Богдан Сушинский - Секретный рейд адмирала Брэда
— Уверен, что сможем дотянуть до Фолклендов, сэр, молвил Черис. — К тому же присутствие субмарины будет гарантировать и защиту судна, и спасение его экипажа в случае аварийной ситуации.
— Именно так все и задумано, — ухмыльнулся адмирал Брэд, чувствуя, что и боевой дух Полярной эскадры, и его личный авторитет командующего — восстановлены. — Оба отряда выступают завтра, в шестнадцать ноль-ноль. Надеюсь, этого времени вашим пилотам хватит для того, чтобы эвакуировать гарнизон базы «Адмирал-Форт», разборный штабной домик и имеющиеся там грузы?
— Хватит, сэр.
— Еще два часа назад гарнизон получил приказ готовить базу к эвакуации, поэтому вы тоже не теряйте времени.
Когда Брэду казалось, что все распоряжения были отданы, он неожиданно наткнулся на вопросительный взгляд коммандера О'Доннелла. И него был настолько удрученный и жалкий вид, словно это тон сам, по собственной неосторожности, отправил на дно свой красавец линкор.
— Вы, О'Доннелл, пойдете в составе отряда коммодора Бертолдо, на эсминце «Портсмут». Ваш, Черис, первый помощник погиб? — просил адмирал, подойдя к поднявшимся с места офицерам, которые сидели плечом к плечу.
— Так точно, сэр, лейтенант Овел погиб.
— Прекрасный был офицер, — молвил адмирал, хотя почти не был знаком с Овелом. — Один из лучших офицеров эскадры. Я хочу, чтобы эти слова были в письме, которое мы направим его родным.
— Они будут, сэр.
— Но теперь вам, конечно же, пригодится морской опыт коммандера О'Доннелла, который с этой минуты приступает к исполнению обязанностей первого помощника командира «Портсмута».
— Благодарю за оказанную честь, сэр, — дрогнувшим голосом произнес бывший командир линкора «Колорадо», и адмиралу показалось, что на глазах его блеснули слезы. Командующий понимал, как тягостно было бы О'Доннеллу проводить все оставшиеся дни экспедиции на чужом судне, в качестве пассажира.
Адмирал вышел на миниатюрную палубу рядом с командным пунктом и приказал адъютанту никого не подпускать к нему и самому тоже не тревожить.
Антарктическое лето было в разгаре. Огромный желтовато-красный шар солнца завис между вершинами двух ледяных скал и напоминал вулканическую лаву, которая, заполнив собой весь кратер, вот-вот должна была взорваться феерическим извержением.
Наверное, это твоя последняя экспедиция куда бы то ни было, сказал себе адмирал. И военная и гражданская. Можешь считать, что во время этой высадки на Антарктиду ты получил ответы на все те вопросы, которые приводили тебя в ледяную пустыню, а вместе с ними — и последнее предупреждение.
Впрочем, он мог бы припомнить еще как минимум пять прощаний с Антарктидой или Арктикой, во время которых он закаивался возвращаться в ледяные пустыни, решал для себя раз и навсегда покончить с бродячей жизнью ледового странника и осесть в одной из зеленых долин Калифорнии, между Береговыми хребтами и горным массивом Сьерра-Невада. Впрочем, прибрежные равнины Мексиканского залива тоже казались вполне приемлемыми. Вот только всякий раз что-то мешало ему окончательно порвать со своим полярным бродяжничеством и осесть где-нибудь в тихом, зеленом пригороде.
51
Январь 1947 года Антарктика. Море Дейвиса.
Борт флагманского авианосца «Флорида».
Этого стука в дверь адмирал ждал уже седьмые сутки, с той поры, когда он вывел свой Восточный отряд кораблей из Швабского залива, который моряки стали называть между собой «Погибельным», и взял курс на Шельфовый ледник Шеклтона, за которым начинался Южный океан.
— Я понимаю, что нарушила спокойствие одного из самых бесстрастных вечеров вашей бурной экспедиции… — попыталась Фройнштаг прибегнуть к некоей словесной изощренности. Однако Роберт так и не позволил ей блеснуть красноречием.
Его пальцы оказались в волосах Лилии раньше, чем она успел что-либо сообразить, а шубка, наброшенная на легкий спортивный костюм, сползла на пол каюты, прежде чем адмирал задумался над тем, как бы поскорее и в то же время поделикатнее раздеть эту потрясающую женщину.
Каждый день адмирал, Фройнштаг, полярный геолог Элмайр и зоолог Молонг высаживались с небольшого самолета полярной авиации то в предгорьях Сер-Рондане, то на полуострове Рисер-Ларсен, или на побережье залива Амундсена. Во время этих десантов Брэд забывал о своем адмиральском чине, он вновь чувствовал себя ученым, и буквально упивался той свободой действий и теми возможностями, которые открывались перед ним во время экспедиции именно потому, что пребывал в чине адмирала.
Однако все это время Фройнштаг оставалась молчаливой и отчужденной, что-то мешало ей отвечать на попытки Брэда возродить их отношения, что-то не позволяло растопить арктический лед сдержанности и безразличия, которые постепенно воцарялись между ними.
— Мне почему-то казалось, что после всего того, что мы пережили в Стране Атлантов, наши отношения уже окончательно исчерпаны, — проговорила Фройнштаг, разрешая, после долгих страстных поцелуев, донести себя до его корабельного ложа.
— Ну почему же, якорь мне в глотку, исчерпаны?! — прорычал он, мысленно представляя себе, сколько всего лишнего предстоит сорвать с себя и с этой женщины, прежде чем она действительно окажется в его власти.
— А что еще могут пережить люди, столько раз оказывавшиеся на грани гибели?
— Насколько мне известно, общие переживания лишь крепче объединяют людей, — проговорил адмирал, лихорадочно срывая с себя трижды проклятые одежды. Причем проделывал это с отчаянием человека, случайно оказавшегося бортом, когда все решают секунды.
— В общем деле — да; в восхождениях на ледовые плато Земли Эндерби, при высадке на острова залива Эдуарда VIII, или при подъеме на гранитные вершины предгорий Фрамнесфьелла. Но только не в постели, мой адмирал, только не в постели!
Брэда так и подмывало воскликнуть: «Тогда, что же привело вас сюда, в ложе к человеку, с которым вас ничего не объединяет?!». Но задать именно этот вопрос так и не решился. На него вдруг снизошел почти мистический страх: «Одно неосторожное слово — и видение из золотистых волос и налитого, не по-женски крепкого, мускулистого тела — источится французскими духами, развеется и исчезнет!».
Брэд вдруг испугался, что разрушит не только весь тот неразгаданный, таинственный порыв, который привел к нему в каюту эту удивительную женщину, но и разорвет всю ту странную связь, которая до сих пор каким-то непостижимым образом единила их.
В этот вечер Брэд был агрессивен, как прошедший через трупы растерзанных соперников леопард, и неутомим, как перезревший в своей половой тоске юнец, случайно дорвавшийся до податливого, умудренного сексуальными баталиями тела неприхотливой уличной женщины.
И мир не знал, мир даже не догадывался… Впрочем, какое дело было всему остальному миру до этих двух слившихся в объятиях людей, которые извергали вулканы страстей посреди ледового антарктического моря; и какое дело было этим двум, истосковавшимся друг по другу людям до всего прочего мира?!
В эти, самой судьбой отведенные им минуты — своими нежными касаниями, своим шепотом и ласками, своими вздохами и порывами они сотворяли свой собственный, духовный мир, который не имел почти ничего общего с «внутренним» и «континентальным» мирами.
— Вот такой она и была — эта ледовая ночь нашего прощания! — с томным придыханием проговорила Фройнштаг, когда, пресытившись сексуальным безумием, мужчина обессилено улегся вверх лицом рядом с ней.
— Почему прощания, Фройнштаг? — все еще страстно сжал ее руку.
— Потому что так нам суждено: жить на разных континентах, в разных эпохах и даже в разных мирах.
— Если «в разных мирах» — не аллегория, то не собираетесь ли вы уйти во внутренние миры Страны Атлантов и Рейх-Атлантиды?!
— Рейх-Атлантиды? До того, как я побывала в Стране Атлантов, мне казалось, что место истинной германки сейчас там, в районе «Базы-211», в Рейх-Атлантиде. И если бы Скорцени удалось обрести волю, возможно, я сумела бы убедить его, что наш долг перед арийской нацией — уйти в подземелья Нового Рейха.
— Но обязательно со Скорцени… — ревниво прокряхтел командующий эскадрой.
— Мне и в голову не приходило, что существует еще кто-то, кто способен был бы прорваться к этой базе сквозь арийские и атлантические заслоны. И уж совсем дикой показалась бы мысль видеть в этом человеке вас, мой непобедимый адмирал, вчерашнего нашего врага. И лотом, в какой мир я бы не попадала, если рядом со мной оказывается Скорцени, мир этот сразу же становится «совершенно иным миром».
— Более романтичным? Сомневаюсь.
— А если я стану утверждать, что более суровым — это вас устроит? — вежливо освободила Лилия свою руку, и это не осталось незамеченным.
