Анатолий Калинин - Товарищи

От друга старого, как ласка,
Пускай, приветствиям не в счет,
К тебе с высот Новочеркасска
Поклон из юности придет.
И пусть твоей взгрустнувшей музе
Опять при огненной звезде
Паек приснится кукурузный
И первый трактор в борозде.
И вновь из утренней заметки
Воскреснут вместе на века
И ранний рокот пятилетки,
И древний цокот Ермака.

Безбрежными бессонными ночами
Перед судом знакомых и друзей
Долги свои, растущие с годами,
Перебираю в памяти моей.
От писем, продолжающих слетаться
Ко мне на стол, уже невпроворот,
И мне давно уже пора признаться,
Что я зазнайка круглый и банкрот.
Тем более что сам я примечаю,
Себе к оплате предъявляя счет,
Что не друзьям я старым отвечаю,
А тем, кто часто за душу трясет.
Но все ж, свою бессонницу врачуя,
Я верю: друг, который навсегда,
Узнает сердцем — потому молчу я.
Что, раз смолчав, молчу я от стыда.

Ты слышишь, как топот, а может быть, град
Вдруг ночью в саду пронесется?
Но это с чрезмерною ношею сад,
Плечами взмахнув, расстается.
Во сне задрожав от грозящей беды,
Себя облегчая по праву.
Он хочет сберечь золотые плоды,
Ему приносящие славу.
И ты, суете не ввергаясь в рабы,
Дежурным соблазнам в отдачу,
Скорее отринь их от главной судьбы,
Которой себя предназначил.

В пылу горячих наслаждений,
Под бурный плеск сердцебиений,
Тебя несущих прямо в рай,
Смотри себя не потеряй.

В коврах служебного вигвама
И в аромате фимиама
Друзей, влюбленных через край,
 Смотри себя не потеряй.

При озарении трибунном
И при падении безлунном
С судьбою в прятки не играй…
Смотри себя не потеряй.

От детства самого, в слезах,
Навылет раненного болью,
Меня преследуют глаза
Коров, плетущихся на бойню,
Когда покорной чередой,
Сопровождаемы бичами,
Они над улицей сквозной
Несли рога свои печально.
С тех пор давно железный век
У детства вытер: эти слезы:
В прогрессе явном человек
Вложил свой гений в скотовозы.
Теперь ему и не успеть
С виной, ничем не утолимой,
За давней болью углядеть,
Когда она мелькает мимо,
Когда в пути она мычит
Навзрыд со скорбью первородной
И тень рогатая торчит,
Как лес, под бомбой водородной.

Не отмоются, не сотрутся —
Нет ни силы такой, ни воды —
Остаются они, остаются
Не на коже, так в сердце следы.
Нехорошее дело — стараться
Все, что было, теперь отбелить.
От ошибок нельзя отказаться,
С ними надо, как с совестью, жить.
Чтобы ныли они и терзали,
Чтобы жгли и бросали в озноб,
По ночам чтобы спать не давали
И лелеяли мужество чтоб.
Чтобы помнить, стыдиться и видеть,
Как урок навсегда сохранить:
Никого на земле не обидеть,
Ни слезинки чужой не пролить.

По преданию, царица,
Среди всех других забот,
Из тебя ручную птицу
Чуть не сделала, удод.
Но поскольку на рассвете
Даже страже время спать,
Ты однажды как-то сети
Ухитрился разорвать.
И из сказки фараона
Вплоть до наших дней донес
Эту гордую корону
И волшебный этот хвост.
Всем отрада ты и чудо.
Только тоже ведь нельзя.
Если всюду видеть худо,
Над планетою скользя;
Если людям спозаранку,
Как в награду за приют,
Все твердить, как будто в склянку
Дуть пустую: «Худо тут».
То ли стонешь, то ль хохочешь,
Иль, предчувствием томим,
Ты о чем-то вспомнить хочешь,
Из пустыни и из ночи
Прилетевший пилигрим?

Не видно над степью орлов,
Уже с высоты синеокой
Не падает царственный клекот
В багровый шиповник яров.
Не рвут они грудью простор
Вдогон за бегущею тварью:
Все твари удушены гарью
Во мраке спасительных пор.
Один лишь, с тоской во взоре,
Еще сторожит свой курган
Над степью родною, но вскоре
И он улетит в Дагестан,
Чтоб впредь до скончания века,
Впиваясь в твердыню Казбека
Кровавою сталью когтей,
Судить торжество человека
Над матерью жизни своей.

Опять я карту старую ищу
С маршрутом красным на зеленом фоне
Уехать с Дона страстно я хочу,
Чтоб вновь грустить безудержно о Доне.
Незаменимая краса родимых мест,
С которой сросся я до слез, до боли,
Так за зиму, бывает, надоест
И так до смертной скуки намозолит,
Что та же радужная птица свиристель
Под настроение, по странной связи,
Мгновенной вспышкой озаряя ель,
Напомнит вдруг о Крыме и Кавказе.
Без тайны красоте не уцелеть,
Привычному нельзя без обновления.
И, чтобы в старом новое узреть,
Оно должно явиться с отдаления.
Вот так и буду до последних дней,
По кругу неизбежности вращаясь,
Бежать весной я от любви своей,
К своей любви под осень возвращаясь.

Не желая под старость придурком
У станичников наших прослыть,
Только ночью в простреленной бурке
Я рискую теперь выходить.
Только мне на январском морозе,
Под ногами гремящем, как жесть,
Выжимая из памяти слезы,
Пахнет дымом косматая шерсть,
Только мой с переметными сумами
Мчится конь с серебристой уздой…
Хорошо о товарищах думать
До утра под высокой звездой.

О чудо волшебной секунды,
Пронзительное, как испуг,
Когда долгожданные струны
В душе напрягутся вдруг,
Когда вдруг до режущей боли
Над проклятым трижды столом
Тревожно запахнет полем
И кухни солдатской дымком,
И снова, раздвинув туманы,
Из прорези в тишине
Июль сорок первого глянет
С черным крестом на броне.

Всю развеяв под ветром
Листву донага,
Вербы метлами веток
Подметают снега.
Время сладостных запахов,
Время заячьих слез,
Время — в старой папахе
Выходить на мороз.
Время — трубам кизячный
Выстривать дым,
Время — песне казачьей
За вином молодым,
Время — Дону до марта
В кольчуге вздыхать,
Время — с другом над картой
Войну вспоминать.

На тризне памяти военной
Не самый главный эпизод
В ряду особо несравненных
Вдруг душу всю перевернет:
С неотразимостью экранной
Взойдет, как месяц над рекой,
Твой лик с наигранностью странной,
В очках с оправой золотой.
Потрогав маузер небрежно,
Налив трофейного в бокал,
За милых женщин неизбежно
Ты первый тост провозглашал…
Чего б теперь мы не отдали,
Каких не сняли б с неба звезд
За то, чтоб с теми, с кем пивали,
Распить банальный этот тост.

Тобой назначенные сроки
Уже прошли, как месяц май,
И я рифмую эти строки,
Чтобы напомнить: приезжай.
У нас сейчас такие грозы,
Что ночью день на берегу.
Поедем в новые совхозы,
Поедем в старые колхозы
И, коль захочешь, на уху.
Казачий корпус помянем
Мы от души среди курганов
И песню ту опять споем —
Твою, гвардейскую — о нем,
Что полюбил и Селиванов.
Смотри, уйдет июнь короткий,
Как май, к Азову по реке,
Не забывай, что наши сроки
Уже совсем накоротке.
И так и быть, тебе как другу,
Но только и́здали, чтоб знал,
Я покажу одну стряпуху,
Какой ты прежде не видал.

Не застольною песней
Скреплена наша дружба,
И не брагой она скреплена,
А оружием.

Не в саду под черешнями
На лужайке взлелеяна,
А в окопе железною
Вьюгой овеяна.

Не весною тюльпанами
И не розами алыми,
А горячими ранами
На снегу расцветала.

И на службу суровую
Не клятвой нечаянной,
Не простою, а кровью
Солдатскою спаяна.