Николай Ященко - С отцами вместе
От чая Митя отказался. Свернул цигарку и отправился домой…
События последних дней измотали его. Сидя за столом, он положил голову на руки. Глаза слипались, свеча перед ним двоилась, троилась… Стало много маленьких мигающих огоньков… Вся церковь в огнях. Митя и Анна идут под венец. Священник требует обручальные кольца, а их нет. Лицо священника очень знакомо. Это же Федя-большевичок, он смеется: «Зачем в церковь, ячейка тебе комсомольскую свадьбу устроит…» Открыл глаза, стряхнул дремоту, огляделся. На комоде шкатулка, в ней лежат два золотых кольца. После гибели отца было много голодных дней, но мать все-таки не продала кольца, хранит память о муже, о молодости, о любви… Глаза снова смыкаются… По большой реке плывет баржа, одни арестант хочет что-то сказать, но не может, и заплакал. Почему баржа с колесами? Они стучат, как у дрезины. Со скалы кто-то стреляет… Митя вздрогнул, поднялся из-за стола, начал укладываться в постель. А ружье все еще висит. Когда выбраться на охоту? Федя рассказывал о каких-то двух зайцах… Вот если бы стрелявший со скалы не промахнулся, сегодня не пришлось бы говорить о любви и мировой революции.
В окно сильно и часто застучали.
— Мокин в поездку…
Глава двадцать первая
Почему волновался Химоза
Всю неделю Ленька Индеец сидел на парте один. Свиридок в школу не приходил. Говорили, что он болеет. В субботу после уроков Ленька поймал в коридоре Кузю и сказал, что не мешало бы побывать у Мандолины. Кузя потер переносицу, сбегал в раздевалку за Пронькой. Узнав, зачем его позвали, Пронька пошарил в карманах, вытащил серебрушку, не говоря ни слова, протянул ее Леньке. «Складчина», — понял Ленька и тоже пересчитал свою денежную наличность. Тогда и Кузя потряс за корешок учебник географии. На пол вылетела зеленая бумажка. Пошли вместе на базар, в китайской харчевне купили три пампушки.
К больному товарищу отправился один Ленька. Еще на кухне он услышал звук мандолины, доносившийся из крайней комнаты. Мать Свиридка — высокая и полная женщина — стояла перед Ленькой, молча вытирала о передник мокрые пухлые руки и, кажется, не собиралась пускать его дальше порога.
— Мама, кто там пришел? — крикнул Мандолина.
— К тебе, Игорь, из школы! — поневоле ответила мать.
В классе Свиридка никогда не называли по имени, и Леньке показалось, что он слышит его впервые. «Ишь ты, князь Игорь», — подумал он, сбрасывая шубу.
Мандолина лежал на кровати с перевязанной головой. Леньке он очень обрадовался, а увидев принесенные им пампушки, чуть не заплакал. Только мамаша брезгливо вытянула губы:
— Неужели ты, Игорек, будешь есть эту га… эти штуки? А вдруг они с собачьим или кошачьим мясом?!
Ленька поспешил защитить честь китайской харчевни:
— С луком и перцем всякое мясо вкусное!
Настоящего разговора у Леньки с Игорем сначала не получалось, так как мать не уходила из комнаты. К счастью, на кухне что-то зашипело, хозяйка бросилась к плите. Мандолина сейчас же вполголоса рассказал, что отец избил его за посещение политсуда над эсером. Бил тростью, все тело в синяках. Попадает Мандолине часто. В тот день, когда он сообщил дома о своем выходе из соучраба, отец ударил его медной пряжкой по голове, не дал поужинать и на всю ночь запер в холодную кладовку. «Сам лечит, сам и калечит», — негодовал Ленька. Какая шикарная квартира, у Мандолины отдельная комната, а жить тут страшно. Оставаться дольше Леньке не хотелось, он сказал, что пойдет готовить уроки. Мандолина на прощанье шепнул ему:
— Весной, как потеплеет, я убегу на Урал. Вы обещали мне помочь… Не подведете?
— Ни за что на свете! — клятвенно произнес Ленька.
На кухне пахло горелым молоком. Ленька быстро оделся. Хозяйка вышла в сени проводить его.
— Кто же тебя, мальчик, послал к нам? — спросила она.
— Комсомол!
— Что? Неужели ты комсомолец?
— Давно уже!
Женщина молча захлопнула за Ленькой дверь.
Шуба у Леньки с широких отцовских плеч. С рукавами проще — засучил их мехом вверх и рукам удобно. А ноги часто заплетаются в длинных полах, случись от кого удирать — быстро догонят… Ленька идет по Базарной улице, слегка подметая дорогу шубой. Его мучает совесть. Напрасно в доме Свиридка сказал о комсомоле, не будет ли Мандолине хуже, отец может снова избить его… Соврал, что комсомолец. Трудно быстро побороть в себе паршивую привычку — говорить неправду.
«Вообще-то я не вру, я только немного преувеличиваю», — мысленно оправдывался Ленька. И тут же дал себе слово: по возможности придерживаться фактов.
Забежал в школу. Не терпелось рассказать кому-нибудь об избиении Мандолины. Шел первый урок второй смены. Подождал звонка, двум знакомым ученикам поведал обо всем. Через пять минут беспроволочный телеграф передаст его сообщение, во все классы. На душе теперь легче, пошел домой… От станции в гору поднимался Химоза. Чтобы не здороваться с ним, Ленька свернул на мостик, перекинутый через овраг…
* * *В нетопленной несколько дней комнате у Химозы окончательно испортилось настроение. Очень уж неудачной была поездка по деревням. Зажиточные крестьяне кое-где выражали согласие с идеями приезжего учителя, поругивали коммунистов, благодарили бога за то, что советская власть в этом крае не задержалась, но на какие-либо активные действия не соглашались. Таких, как Петухов, единицы…
Не снимая пальто, Химоза затопил печь и долго лежал на кровати. Заботы одолели его. Хочется сделать больше, а людей в поселковой организации эсеров не хватает. Есть несколько рабочих, но они насторожились, чего-то выжидают. Недавно один из них говорил: «Ваши убеждения, Геннадий Аркадьевич, кажутся мне правильными. И большевиков на митинге слушаю — тоже верно толкуют. В голове еще мусор: надо разобраться, за кем идти…».
Увидев в углу граммофон, учитель вспомнил, как в Черемхово его назвали петуховским подпевалой, и передернул плечами. «Придумает же мужичье!» Отвернулся к стене, закрыл глаза… Он — единственный сын владельца бумажной фабрики. Еще в университете начал играть в революцию — посещал тайный кружок, читал запрещенную литературу. Все это пахло романтикой, увлекало. Потом больше сталкивался с рабочими и понял, что им нужна не такая революция, о которой мечтал молодой человек в пенсне, они сами хотят быть хозяевами положения. Октябрьский ветер развеял все иллюзии молодости. Большевики стали врагами… Покатился на восток с остатками каппелевской армии. Лелеял надежду: отступающая лавина где-то остановится, повернет назад, захлестнет собой большевизм. Этого не случилось. И вот Дальневосточная республика. Эсеровский центр поручил ему сколотить в поселке группу надежных людей. Приезд гостя с Амура удесятерил силы, воскресил мечты…
Комната постепенно нагревалась. Химоза поднялся, снял пальто, достал из бокового кармана револьвер — подарок штабс-капитана, покрутил барабан. На стол вылетели две небольшие медные гильзы, затемненные пороховым дымом… В дверь постучали. Поспешно спрятал револьвер под подушку, а гильзы в карман пиджака.
Гога Кикадзе принес газеты, спросил, будет ли урок химии, но учителя интересовало другое — как идут дела в соучрабе. Новости печальные, трое учеников, побывавших на политсуде, выходят из организации, сорвалась репетиция струнного оркестра. Сам того не желая, Кикадзе подлил масла в огонь, нервы у Химозы не выдержали. Он затопал на ученика, назвал его размазней. Опирайся вот на таких! Разве нельзя было пригласить поселковую молодежь на большой вечер? Кроме танцев устроили бы игру в почту, пусть кто хочет посылал бы девицам любовные записки. Подготовили бы разнохарактерный дивертисмент, какую-нибудь лотерею, красочный маскарад, конфетти. Можно ведь как-то отвлечь парней и девчат от таких комсомольских затей, как политсуд над эсером.
Ходьба по комнате немного успокоила Химозу.
— За чоновским складом оружия наблюдаете? — спросил он уже без истерики.
— Без устали наблюдаем, Геннадий Аркадьевич. По ночам там часовой, а по воскресеньям — даже и днем.
— Ладно, идите в школу. Я буду на последнем уроке.
Склад оружия давно привлекает Химозу. Штабс-капитан перед отъездом советовал тщательно, не торопясь подготовить налет, захватить винтовки и патроны. Его план: в дни масленицы, когда запрягают лошадей в кошевки и большие сани, катаются днем и вечером, можно очистить подвал, под песни с бубенцами, вывезти добычу в лес и там спрятать. План дерзкий, а как его осуществить? Склад размещен в подвале вокзала, тут поблизости всегда люди. «Что-то надо придумать… Проникнуть бы в подвал со стороны водогрейки, там…» Раздумывая, Химоза присел к столу, взял одну газету, развернул другую, чем-то увлекся и забыл про склад…
Газеты снова расстроили его. Они сообщали об итогах выборов в Учредительное собрание Дальневосточной республики. Эсеры и меньшевики потерпели полное поражение.
