Илья Вергасов - Крымские тетради
Глаза у всех запали, скулы заострились, но той безнадежной отечности, что сводила многих прямо в могилу, здесь ни у кого не было.
Сам по себе факт по тем временам потрясающий: Македонский и Черный победили голод. Во всех отрядах умирали партизаны, а здесь, в Большом лесу, летальных исходов, как выражаются врачи, не было.
Упорство Михаила Македонского, умеющего бороться с самым страшным голодом — детство научило, — не только восхищает, но и требует анализа: как он этого добивался?
Движение, движение, еще раз движение… Никому не давал он и часа покоя. Того в разведку, другого на подвижную охрану, третьего за мороженой картошкой в предгорье пошлет, четвертого ловить соек, пятого глушить форель в горных проемах, шестому боевое задание: искать на чаирах горный лук, чеснок…
И вот сейчас я вижу в лагере движение; каждый что-то делает.
Поел и я супа из липовых почек. Не знаю, чем его заправляли, но что-то мучнисто-клейкое чувствовалось. Голода не утолил, но желудок набит!
Я все время ощущал: Македонский готовит меня к неожиданности. Это было видно по тому, как он расспрашивал о положении в других отрядах района, выяснял и уточнял: сколько же можно поднять под ружье людей?
— Уж не собрался ли ты штурмовать сам Бахчисарай?
Македонский отрицательно качал головой, но мысль его непрерывно пульсировала. Особенно оживился командир, когда увидел своего прославленного разведчика и старого друга Ивана Ивановича.
— Что, Ваня? — торопливо спросил он.
— Да все на месте! Только солдат поднаперли еще!
— Много?
— С батальон насчитал.
— А фрицы?
— В двух километрах, в Ауджикое. Рота — не меньше.
— С машинами?
— Пока без.
— Отдыхай, Ваня.
Определенно готовится что-то. Я решил быть поофициальнее:
— Докладывай, что надумал!
Первый раз я встретился с нежеланием Михаила Андреевича так сразу выложить свои планы. На него это не похоже.
Он помолчал, а потом не очень уверенно сказал:
— Одну штучку надумали…
— Какую? — тороплю его.
— С переодеванием…
— Что? — Я не верил своим ушам. Мы в те времена были так далеки от романтических атрибутов с использованием против врага его формы, неожиданного появления в немецких питейных заведениях, проникновения чуть ли не в спальни командующих и прочих приемов, которыми заполнены детективные романы.
Македонский настойчиво:
— А это очень серьезно!
Дело связано с румынами. И партизан, одетых в румынскую форму, у нас немало…
Деревня Шуры, шурынская мельница — большая, с мукой, пшеницей. Мелет румынам. Но в тех же Шурах штаб и батальон пехоты. Круговая оборона, пулеметы. Штурмом не взять!
План такой: создать «румынскую роту», войти с ней в Шуры, дошагать до самой мельницы — это главное. Дальше все зависит от решительности нашей.
Я думаю, прикидываю: не одна ли тут романтика?
Но предлагает Македонский! Разве был случай, чтобы он пустопорожними делами занимался?
Я потребовал: еще раз разведать Шуры!
Пошла Дуся — причепурилась, принарядилась. Самойленко дал ей легенду: выдавай себя за обменщицу барахла, ялтинку.
Дуся пришла через день, все подтвердила: мука есть, румыны на своих не обращают никакого внимания, приходят и уходят в Шуры солдаты, и никто даже документов не проверяет.
Что ж? Пусть будет так, как хочет Македонский, а вернее, как нужно. Мука! Это же провал лесной блокады, ожившие землянки, это новые походы по севастопольским тылам!
Готовили операцию тщательно, тайно и срочно. Я подтянул из других отрядов до двухсот партизан, подбросил нам людей и Северский — командир соседнего района.
«Румынское подразделение»! Тут главным консультантом был «туариш Тома», ходивший за Михаилом Андреевичем как тень.
Тревожило нас это «подразделение»: партизаны мало напоминали действовавших под Севастополем в основном сытых румын.
Командовать будет «румынами» Тома, а Иван Иванович, переодетый в форму рядового пехотинца — в желтой куртке и папахе, — фактически несет ответственность за каждый шаг и настоящих румын, и поддельных. Он правофланговый, за ним последнее слово.
Македонский и Черный поведут главную партизанскую массу в обход к сосновому бору, что темнеет напротив мельницы и отделен от нее бурной горной рекой Кача.
Итак, ни пуха ни пера!
Иван Иванович, отличный знаток местности, удачно подвел «румын» к шоссе Бешуй — Бахчисарай, выждал момент и тихо через партизана-грека дал команду Апостолу: «Веди!»
Впереди маршевого строя шел «фельдфебель» маленького роста с юркими глазами. Это и был Тома Апостол, на которого возложили главную роль в опасном эпизоде. Иван Иванович, шагая в строю, зорко наблюдал за всем и всеми, что окружали его, осторожно передавая команды Апостолу.
Партизаны шли, их обгоняли машины, полные солдат.
Из одной встречной, затормозившей перед идущей колонной, высунулся румынский офицер. Тома с выдержкой остановил «своих солдат», четко шагнул к офицеру.
Обстановка была необычная. Тома толково отвечал офицеру.
— Куда шагаете?
— В Шуры, господин капитан!
— Какой черт вас туда направил?
— Начштаба полка, господин капитан!
— Болван! — Капитан посмотрел на часы. — Ночуйте в Шурах, утром пришлю связного.
— Так точно, господин капитан!
Солнце пряталось за развалинами древнего городка Чуфут-Кале. С гор струился сырой воздух, пахнувший талым снегом.
Наступал партизанский «день». В вечерних сумерках отряд Томы пошагал смелее. Бешеный лай собак встретил партизан на околице. Патрули молча пропускали запоздавших «румын». Тома сердито и требовательно отдавал команды, всем видом показывая, как ему все осточертело.
Дорога свернула к бушующей реке, заглушавшей все звуки вокруг.
Впереди замерцали огоньки. Мельница!
Вдруг пристал патруль. Высокий румын что-то спрашивал у Томы, тот отвечал, упорно продолжая движение. Уже доносилось хлопанье лопастей гигантского водяного колеса и…
И неожиданно высокий румын застыл, а потом что-то крикнул напарнику. Тот испуганно побежал. Тома, вскинув в момент винтовку, крикнул:
— Лупи!!!
Выстрелы — и румыны упали.
— Сигнал! На мельницу бегом! — Иван Иванович дал очередь из автомата.
Суматоха, стрельба, крики…
Македонский бросился форсировать буйную от талых вод речку. Он первым вошел в воду, за ним — остальные.
Ноги скользили, партизаны бултыхались в воду, захлебывались, но неудержимое движение по реке продолжалось. Девяносто партизан оказались на том берегу.
Стрельба на мельнице вмиг оборвалась, там уже хозяйничал Иван Иванович с «румынами». На покрытом мучной пылью полу лежали трупы и наших и врагов.
Мельник, муж Дусиной знакомой, семеня рядом с Иваном Ивановичем, говорил:
— Я русский, свой… Значится, Петр Иванович… Ну, до чего напужали… Ведь чуть не ухлопали своего человека…
— Свой, а якшаешься с кем? Работаешь на кого? — огрызнулся Иван Иванович.
— Работаешь, работаешь… Жрать захочешь, так будешь работать, мил человек, — обиженно пробормотал Петр Иванович и отошел в сторонку: появился комиссар отряда.
— Как, Ваня?
— Отлично! Ребята на обороне, а мучица есть… Вот двоих потерял…
С исключительной быстротой мешки с мукой передавались по живой цепи на ту сторону реки. В воде, поддерживая друг друга, плотной стеной стояли самые сильные партизаны. Через некоторое время сто мешков муки было на том берегу.
Из-за поворота показалась машина, за ней другая. Осветив мельницу, фашисты открыли сильный пулеметный огонь.
— Ванюша! — Македонский обнял товарища. — Теперь все в твоих руках… Бери фрицев на себя… Давай к повороту и продержись минут двадцать, понял?
— Продержусь!
Черный собирал людей и быстро направлял их через речку в лес.
Вдруг кто-то схватил его за рукав:
— Товарищ секретарь райкома! А мне что, пропадать? Ведь фрицы убьют! Это был мельник.
— Что же с тобой делать?
— Бери в лес!
— Давай, живо!
Туго пришлось Ивану Ивановичу. Отбиваясь, он отходил в сторону Бахчисарая, вступая порой буквально врукопашную. Убили троих румын — друзей Томы, потом еще двоих партизан — коренных бахчисарайцев.
Оторвались только к рассвету. В горы несли раненых.
Македонский, нервно поглядывая на дорогу, по которой с трудом отходил Иван Иванович, уводил в горы партизан, нагруженных до отказа ценнейшим грузом — мешками муки.
Мучной след вел в лес. Утром по нему отправились фашисты. Напрасны были их попытки, — разветвляясь по тропинкам, след удваивался, утраивался, удесятерялся… Трофейная мука расходилась по всем партизанским отрядам, неся живительную силу для новой борьбы с заклятым врагом.
