Алекс фон Берн - Колонна Борга
— Спасибо, штурмбаннфюрер! — обрадовался Торнов, подхватывая щенков на руки. Он снова был при деле: теперь ему надо было выхаживать оставшихся без матери собачьих детенышей, что давало шанс не спятить в бункере, все больше и больше напоминавшем чудовищный симбиоз склепа и сумасшедшего дома.
А самому фюреру было не до собак. Он снова вспомнил о Венке, и по бункеру разносилось эхо его очередной вспышки: «Венк! Где Венк?!»
Отчаявшись связаться с Венком, Бургдорф и Кребс отправили… двух посыльных на велосипедах: искать Венка. А фюрер тем временем раздавал прощальные подарки своим секретаршам Юнге и Кристиан.
— Если бы я мог положиться на своих генералов так же, как на вас, — грустно произнес фюрер, вручая женщинам ампулы с ядом. Это было единственное, что он еще мог подарить: смерть.
Около 10 часов вечера Гитлер вызвал к себе Раттенхубера и поручил ему ровно в 10 часов собрать в приемной руководящих работников и близких людей. Раттенхубер собрался выйти, но Гитлер задержал его:
— Я хочу поблагодарить вас за верную службу, — тихо сказал он, глядя в пространство. — И еще поздравить вас с днем рождения. Я помню, что у вас завтра день рождения, но завтра я боюсь не успеть… Я принял решение… Я должен уйти из этого мира…
Хотя такого решения все обитатели бункера ожидали от Гитлера со все возрастающим нетерпением давно, но Раттенхубер воспринял его с волнением.
— Мой фюрер! — воскликнул он. — Ваша жизнь бесценна для Германии. Вы должны жить! Еще не поздно вырваться из Берлина!
— Бежать, чтобы попасть в руки к русским? — бесцветным голосом возразил Гитлер. — Чтобы Сталин выставил меня в железной клетке в московском зоопарке? В таком случае мне останется лишь позавидовать участи дуче. Нет! Я с честью и достоинством выполнял возложенную на меня Провидением миссию: возродить торжество арийской расы. Никто не мог мне противостоять! Вся Европа лежала у моих ног, трепеща перед величием германского гения и твердостью германской воли. Только Сталин, это воплощение сил зла со своими бесчисленными монгольскими ордами, явившимися прямо из преисподней, смог встать у меня на пути!
Гитлер еще несколько минуту рассуждал на тему великой миссии, и Раттенхубер вдруг с удивлением почувствовал, что его внезапно покинула жалость к человеку, которого он столько лет боготворил и преданно охранял. Ему хотелось смеяться над этим полупарализованным, трясущимся, но все еще напыщенным индюком, забившимся в смрадную бетонную нору и произносящим высокопарные речи перед тем, как съесть, давясь и причитая, маленькую стеклянную ампулку с ядом.
В комнату вошла Ева, и Раттенхубер наконец смог покинуть окончательно деградировавшего фюрера.
В 10 часов вечера в приемной собрались генералы Бургдорф и Кребс, личные пилоты фюрера генерал Баур и СС-оберштурмбаннфюрер Бетц, начальник личной охраны фюрера СС-оберштурмбаннфюрер Хегель, камердинер фюрера СС-штурмбаннфюрер Линге, адъютант фюрера СС-штурмбаннфюрер Гюнше и начальник РСД СС-группенфюрер Раттенхубер. Гитлер сообщил им о решении уйти из жизни, поблагодарил за службу. В заключение он сказал фразу, которую многие так жаждали услышать от него:
— Постарайтесь вместе с войсками вырваться из Берлина. Я остаюсь здесь.
Гитлер пожал всем руку на прощание и ушел к себе, но через несколько минут вызвал к себе Раттенхубера, Линге и Гюнше и отдал им распоряжение о сожжении его и Евы трупов.
По просьбе Аксмана в два часа ночи Гитлер поднялся в верхний бункер и пожал руки собравшимся там двум десяткам санитарок из госпиталя в знак признательности за их мужество. Эсэсовцы из охраны восприняли это как акт прощания и воспрянули духом: скоро хозяин покончит с собой, и они смогут заняться спасением собственных жизней.
В 8 часов утра к выходу в сад рейхсканцелярии поднялась Ева, грустно объяснив охраннику:
— Хочу в последний раз взглянуть на солнце.
Прощание с солнцем заняло у нее всего пятнадцать минут и плохо удалось: небо было затянуто дымом пожарищ, а в саду регулярно рвались снаряды.
Тем временем Борман встретился с Раттенхубером, когда тот в 10 часов утра проверял пост, и произнес, испытующе глядя в глаза генералу:
— Группенфюрер, фюрер отдал нам все распоряжения, подписал завещание и попрощался с нами. Я думаю, что настало время взять вам ситуацию под контроль.
Раттенхубер молча наклонил голову в знак согласия.
Борман подозвал к себе одного из тех гестаповцев, что по его приказу были переданы в распоряжение Краузе, вручил ему небольшой сверток и сказал:
— Передайте господину Краузе, что пора приступать к первой фазе.
— Слушаюсь, рейхсляйтер! — отозвался тот.
Через два часа Краузе в сопровождении двух гестаповцев добрался до рейхсканцелярии. С ними была светловолосая женщина лет тридцати пяти. На входе он набросил на нее белый халат медсестры. Они прошли в одно из подземных помещений под рейхсканцелярией, и Краузе торжественно произнес:
— Фройляйн! Вы будете лично представлены фюреру как одна из тех немецких женщин, что сейчас мужественно исполняют свой долг плечом к плечу со своими мужьями и братьями. Вот, переоденьтесь в это платье, оно вам будет весьма к лицу.
Он вручил женщине сверток, переданный Борманом, и вышел из помещения. В коридоре его ожидали гестаповцы.
— Господа Ауэр и Баум, — обратился к ним Краузе. — Вы не должны впускать в это помещение никого и охранять даму как от посторонних взглядов, так и от нее самой. Я ясно выражаюсь?
Гестаповцы переглянулись, и Ауэр ответил:
— Мы должны препятствовать любым контактам подопечной, от кого бы они не исходили, и любым нежелательным действиям, в том числе исходящим от нее самой.
— Совершенно верно, — подтвердил Краузе. — По получении команды от рейхсляйтера Бормана через офицера охраны вы с указанными предосторожностями выводите даму в сад рейхсканцелярии и ведете к запасному выходу из бункера фюрера. Дверь в бункер должна быть к этому времени открыта, а охрана отсутствовать. Там вас встретит лично рейхсляйтер Борман и даст дальнейшие указания. Поскольку рейхсканцелярия под обстрелом, то я подчеркиваю: дама должна быть доставлена к запасному выходу бункера в любом случае. Вопросы?
Вопросов не было. Краузе взглянул на часы и объявил:
— На этом я с вами прощаюсь, господа. Больше мы не увидимся. Желаю вам удачи!
Краузе покинул рейхсканцелярию и направился в сторону Германгерингштрассе. За эти дни он стал знатоком боевых действий в городе и научился выбирать относительно безопасные маршруты. Он привык к пропитанному гарью воздуху и скрипящему на зубах песку. Иногда он удивлялся себе: ведь достаточно пули и осколка снаряда, которые сыпались вокруг в изобилии, чтобы окончить свой жизненный путь на покрытых битым кирпичом и продымленных пожарами берлинских улицах. Что его заставляет делать это? Неужели только возможность вернуть себе власть и богатство, некогда им утраченные? Или дала знать о себе врожденная тяга к авантюрам? Впрочем, какое это имеет значение…
Примерно в половине третьего дня Гитлер снова собрал свое окружение и еще раз попрощался с ними. Раттенхубер воспринял повторное прощание как фарс и пригласил к себе Гюнше. Плотно прикрыв дверь в комнату, Раттенхубер раздраженно сказал:
— Бригадефюрер Монке сообщил мне, что русские танки подошли к рейхстагу, идут ожесточенные бои в районе Анхальтер и Шпиттельмарк. Русские практически приступили к штурму правительственного квартала, и Монке предупредил, что вряд ли продержится более двух суток. Не скрою, что мне с каждым часом все труднее поддерживать хоть какую-то дисциплину среди охраны бункера. Фюрер попрощался с нами, и многие уже смирились с его желанием уйти из жизни, чтобы предоставить нам возможность вырваться из окружения. Но фюрер серьезно подорвал свое здоровье в борьбе за Германию, его воля ослабла… Мы не можем допустить, чтобы он или даже его тело попали в руки русских. Мы должны выполнить свой долг любой ценой… А сейчас дорог каждый час… Вы меня понимаете, штурмбаннфюрер?
— Да, обергруппенфюрер! Прикажите снять охрану с запасного выхода… и прошу вас проследить, чтобы никто не спускался в нижний бункер до моего доклада, — ответил Гюнше. Он взял лежавший на столе пистолет-пулемет и вышел.
У лестницы в нижний бункер Гюнше встретил Бормана. Тот выглядел настороженно и нетерпеливо, словно кот, притаившийся возле мышиной норы. Борман вопросительно взглянул на Гюнше, и тот понял: Борман в курсе.
— Рейхсляйтер, — обратился к нему Гюнше. — Необходимо удалить всех из нижнего бункера, чтобы они не мешали фюреру.
Борман буквально выгнал из нижнего бункера рвавшуюся к фюреру Магду Геббельс. Сам Геббельс не проронил ни слова. За эти дни он, казалось, усох и стал напоминать мумию обезьяны. Нижний бункер к трем часам дня покинули все, кроме Бормана, Геббельса, Линге, Гюнше, Бургдорфа и Кребса, которые собрались в вестибюле перед лестницей в верхний бункер. Последним к ним присоединился срочно прибывший в бункер рейхсюгендфюрер Аксман.