Тамара Сычева - По зову сердца
И она опять подсела ко мне:
— Ну, Тамара, ты мне еще о себе, о дочке ничего, ничего не рассказала.
В это время опять задребезжал телефон:
— Александра Николаевна, в Яворском районе тяжело болен колхозник. Местные врачи просят помощи. Что ответить? Утром сможете вылететь? — раздался в трубке голос дежурного врача.
— Диагноз известен?
— Не могут установить, предполагают тяжелую пневмонию, ему очень плохо, весь распух. Спасал утопающего в проруби.
— Возраст?
— Пятьдесят лет.
— Сейчас вылетаю, звоните на аэродром.
— Но сейчас нелетная погода, метель, может, лучше утром?
— Нет. Медлить нельзя, через десять минут я буду на аэродроме, — положила трубку Нилова.
— Ну, что я вам говорил, — кивнув на Сашу, сказал ее муж и отправился в свой кабинет.
— Саша! Ну вылетишь утром. Сейчас невозможно и опасно, смотри, какая метель на улице и мороз. Ты окоченеешь в самолете, — убеждала я Нилову.
— Нет, Тамара, нет! Не могу! Пойми, до утра он может умереть. Если просят помощи, значит, ему уже очень плохо. Я должна сейчас же лететь.
— Это редкость, чтобы она ночь спокойно провела. Кровать ее все больше нерасстеленной стоит, — рассказывал Сашин муж, когда она ушла. — А если и дома Саша бывает, то все над диссертацией работает, пока не свалится на этот диван, так и спит одетая. Совсем не жалеет себя, — безнадежно махнул он рукой.
— Вот такой я ее знала и на войне, — задумчиво проговорила я, вспоминая Сашину заботу о раненых. — За это я люблю ее, недаром десять лет разыскивала.
На следующий день я встала рано. Саши еще не было. До обеда я ходила, осматривала город. Каждая улица была знакома и навевала далекие воспоминания. К вечеру пришла домой. Саша спала на тахте, но, услышав мой голос, быстро вскочила.
— Где ты пропала, Тамара?
— Памятные места проведала. Ну, как здоровье твоего больного? — поинтересовалась я.
— Забрала к нам в больницу. У него, кроме пневмонии, еще уремия, простудил больные почки, — покачала она головой. — Надо будет сейчас пойти его проведать.
— Вот видите, у нее каждый день что-нибудь важное, — бурчал недовольно муж.
— Уж молчал бы. Ты и сам такой, тоже часто ночью вызывают, и едешь, — ответила ему Саша.
Через час Саша действительно ушла, а вечером позвонила:
— Все собрались, Тамара. Ждут тебя, хотят встретиться. Приезжай, машина внизу.
И вот я еду в госпиталь, откуда пятнадцать лет назад вывозила раненого Гришу. Опять широкие распахнутые ворота. Объехали круглый палисадничек. «Победа» затормозила. Я вышла из машины и в волнении остановилась.
То же здание, то же высокое крыльцо, люди в белых халатах встречают меня… Даже мороз пробежал у меня по спине. Все так же, как в сорок первом году. Только люди — радостные, улыбающиеся.
Люди эти — мои друзья.
Встреча была волнующей. Нашлись и свидетели событий сорок первого года. Припомнили подробности того памятного мне дня.
После встречи Саша показала мне свои палаты. Большие, светлые, они были по-домашнему уютны. Везде большие вазоны с пышной зеленью и цветами. Полотняные занавески и белье радуют глаз белизной.
В самом углу на кровати сидел маленький, сухонький старичок. Его глаза радостно блеснули при виде Ниловой.
— Ну как, Николай Спиридонович, чувствуете себя? — приветливо улыбнулась она, останавливаясь у кровати больного.
— Спасибо вам, хорошо, — слабым голосом поблагодарил больной. — Но все равно я вас очень ждал, вы улыбнетесь, скажете слово, а мне еще легче.
— Ну вот и хорошо, скоро выпишем, и будете тогда за девушками ухаживать.
Она повернулась к другой кровати:
— Ну, а здесь как дела у Макара Максимовича? — и взяла бледную руку мужчины.
— Плохо, — проговорил он посиневшими губами. — Рвоты. Наверное, не выдержу. Умру.
— Ну что вы! Не может быть, такие, как вы, не умирают. Какая температура вечером? — спросила она у сестры.
— Тридцать восемь.
— Замечательно! Вот видите, температура падает, — значит, идет на улучшение. Знаешь, Тамара, — обратилась Саша ко мне. — Это герой. В прорубь бросился, спасая мальчугана, а потом откачивал его целый час. Ну ничего, — обратилась она к больному. — Сегодня мы получили новое индийское лекарство, завтра начнете принимать, оно вас сразу поднимет. Очень эффективное. Через несколько дней дело пойдет к выздоровлению…
Десять дней я пробыла у Саши и убедилась, что ее муж прав: дома Саша почти никогда не бывает.
Так и не удалось нам поговорить подробно, и даже книгу мою Саша смогла прочесть только во время дежурства в клинике.
— Тамара, родная, вот и не успели мы с тобой по душам поговорить. Торопишься ты уезжать, — говорила Саша, провожая меня на вокзал.
— Приезжай к нам, — приглашала я.
— Приеду летом в Крым в отпуск, уж там наговоримся! — кричала она, помахивая платком, когда поезд Львов — Симферополь тронулся.
Получая письма от нашего однополчанина Петра Осадчука, мы всегда радовались за него. После демобилизации он женился, вскоре у него родился сын. Жил он в городе, в благоустроенной квартире. В одном из писем Осадчук писал, что стал членом одного из отстающих колхозов, живет теперь в самом глухом в районе селе.
Мы не удивились такой перемене в жизни нашего однополчанина. Слишком хорошо знали мы Осадчука — он всегда стремился туда, где труднее.
Большой боевой путь прошла я вместе с Осадчуком. И самое главное, что не забудется никогда: он первый давал мне характеристику и рекомендовал меня в партию.
«Смотри, Тамара, не подведи, помни, что член партии всегда должен быть на передовой».
— Да, — сказала я Трощилову, когда мы прочитали письмо, — это на Осадчука похоже, от него иного нельзя было и ожидать.
И вдруг письма приходить перестали. Долгое время мы ничего не знали об Осадчуке. Встревоженная, я отправила ему несколько писем и наконец получила ответ от его жены. Она сообщала, что Петр тяжело болен. У него рак нижней губы. Ему сделали операцию. Как только вернется из больницы, сейчас же напишет.
О несчастье, постигшем Осадчука, я известила многих наших однополчан. И в маленькое, глухое село в адрес Петра полетели письма. Друзья слали ему адреса известных врачей, специальных больниц и институтов, советовали уехать в город, чтобы быть постоянно под наблюдением врачей-специалистов.
А вскоре пришло письмо от Петра. О себе писал он очень мало. Перенес тяжелую операцию, снова дома, уже работает. Все остальное было посвящено колхозным делам. Петр с энтузиазмом писал нам о своей свиноферме, которой он стал теперь заведовать. Видно было, что в дело свое он влюблен по-настоящему.
— Не понимаю, — возмущался Трощилов, читая его письмо. — У человека рак, ему необходимо серьезное лечение, а он и в ус не дует… Вот что, поезжай-ка ты туда, Тамара, поговори с ним. Дело — вещь, конечно, важная, но и о здоровье забывать нельзя.
Недалеко от села за поворотом неожиданно ослепила меня сплошная желтизна подсолнечного поля. И хотя день был пасмурный, мне показалось, что степь щедро залита солнцем.
— Ох, сколько их, какие большие, и смотрите, все повернулись к солнцу, — сказала я шоферу.
— А воны всегда так, тильки за сонцем и ходять…
По левую сторону остались обрывки зеленых лесных массивов, а под самым селом, правое крыло которого скрывалось в балке, тянулись широкие поля кукурузы.
Въехали в село. Все дорожные впечатления вытеснила одна мысль — о предстоящей встрече. «Неужели я увижу сейчас его, старого фронтового товарища?»
Дома Петра не застала. Жена его радостно захлопотала около меня. Послала мальчугана за отцом.
Пока Аня, так звали жену Осадчука, готовила обед, я рассматривала вставленные под стекло выцветшие фронтовые фотографии. Вот он, Осадчук, высокий, чуть сутуловатый, с удлиненным энергичным лицом. Таким я его хорошо помню. Исполнительный, дисциплинированный офицер, надежный боевой товарищ.
Уж если на соседа идут танки врага, он, не ожидая приказа командира, вступал в бой, хотя и демаскировал этим себя.
Припомнился один бой на Днепре.
Еще с утра комбат мне сказал: «Ожидается большая танковая атака. Рядом с тобой будет стоять взвод Осадчука. Держитесь крепко!»
В полдень, когда старшина привез обед, из-за поворота выскочили две машины. За ними, громыхая и подпрыгивая на кочках, тащились приземистые пушки. На крыле первой машины, уцепившись за кабину, стоял плечистый офицер.
«Лейтенант Осадчук», — крикнул кто-то из бойцов и, отодвинув котелок с кашей, поприветствовал офицера.
«Здорово, Сычева! — крикнул Осадчук и дружески пожал мне руку. — Так что, встретим? — задорно кивнул он в сторону врага. Потом повернулся к своим бойцам: — Разворачивайтесь за бугром. — И, вытащив из-за голенища ложку, подсел к моему котелку. — Угощай, а то и поужинать мне не дали…»
