Януш Пшимановский - Четыре танкиста и собака
— Вылезайте из этого котла. Что здесь происходит? Кто посадил повара в воду? А почему у вас, рядовой, в руках топор?
Только сейчас Елень заметил, что все еще продолжает сжимать в руке топорище, и понял, почему повар так испугался его. Не смутившись, однако, он положил топор на стол и, сделав шаг вперед, отрапортовал:
— Пан генерал, рядовой Елень докладывает, что повар сам влетел в картошку. Он сам виноват, пан генерал.
Капрал выбрался наконец из котла и, стряхнув рукой воду с брюк, пожаловался:
— Они напали на меня, гражданин генерал.
— Не успели солдатами стать, а уже в нарушители записались? Как же вы посмели поднять руку на капрала?
— Капрал, а мясо жрал, — возразил Елень.
— Какое мясо?
— Да консервы, пан генерал. Вместо того чтобы в котел положить, сам сожрал, — показал Елень на перевернутую пустую банку.
— Как это было? — повернулся генерал к повару.
— Этот малый кости собаке вынес...
— Я спрашиваю, кто ел консервы? — Подождав с минуту ответа, генерал крикнул: — Дежурный!
Из ближайшей землянки выбежал солдат с автоматом.
— Заберите его. Доложите начальнику, чтобы он посадил его на десять суток.
Повар хотел что-то сказать, но, видно, передумал и пошел впереди дежурного, снимая на ходу ремень.
— А с вами я тоже еще поговорю, — грозно пообещал командир бригады. — Повара нет, а людям есть надо. Приготовите сами?
— Приготовим, — ответил Елень.
Генерал ушел. Янек и Густлик принялись за дело. Ничего тут трудного не было: вымыли картошку, потом еще раз вымыли в чистой воде, ссыпали в котел, развели огонь и стали подкладывать дрова.
Они видели, как около землянок снуют солдаты, как сменяются часовые, слышали приглушенную, словно идущую из-под земли, песню. Их кухня стояла в стороне, и к ним поэтому никто не заглядывал. Только под вечер, когда уже стало смеркаться, к ним так же неожиданно, как и в первый раз, пришел генерал.
— Будет что поесть?
— Будет, — ответил Елень; а Янек молча кивнул головой.
— Так что у вас тут было с этой собакой? И какие кости ей носили?
Янек рассказал.
— Посадил бы я эту дворняжку вместе с капралом... — Генерал говорил мягким низким голосом. — Где этот злоумышленник? Убежал, наверное?
— Шарик, ко мне! — позвал Янек.
Из-за деревьев прыжками выскочила пепельно-серая овчарка, счастливая, что ей разрешили покинуть место под сосной, что она может быть рядом со своим хозяином и поближе к сытному запаху мяса.
— Шариком зовут? Ничего себе шарик, вон какой вымахал. Ну иди ко мне, иди. Ты уж извини меня, что я тебя за дворняжку принял.
Шарик, посмотрев на протянутую руку чужого человека, заворчал было, но тут же умолк, почувствовав успокаивающее прикосновение руки Янека.
— Я вижу, песик, ты неглуп. Умеешь чужого от своих отличить. А что ты еще умеешь?
Янек отвел собаку подальше от котла и стал демонстрировать то, чему терпеливо учил сына Муры еще тогда, на склонах Кедровой. Шарик ходил, замирал на месте по приказу, ложился и полз, бегал за брошенной палкой, подавал голос.
— Недурно, недурно, — похвалил генерал. — Это все или он еще что-нибудь может?
Янек, не совсем уверенный в том, что полностью Шарик освоился в новой для него обстановке, в окружении многих незнакомых людей, решил все же попробовать показать самое трудное. Он присел рядом с Шариком и, положив руку на его голову, стал объяснять ему:
— Я потерял... Нет у меня... Видишь, нет. След, Шарик, след...
Шарик внимательно посмотрел на своего хозяина, обнюхал его, сделал вокруг него несколько кругов, каждый раз все большего размера, и, учуяв наконец нужный запах, остановился и посмотрел на Янека.
— Хорошо, хорошо. След!
Шарик коротко тявкнул и бросился в лес. Генерал достал из кармана трубку, старательно набил ее табаком. Елень, перекидывая с ладони на ладонь, принес ему из топки маленькую головешку, светившуюся в темноте, как красный фонарик. Генерал молча взял ее и прикурил.
Этого времени Шарику хватило, чтобы выполнить задание. Большими прыжками выскочил он из-за кустов с весело поднятым хвостом, перемахнул через лавку, прислонился передними лапами к Янеку и вытянул морду. В зубах он держал теплые рукавицы, сшитые из шкуры енота.
— Умный пес, — подтвердил генерал. — Я прикажу, чтобы его зачислили в штат бригады. Будет иметь полное право на порцию из котла.
Но больше других радовался успехам Шарика Елень. Забыв об осторожности, он расхвастался:
— О, это такой пес! Это такой пес, что автомашины умеет...
В то же мгновение Янек изо всей силы ткнул его в бок, и Густлик замолчал.
Генерал, однако, не стал допытываться, что Шарик умеет делать с автомашинами, а попросил обоих рассказать, откуда они родом и как попали в армию. Начал Елень. Сперва он описал, как выглядит домик его родителей, стоящий у самого леса на склоне Рувницы, как его отец ходил на работу в Кузню.
— Только в этой Кузне нет кузницы, там завод, и это его Кузней назвали, потому что давно, когда еще дед был живой, там в самом деле была кузница, — объяснил Елень.
Потом он рассказал, как в семнадцать лет встал у парового молота, как отец приучал его к работе, как началась война и пришли немцы. Они объявили, что силезцы не поляки, и взяли его в вермахт, в танковые войска.
— Я тогда еще решил: покажу вам, проклятые, кто такие силезцы. И как только прибыли на фронт...
Может быть, потому, что совсем стемнело и на погонах уже не было видно серебряной змейки и только время от времени показывалось спокойное лицо их собеседника, освещаемое горящей трубкой, Янек тоже осмелел. Он начал свой рассказ с того, как выглядела улочка, на которой он жил в Гданьске, неподалеку от Длинного рынка, рассказал, как пошел в школу, как они с матерью в один из последних дней сентября проводили отца в армию. Затем коротко, чтобы слезы не успели навернуться на глаза, рассказал о том, как погибла его мать под развалинами сожженного дома, как он на грузовике выбрался из Гданьска и потом ехал все дальше и дальше на восток. Он пробирался к тетке, которая жила во Львове, а когда повстречавшиеся ему солдаты сказали, что знали одного поручника (соответствует званию ст. лейтенанта в Сов. Армии.) Коса, решил разыскать отца. Так и оказался у самого Тихого океана. Был ли то его отец или другой человек с такой же фамилией, Янек так и не узнал. Голодный и разутый набрел он на старика охотника, которого звали Ефимом Семеновичем. У него и остался Янек, потому что дальше уже негде было искать.
— А ты знаешь, где сражался отец?
— А как же, знаю, недалеко от нашего дома, на Вестерплятте. Там немцы наших солдат окружили и в плен захватили. Но люди рассказывали, что они убежали.
— На Вестерплятте? — повторил генерал. — Ты был там когда- нибудь?
— Был. Вместе с мамой. Через три дня после того, как пришла повестка. Отец был учителем, но он больше не пошел в школу, достал из шкафа свой старый мундир, положил в портфель и распрощался с нами. Он забыл шарф, и мы с мамой отнесли ему: осень была, холодно становилось.
— Ты помнишь, как там все выглядело, на Вестерплятте?
— Давно это было, но я помню. Дом из бревен стоял, а между бревнами кирпич красный проложен. Обыкновенный дом с окнами, одноэтажный, а посредине еще этаж надстроен, только внизу маленькие оконца, как подвальные. Это была бетонная стена с железным перекрытием. Отец вышел к нам, и мы втроем пошли за проволочное заграждение, за ворота, к морю. Там уже только кусты росли на песчаных взгорках, а дальше виднелся мол, длинный, с маяком на мысе.
Янек умолк. Ему казалось, что он еще помнит голубизну неба и яркое солнце того дня. Он зажмурил глаза, чтобы подольше видеть всплывшую в памяти картину, но в этот момент Елень спросил:
— А вы, пан генерал, не были в Тешинской Силезии, в Бескидах?
— Нет, не был. Вообще в Польше не был, но скоро буду там. Вместе с вами. — Он задумался на минуту, потом вдруг спросил: — А как там наш ужин?
— Ой! — спохватился Елень.
Они с Янеком сорвались с места, подхватили ведра, наполненные мясом из консервных банок, и побежали к котлу.
Картошка была уже готова, и Густлик с Янеком стали разминать ее черпаком, перемешивая с мясом.
— Еще немного, и было бы поздно, — облегченно произнес Елень.
— Ну-ка дайте попробовать... Недурно. Теперь выгребайте из топки жар. О Польше говорить нужно, только и о картошке забывать нельзя. Тем более сейчас, когда повар на гауптвахте сидит.
Янек хотел было спросить, что с поваром и что с ним будет дальше, но не отважился. Генерал ушел, а в это время со стороны землянок хорунжий Зенек, который сегодня их набирал в танковую бригаду, отправлял парами новичков к кухне. Елень сбегал к шкафу и вернулся с зажженной лампой.
— Готов ужин? Тогда начинайте раздачу, — распорядился хорунжий.
Янек встал с черпаком на подножке походной кухни, приготовившись накладывать порции в котелки, и сразу чуть ли не первой подошла Лидка. Он не очень-то представлял себе свои обязанности и сейчас зачерпнул сверху — выбирая, где больше жира и мяса. Затем осторожно пере-дожил содержимое черпака в котелок, и тут ему пришло в голову, что он похож на повара, не вообще на повара, а именно на капрала Лободзкого, которого посадили на гауптвахту. Правда, капрал брал для себя, а Янек для кого-то, но разница небольшая.
