Бернард Корнуэлл - Боевое Знамя
Неудовлетворенность Гэллоуэя сопровождалась раздраженным состоянием, в котором пребывала основная часть его небольшого подразделения. Возвращение Блайза опять разбудило гнев Адама, охвативший его предыдущим вечером, когда виргинец обвинил Блайза в убийстве гражданских в таверне Маккомба. Блайз всё отрицал.
- Нас обстреляли военные, - заявил он.
- И они умоляли вас прекратить огонь, потому что там женщины! - настаивал Адам.
- Если бы кто-нибудь об этом упомянул, - ответил Блайз, - то я бы немедленно прекратил стрельбу. Немедленно! Даю слово, Фалконер, за кого вы меня принимаете?
- За лжеца, - заявил Адам, и прежде чем Гэллоуэй смог вмешаться, вызов был брошен.
Но дуэль так и не состоялась, и, возможно, как смел надеяться Гэллоуэй, и не состоится, для чего он прибегнул к помощи преподобного Старбака. Священник был рад оказаться полезным, пока еще бушевало сражение пехоты, и поговорил сначала с капитаном Блайзом, а потом отчитался перед майором Гэллоуэей о результатах этой беседы.
- Блайз признает, что в таверне могли находиться женщины, - сказал преподобный, - и чрезвычайно расстроен этим обстоятельством, но совершенно очевидно, что в то время он не был об этом осведомлен, и заверяет, что не слышал никаких призывов прекратить стрельбу, - на минуту священник умолк, чтобы взглянуть на дымные следы артиллерийских снарядов, пролетающих по дуге над дальним лесом, а потом нахмурился, посмотрев на майора. - В любом случае, что за женщины могли находиться в таверне?
Гэллоуэй надеялся, что это риторический вопрос, но выражение лица священника предполагало, что он ожидает ответа. Майор попытался найти способ увильнуть от прямого ответа, но так и не нашел его.
- Шлюхи, сэр, - наконец признал он, покраснев от смущения, что использует подобное слово перед лицом Божьего человека.
- Именно, - подтвердил священник. - Женщины, не обладающие добродетелью. Так из-за чего же Фалконер поднял всю эту суматоху?
- У Адама очень чувствительная совесть, сэр.
- И он состоит в вашем полку, майор, благодаря моим деньгам, - резко заметил священник, опустив тот неудобный факт, что деньги для Конного полка Гэллоуэя на самом деле были собраны сотнями скромных и добросердечных людей по всей Новой Англии, - и я не позволю, чтобы делу Господа помешало какое-то неуместное сочувствие к падшим женщинам. Капитан Фалконер должен понять, что не может позволить себе иметь чувствительную совесть, только не на мои деньги!
- Вы поговорите с ним, сэр? - спросил Гэллоуэй.
- И немедленно! - сообщил священник и тут же вызвал Адама. Они отъехали достаточно далеко, чтобы вести разговор приватно, и преподобный потребовал ответа, какими именно свидетельствами располагает Адам для своего обвинения в убийстве.
- Свидетельствами из газет, сэр, - ответил Адам, - и своими собственными подозрениями относительно натуры капитана Блайза.
- Это газета южан, - священник с легкостью отмел первую часть свидетельств Адама.
- Так и есть, сэр.
- А второе доказательство основано лишь на вашей неприязни к капитану Блайзу? Вы полагаете, мы можем позволить себе роскошь подобных себялюбивых суждений в военное время?
- У меня есть основания для этой неприязни, сэр.
- Основания! Основания! - выплюнул эти слова преподобный Старбак. - Мы на войне, молодой человек, и не можем позволить себе стычки из-за пустяков!
Адам окаменел.
- Это капитан Блайз вызвал меня на дуэль, а не я.
- Вы назвали его лжецом! - заметил преподобный Старбак.
- Да сэр, назвал.
Преподобный Старбак печально покачал головой.
- Я разговаривал с Блайзом. Он заверил меня, дав слово джентльмена, что и понятия не имел о присутствии в таверне женщин, но признал, что мог и ошибиться, и всё, чего он от вас просит, это лишь согласиться с тем, что он никогда не продолжил бы стрельбу, если бы знал, что рискует жизнями женщин. Я ему верю, - преподобный Старбак сделал паузу, предоставляя Адаму шанс ответить согласием, но Адам сохранял упрямое молчание. - Во имя любви Господа нашего, - запротестовал священник, - вы и правда полагаете, что человек чести, офицер армии Соединенных Штатов, христианин, может напасть на женщин?
- Нет, сэр, полагаю, что не может, - подчеркнул Адам.
Преподобному Старбаку понадобилось несколько секунд, чтобы понять двусмысленность реплики Адама, и это понимание не улучшило его настроение.
- Я буду вам благодарен, если вы не станете со мной умничать, молодой человек. Я расследовал это дело. Слабости человечества мне известны получше, чем вам, Фалконер. Я боролся со злом всю свою жизнь, и мои суждения основываются не на газетах южан, а на твердом опыте, и я верю, как и твержу вам, с наполненной молитвами милостью, что капитан Блайз не убийца, а его действия той ночью были благородными. Не может быть и речи, чтобы он вел себя таким образом, как вы описываете! Немыслимо! Совершенно невозможно!
Адам покачал головой.
- Могу рассказать вам о другом случае, сэр, - сказал он, уже приготовившись поведать историю о женщине, которую обнаружил с Блайзом в амбаре, но священник не дал ему ни единого шанса закончить рассказ.
- Я не собираюсь выслушивать сплетни! - заявил преподобный Старбак. - Боже мой, не собираюсь слушать сплетни! Мы отправились в крестовый поход, Фалконер, в великий крестовый поход, чтобы сковать Богом избранный народ. Мы очистим этот народ от греха, выжжем зло из его сердец жестоким и праведным огнем, и нет ни места, ни награды, ни оправдания для человека, который ставит свои личные прихоти выше этого великого дела. Как сказал наш Господь и спаситель, "Кто не со мной, тот против меня", в душе я считаю, Фалконер, что если вы будете противиться майору Гэллоуэю в этом вопросе, то обнаружите, что и я, и Христос стали вашими противниками.
Адам ощутил прилив сочувствия к своему былому другу Натаниэлю Старбаку.
- У меня нет никаких сомнений относительно моей верности делу Соединенных Штатов, сэр, - выразил он слабый протест.
- Тогда пожмите Блайзу руку и признайте, что были неправы, - предложил преподобный Старбак.
- Я? Что я был неправ? - Адам не смог сдержать свое удивление.
- Он признает, что, возможно, вы правы, и женщины там были, так почему бы вам не согласиться с тем, что он повел бы себя по-другому, если бы знал об этом?
Мысли завертелись у Адама в голове. Теперь он был уверен, что каким-то образом зашел не в том направлении. Он также с болью в сердце осознавал, что в долгу у священника, и потому, хотя и против своей воли, кивнул:
- Если настаиваете, сэр, - уныло произнес он.
- Настаивать должна ваша совесть, но я всё равно этому рад. Поехали!
И преподобный Старбак стукнул по бокам лошади каблуками, направив Адама туда, где их поджидал ухмыляющийся Билли Блайз.
- Мистер Фалконер хочет вам что-то сказать, капитан, - провозгласил преподобный Старбак.
Адам сделал признание, что, возможно, неверно судил о действиях капитана Блайза, и извинился за эти суждения. Он ненавидел себя за то, что приносит извинения, но всё равно попытался придать тону сердечность. А потом даже протянул руку.
Блайз пожал протянутую руку.
- Думаю, мы, джентльмены-южане, просто слишком вспыльчивы, не так ли, Фалконер? Так что не будем больше об этом.
Адам чувствовал себя униженным. Он сделал хорошую мину при плохой игре, но игра всё равно была проиграна, и это причиняло боль. Майор Гэллоуэй, тем не менее, так трогательно обрадовался состоявшемуся примирению.
- Мы должны быть друзьями, - сказал он. - Врагов и так достаточно, не стоит множить их еще и в собственных рядах.
- Аминь, - произнес Блайз, - аминь.
- Аминь, и в самом деле, - отозвался преподобный Старбак, - и аллилуйя.
Адам промолчал, лишь уставившись на лес, откуда поднимался дым от стрельбы.
А в это время на юге, вне поля зрения войск северян, полк за полком пехота мятежников шла по проселочной дороге, ведущей к открытому флангу армии Джона Поупа. Подкрепление генерала Ли прибыло в тот самый момент, когда последняя в этот день атака янки накатилась на железнодорожное полотно в лесу.
Над Голубым хребтом медленно садилось солнце, наступал летний вечер. Преподобный Старбак увидел неизбежно надвигающуюся темноту и сжал кулаки в молитве, прося Господа даровать Джону Поупу то же чудо, что и Иисусу Навину, когда Бог заставил солнце застыть над Гаваоном, чтобы армиям Израиля хватило времени сразить амореев. Священник молился, в лесах затрубили горны, их громкое радостное эхо отразилось от деревьев, и началась последняя большая атака этого дня.
Глава тринадцатая
Самая мощная за день атака северян представляла наибольшую угрозу, ибо они не наступали шеренгами, а построились, в устаревшей манере, колонной, которая нанесла сокрушительный удар по самому неглубокому участку канавы железнодорожного полотна. Атака также пришлась на уязвимый стык между солдатами Старбака и каролинцами Илайи Хадсона. Наблюдавший с края отвальной ямы Нат интуитивно понимал - его людям ни за что не выстоять против подобной волны, что приливом выплескивалась из лесов. Атакующие батальоны держались настолько плотно, что над темными шеренгами развевались выстроенные в яркую фалангу знамена. На них были вышиты гербы и символы Нью-Йорка и Индианы, штата Пенсильвания, Мэна, Мичигана. Под этими знаменами в воплях атакующих тонули хлесткие выстрелы винтовок Легиона.
