Стивен Амброз - День «Д». 6 июня 1944 г.: Величайшее сражение Второй мировой войны
Война — это трата оборудования, снаряжения, людских ресурсов. С потерями, как бы ни было тяжело, можно согласиться, если они помогают достижению победы. На «Омахе» погибли сотни молодых людей, на подготовку которых ушли немалые средства. Многие, если не большинство, не сделали ни одного выстрела. Были потоплены или уничтожены немцами сотни танков, артиллерийских самоходок, грузовиков, джипов, десантных судов. Не поддается подсчету количество утерянных винтовок, автоматов, пулеметов, базук, огнеметов, гранат, боеприпасов и другого снаряжения.
Техника проделала длинный путь через Атлантику до Портсмута с заводов Калифорнии, Иллинойса, Мичигана, юга Соединенных Штатов, а затем через Ла-Манш лишь для того, чтобы затонуть у побережья «Омаха». Ее отдельные экземпляры до сих пор покоятся на дне моря возле Нормандии. Главными виновниками были не только немецкие снаряды, но и подводные течения, глубокие рытвины на отмелях и, конечно, минные заграждения, которые на высокой приливной волне нанесли неимоверный урон десантникам.
Первыми выгружались «Шерманы». Они прибыли в час «Ч» минус тридцать секунд с флотилией лейтенанта Дина Рокуэлла. ДСТ сели на мель в пятнадцати метрах от берега. Суда сбросили рампы, и танки пошли в воду.
Пока они, лязгая гусеницами, спускались по сходням, немцы открыли огонь из 88-мм орудия. Рокуэлл отвел свое ДСТ назад. Два танка остановились в прибое, подбитые. Один горел. Следовавшие за ними машины, утопая на полкорпуса в воде, начали стрелять из пулеметов и 75-мм пушек.
Не всем танкистам удалось сразу продвинуться к берегу. Младший лейтенант Ф. С. Уайт, шкипер ДСТ 713, позже доложил Рокуэллу: «Когда сошел первый танк, он тут же исчез под водой. Командир экипажа дал команду всем покинуть машину. Мы подняли людей на борт». Уайт переместился на сто метров к востоку и снова сбросил рампу. Три остальных танка сползли с трапа вовремя: по ДСТ 713 ударили 88-мм снаряды.
Рядовой Дж. К. Фридман, водитель танка в 747-м батальоне, высаживался с ДСТ в третьем эшелоне. «В перископ, — вспоминает он, — я видел, как один за другим на минах подрывались танки, грузовики, джипы. Артиллерийский грохот оглушал, казалось, что запах гари и пороха смешался с запахом смерти. Я думал: неужели мне конец? Снаряды и шрапнель летели будто из самого ада. Стоит ли все это наших жизней? Доживем ли мы до завтра?»
Полковник Джон Апхем командовал 743-м танковым батальоном, который выгружался вслед за первым эшелоном. Он держался на расстоянии ста метров от берега и руководил высадкой по рации. Когда его ДСТ около 8.00 подошло к прибою, полковник спрыгнул с борта и начал управлять стрельбой своих танков. Его ранило в правое плечо, но Апхем отказался от медицинской помощи. Он заметил рядового Чарлза Левека и капрала Уильяма Бекетта, которые копошились у своего танка с оторванной гусеницей. Апхем, не обращая внимания на повисшую руку, под пулеметным огнем довел танкистов до укрытия возле дамбы. «В любой ситуации полковник всегда сохранял невозмутимое спокойствие», — вспоминает Бекетт.
А вот сержант Пол Радзом растерялся. Он командовал расчетом 12,7-мм многоствольной полугусеничной установки. Когда ДСТ приближалось к берегу, по борту судна забарабанили пулеметные очереди. Сержант рассказывает: «Рампу сбросили, и мы пошли. Нам говорили, что глубина не больше двух с половиной метров, а там были все четыре с хвостиком. Установка погрузилась на дно. Я приказал расчету задрать стволы до предела вверх. Они высовывались из волн лишь сантиметров на пятнадцать. Я потерял все, в том числе и каску».
«Я поплыл обратно и взобрался на рампу. Со мной был весь расчет, кроме старины «Мо» Карла Динглдина. Он не умел плавать. Последний раз я видел Мо, когда он цеплялся за стволы. Я так и не узнал, что случилось потом со стариной Мо». (Младший лейтенант Эдуард Келли, шкипер ДСТ 200, заметил тонущего Динглдина и подобрал его.)
ДСТ Радзома попятилось назад и вновь двинулось к берегу. Сержант и его команда запрыгнули на другую установку (сержанта Эвангера), когда та сходила с рампы. Скоро они оказались на суше: «Мы думали, что нас ждет уже расчищенная дорога. Затем мы должны были пройти по ней километров десять и занять позиции. Но мы не сделали и пяти ярдов». По машине застучали пули, и Радзом посчитал за лучшее ретироваться. Он нашел сначала чью-то каску, потом — чью-то винтовку.
— «Я увидел первого убитого лейтенанта. Из его провиантской сумки торчало горлышко бутылки. Я понюхал. Это было шотландское виски «Блэк энд Уайт». Он снова присоединился к экипажу Эвангера и пустил бутылку по кругу: «В первый и последний раз в жизни я пил виски». Радзома ранило шрапнелью в лицо, в бок, спину, и его эвакуировали в Англию.
Капрал Джордж Райан был наводчиком 105-мм гаубицы, которая называлась «М-7». Орудие помещалось на ходовой части танка «Шерман». На одном ДСТ — четыре гаубицы. Вглядываясь в берег, где предстояло высаживаться, шкипер сказал, что «там слишком жарко, и он попытается найти более тихое место».
«С ним никто не спорил», — вспоминает Райан.
Шкипер резко рванул к берегу, и судно засело на мели. Командир Райана, прыгая через борт, крикнул:
— Каждый — за себя!
«Вот те на, подумал я, — продолжает рассказывать капрал. — Командира как не бывало. Мы опустили рампу. Первая гаубица медленно поползла вниз, все замерли, и вдруг она ухнула под воду. Молодец водитель. Он моментально среагировал и вырвал орудие из моря.
Вторая «М-7» пошла по рампе, остановилась, словно раздумывая, идти ли дальше, съехала в воду и… погрузилась в волны. Ее будто проглотили. Парни начали выскакивать из воды как пробки».
Вокруг ДСТ взметались фонтаны взрывов. Кто-то из экипажа Райана закричал:
— Бежим отсюда!
Все попрыгали за борт. Капрал остался: «Я боялся не столько пуль и снарядов, сколько моря. Я не умел плавать».
Райан снял с себя снаряжение, надул «Мей Уэст» и потихоньку, маленькими шажками начал скользить по сходне: «В борт ударили пулеметные очереди — бл-бл-бл-бланг. Это придало мне сил. Я нырнул. Я отчаянно колотил руками и ногами и плыл, плыл, плыл. Кто-то тронул меня за плечо. Я поднял голову. Воды было меньше полуметра, а я все плыл. Вот вам инстинкт самосохранения в действии. Если бы меня не остановили, я бы поплыл на материк».
Райан добрался до дамбы. В изнеможении он свалился рядом с пехотинцем из 16-го полка.
— У тебя есть сигарета? — спросил он.
Чуть позже Райана ранило в руку: «Так, ерунда, как будто кошка поцарапала». Появился офицер-медик и сказал:
— Всех вас нужно наградить медалью «Пурпурное сердце»{50} только за то, что вы здесь. Назовите себя. Если вы ранены, я готов помочь вам. Если мертвы, извините, нет. Если с вами все в порядке, вы все равно получите «Пурпурное сердце».
— Как насчет этого? — спросил Райан, показывая царапину на руке.
Доктор сказал, что даст ему медаль.
— Нет, — ответил капрал, — я не могу ее принять. Парень, потерявший ногу, получает медаль, и я — за эту царапину. Нет, я отказываюсь.
Другим экипажем «М-7» командовал сержант Джерри Идс. На его ДСТ находились также две гаубицы. К каждой на тросах были прикреплены полугусеничные многоствольные установки, а к ним также на тросах — либо грузовик, либо джип. Предполагалось, что гаубицы «М-7» потащит за собой установку и грузовик или джип.
Когда судно приблизилось к берегу, гаубицы открыли огонь по скале. Сначала, говорит Идс, «мы вели себя, как на пикнике». «Потом вдруг море вокруг нас закипело от взрывов. Мы снова оказались на войне (Идс участвовал в сражениях в Северной Африке и Сицилии). Мы взбодрились. Я не знаю, как объяснить страх. Может быть, что-то похожее на опасение, что ваш следующий вдох станет последним. Конечно, мы не отходили от своих орудий». Артиллеристы изменили угол прицеливания и продолжали обстреливать скалы, выпуская по снаряду каждые тридцать секунд.
На корабле были и пехотинцы. «Им ничего не оставалось, как ждать, когда начнется бойня. Мы по крайней мере что-то делали. Когда стреляешь, ты возбужден и на какой-то момент забываешь об опасности. Я старался держать себя в руках. Для меня важнее всего было не выдать свой страх. То есть я боялся не того, что могу погибнуть, а того, что парни в экипаже заметят мой страх».
С двух тысяч метров гаубицы не могли эффективно поражать цели на скалах: не позволял угол прицеливания. Поэтому артиллеристы прекратили стрельбу. По мере приближения к берегу усилился пулеметный огонь: «Я согнулся в три погибели. Мне хотелось провалиться сквозь днище корабля. Я страдал от беспомощности. Судно шло чудовищно медленно. Мы все горели нетерпением, какое бывает у наездника, который встает на стремена и вскидывает плечами, понукая лошадь, чтобы она скакала быстрее».
