглядываясь в кусты. Невдалеке замечаю замаскированную батарею и слышу немецкую речь. Вот так номер!.. Чуть не попали в лапы врага. Видимо, немецкие зенитчики, услышав в небе гул, дали залп по самолету.
Напрягая внимание, осторожно, чтоб не хрустнула ни одна ветка, ползем в сторону. Фашистская батарея все дальше и дальше. Останавливаемся, чтобы передохнуть. Страшно хочется курить.
С группой партизан Храмова мы благополучно перешли две железные дороги и сделали около шестидесяти километров по вражескому тылу. После очередной дневки в лесу настал час расставания. Храмову нужно идти на север, нам — на юг. Мы не знаем, что ждет нас впереди и придется ли свидеться вновь.
И вот мы одни. Тишина. Высоко в небе ярко горят звезды, ночь ласкает своей теплотой. Кажется, что все вокруг спит спокойным мирным сном. Но враги не спят, и мы идем, держа оружие наготове. Близится рассвет, все явственнее проступают очертания предметов. По низине клубится белесый туман, застилая неширокую речку и прибрежные кусты ивняка. Мы подходим к незнакомым постройкам, осматриваем их — нет ли там кого. Надо узнать, где мы находимся. Беру двух человек. По огородам пробираемся в деревню. Осторожно стучим в окно дома. Только бы не залаяла собака. (Ох, уж эти деревенские собаки! Много крови испортили они партизанам. Невольно они становились пособниками наших врагов. Другой раз все идет гладко, и вдруг — собачий лай. Он настораживает немецких часовых, не дает нам осуществить задуманное). На наш стук к стеклу прильнула чья-то лохматая голова:
— Кто здесь?
— Ви хайст дизез дорф? — вместо ответа спрашиваю я. И тут же на ломаном русском языке добавляю:
— Какой деревня? Наши германский зольдат есть деревня?
— Видусово… деревня Видусово. Ваши солдаты сегодня вечером были здесь… Вечером… Ушли…
Так же бесшумно уходим прочь. В кустах рассматриваем карту, находим на ней Видусово и идем дальше по маршруту. Компас выводит нас на большак, и мы, поразмыслив, идем прямо по нему. На пути попадается большой мост через реку, на нем чернеет сторожевая будка, в будке висят брезентовые плащи. Очевидно, охрана заметила нас и сбежала. Сразу за мостом сворачиваем влево, направляемся к маячившим на фоне неба размашистым соснам. С большака вслед нам раздается автоматная очередь, слышны громкие крики. Это охрана подняла тревогу. Мы пробираемся меж частых стволов деревьев и уходим все дальше.
Начинает светать. Пора располагаться на дневку. Выбираем удобное место, ложимся на мягкий мох и засыпаем.
В обед назначаю разведку во главе с Поповцевым. С ним идут Соколов, Нефедов и Смирнов. Ребята уходят, а через несколько минут недалеко слышится частая винтовочная стрельба. Неужели наши напоролись на немцев?
Вскоре выстрелы смолкают, но что-то долго нет ребят. Наконец прибегает встревоженный Соколов.
— Что случилось? — спрашиваю его.
— Убили одного… остальных, не знаю…
Виктор переводит дух, утирается рукавом телогрейки, рассказывает:
— Пришли в деревню Лепешиху. Кругом никого не видно, только мужики косят траву, да бабы белье на речке стирают. Зашли в дом, напились молока и стали выходить. А здесь по нам как чесанут. Ребята побежали к речке, я спрятался под крыльцо и сижу там. Слышу — мужики мимо проходят и говорят, что комсомольца убили.
Оказывается, траву косили полицейские. Они видели, как ребята пришли в деревню, и устроили засаду.
В этот вечер товарищи так и не вернулись к нам. Не пришли они и ночью.
В целях безопасности решаем сменить место стоянки. Утром мы пробираемся по густому лесу к болотистой речке Язнице и располагаемся на ее берегу. На поиски пропавших товарищей высылаем четверых бойцов.
В лесу тихо, не слышно ни звука. Утренний туман пеленой повис над рекой, и сквозь его кисею едва заметен противоположный берег. Над нами, совсем низко, закурлыкали вспугнутые кем-то журавли. Может быть, их вспугнули те, кого мы ждем?
Над верхушками деревьев поднялось солнце. Туман рассеялся. Место, где мы расположились, оказалось на редкость грибное. Ребята моментально набрали боровиков, разожгли небольшой костер, и вскоре нас защекотал приятный запах жареных грибов.
Часа через три с противоположного берега донесся радостный голос Горячева: — А вот и мы, привет!
Мы увидели четверых наших товарищей. Радости не было границ. С нетерпением ждали, когда они переплывут реку. Но радость наша была омрачена. Поповцев сообщил о гибели бойца Смирнова. Ребята молча обнажили головы.
Скоро вернулись двое других разведчиков. Соколов рассказал, что женщины похоронили Смирнова на берегу реки. Вскоре после этого в Лепешиху прибыл отряд немцев.
Бойцы клянутся отомстить за гибель партизана. К сожалению, сейчас к деревне нельзя подойти незамеченными. И мы даем слово вернуться в эти края.
Было уже темно, когда группа переправилась через Язницу. Долго двигались по густому многолетнему бору и лишь к полуночи вышли к незнакомой деревне. Оставив группу во ржи, я с двумя бойцами пошел к черневшим невдалеке избам. Мы выбрали убогий домишко и тихо постучали. На порог вышел невысокий мужик в полушубке и подштанниках, похожий на чеховского злоумышленника. Он равнодушно посмотрел на нас и, смачно зевнув, спросил:
— Чево надо, ребята?
— Наши есть в деревне?
— Полицейские? А то как же, есть.
— И солдаты есть?
— Солдаты днем были. Говорят, поехали на партизан в Лепешиху.
— А разве и здесь есть партизаны?
— Похаживают. Нешто не знаете, или вы не здешние?
— Из Невеля мы.
— А-а-а. А я принял вас за топорских. Всегда оттуда приходит ваш брат.
— Нет, батя, со сволочами мы не в дружбе, — сказал я.
— Как? Нешто вы не из тех? — удивился мужик.
— Мы — разведка Красной Армии. Специально пришли переписывать полицейских, чтобы скорее рассчитаться с мерзавцами.
У мужика сон как рукой сняло.
— Ух ты, мать честная! Здесь для вас работа найдется. Округ Невеля сплошь полицейские.
— Нас много, батя. Справимся.
— Ну, дай бог.
Мужик говорил правду. За три года партизанской жизни мы нигде не встречали такого рассадника полицейщины, как здесь.
Пять ночей ходили мы по деревням, расклеивая и разбрасывая листовки. Полицейские пришли в смятение. Многие из них убежали в волостные центры, другие схоронились невесть где.
Впереди у нас много дел. Мы должны проверить, как действуют железные дороги Невель — Полоцк, Невель — Витебск и совершить там диверсии.
Поздно ночью выходим к первой дороге. Ребята работают дружно. Мины замаскированы так искусно, что вряд ли их заметит даже опытный глаз обходчика или патруля. Можно возвращаться, но в карманах у нас лежат новые взрыватели, и нам очень хочется испытать их.
Виктор Соколов советует заминировать телеграфные столбы. Предложение его принимается. Минируем несколько столбов. Взрыватель сработает через двенадцать часов. Отходим в сторону и располагаемся на высоком лесистом пригорке.
На восточной части неба занимается утренняя заря. Скоро немцы пустят свои поезда. Выставляем наблюдателя, а сами засыпаем. Через некоторое время меня будят.
