Виталий Носков - Спецназ. Любите нас, пока мы живы
— Нельзя быть детей, — сказал.
Когда чеченец начал внятно дышать, а потом поднес руки к лицу, мы ушли — вернулись на берег Терека. Отнятый топор я унес с собой, сунув его за спину.
VI.Старейшины собрались в течении тридцати минут. Последним зашел глубокий старик в иссиня-белой шапочке, означавшей, что он совершил Хадж и, судя по возрасту, не один раз. Все при его появлении, включая собровцев, уважительно поднялись.
По тому, как старики оживились, подполковник Миронов понял, что можно говорить. Родькин начал разговор со слов, которые заставили стариков сосредоточиться:
— Здравствуйте, уважаемые отцы!
Надо было пройти Афганистан, опалиться тамошним солнцем в боях муджахиддинами, чтобы навсегда осознать: в мусульманском мире старость — это святое, Слушая разговоры бывалых людей, что Чечня своим мятежом надорвала природные силы, как бы смертельно подорвалась на фугасе и не сумеет восстановиться, Родькин знал, если чеченская молодежь сбережет нравственную власть стариков, сохранит святое к ним отношение, народ обретет прежние силы, справится с обуявшим многих грехом беспредела, отучит юношество черпать силы в насилии над беззащитными русскими стариками, старухами, женщинами, девчонками, над теми, кто не имел оружия для защиты.
— Уважаемые отцы! — снова сказал подполковник Родькин. — Мы — не армия. Мы — представители Главного Управления по борьбе с организованной преступностью МВД России. Нам не хочется заходить в ваши дома в поисках оружия и людей, совершивших на территории Чечни кровавые преступления. Мы надеемся, что вы своей властью убедите молодежь села сдать оружие. Вы знаете всех, кто ходил здесь по улицам с автоматами. Если они добровольно сдадут оружие, мы не подвергнем их аресту. Если они не палачи, то эти парни и мужчины спокойно вернутся домой, к семьям.
— Никого из тех, кто продолжает воевать, в селе нет, — сказал старик в зеленой, импортной феске и экзотических галошах. — Автоматов тоже в Старых Щедринах нет. Сдали все.
Подполковник Миронов решил усилить давление:
— В таком большом селе не может не быть оружия. Подумайте о последствиях. У нас есть фамилии тех, кто воевал и воюет у Дудаева. Их дома мы зачистим в первую очередь и особенно тщательно.
Ничего не ответив Миронову, старики перешептались и в полный рост поднялся сохранивший юношескую стройность старик старше семидесяти:
— Я с тридцать пятого года веду трудовую жизнь. Я жил в Советском Союзе. Воспитан им, теперь из людей сделали хороших овчарок. Какие здесь боевики? Нет тут боевиков. Мы — трудовой народ. Мы сохранили в районе колхозы, овцеводство. У нас на выпасе больше двадцати тысяч баранов, три тысячи голов рогатого скота. Озимых посеяли более трех тысяч гектаров. В Шелковском районе не убивают людей. В Старых Щедринах живут двенадцать заслуженных механизаторов, СССР. У нас было много передовиков производства, даже есть бывшие Депутаты Верховного Совета… У нас не было времени заниматься хулиганством. Возле нашего села не делали засад, мы не воевали ни с кем.
Внимательно слушая пожилого человека, Родькин верил в его искренность. Он видел тоску старика по прежним, спокойным временам и хотел того же. Политическая воронка, в которой оказалась Россия, убивала его силы, терзала душу. Подполковника-афганца раздражали розовощекие политики-всезнайки, взявшие моду говорить: «Эта страна». Россия была его страной — любимой, многострадальной, за которую он немало повоевал. Согласно-доброжелательно кивая в такт словам старика-чеченца, выслушав его, не перебивая, Родькин сказал не то, о чем думал минутой раньше:
— А кто грабил российские поезда на железной дороге? Разве не ваши дети и внуки? Все они, по нашим сведениям, были с автоматическим оружием.
На что старикам было нечего возразить.
— Мы не овчарки, чтобы гонять людей по дворам, — вымолвил интеллигентного вида старик — бывший учитель. — Молодежь станет на нас показывать пальцем. Сейчас не те времена. Власть стариков убита, теряет смысл.
Молчание в комнате, где друг против друга сидели чеченцы и русские, начинало затягиваться.
— Мы пришли в село, чтобы помочь вам, — нашел нужные слова Миронов. — Меньше оружия, меньше крови.
— Охотничьи ружья у лесников тоже станете отбирать? — спросили его.
— Если стволы не зарегистрированы, заберем. Мы действуем в соответствии с Законом о милиции.
— Не действуют здесь никакие законы, — тихо, но все услышали сказал старец-хаджи: — На все воля Аллаха. Иншалла. Поступайте, как считаете нужным.
Тут дверь отворилась и в комнату не вошел, а ворвался начальник милиции Шелковского района. Шумно, по-хозяйски обстоятельно со всеми поздоровался. И, ни о чем не спрашивая, глядя в лицо Родькина, которого знал лично, заговорил:
— Мне позвонили. Сказали — в Старо-Щедринской работают неизвестные военные. Может, бандиты переодетые!? Вот поднял своих людей по тревоге. И прибыл в полном составе. А тут мирный, простой разговор. Правда, столы не накрыты. — Начальник милиции примирительно улыбнулся. Он был страшно обижен, что командированные в его район собровцы проводили специальное мероприятие, не поставив в известность начальника райотдела. Это был удар по его милицейскому самолюбию и престижу.
Русские офицеры отмолчались и полковник Д. продолжил:
— В моем районе мы поддерживаем порядок. Здесь нет уголовного беспредела. Во власти только лояльные правительству люди.
Подполковник Родькин знал, что эта речь может затянуться надолго и взмахом руки остановил полковника Д.:
— Разве прокурор Шелковского района не призывал убивать русских?
Разве не в Шелковской недавно вырезали русскую семью: пожилую женщину убили ножом, нанеся ей семнадцать ран, а потом перерезали горло.
В вашем райотделе это дело оформили, как преступление на бытовой почве.
Родькин не стал во всеуслышание озвучивать, что именно его собровцы взяли в ночной засаде пятерых вооруженных духов, сдали их в райотдел, сказав полковнику Д., чтобы подождал приезда оперативников курганского СОБРа. Но начальник Шелковского РОВД своей властью отпустил духов на волю, заявив, что эти люди из его агентурного аппарата.
По лицу полковника чеченской милиции Д. серой полевой мышкой пробежала тень, но он овладел собой и без всякой горячности продолжил:
— Нам надо больше взаимодействовать, обмениваться информацией, доверять друг другу.
Старики-чеченцы с интересом наблюдали за спектаклем, который перед ними разворачивался. У старика в зеленой феске даже мелькнула мысль, что может быть милиционеры доспорятся до того, что забудут зачем в Старых Щедринах собрались.
Полковник Д. вдруг перешел на чеченский язык. По интонации его речь была вызывающей, даже угрожающей. По тому, как посуровели лица стариков, а глаза засияли сталью, начальник райотдела говорил что-то очень обидное. Русские офицеры: два подполковника и трое собровцев, державших под своим наблюдением вход в комнату и окно, изумленные наглостью полковника, осмелившегося на длинный монолог без перевода, пока молчали. И тут Родькин достал из бокового кармана камуфляжных брюк небольшой блокнот и стал записывать то, что воспаленно говорил старейшинам полковник Д. Увлеченный речью, тот заметил, что его фиксируют самым последним. Старики уже с давним интересом разглядывали бородатого, похожего на чеченца, русского подполковника, знавшего чеченский язык, пораженные таким открытием.
Голос начальника райотдела, плотного, большеголового, минуту назад звучащий уверенно, стал потихонечку гаснуть, а потом затих.
— Решение будет такое, — сказал подполковник Миронов, представитель ГУОШ. — Сейчас разойдемся на десять минут. Перекурим. Старейшины, не выходя из комнаты, посоветуются. Повторяю, если вы нам не приведете людей, которые захотят сдать автоматы, мы начинаем подворный обход. Мы будем зачищать село, а вы будете здесь, в этом помещении, под нашей охраной.
Родькин спрятал блокнот и вышел из комнаты первым. Он был недоволен ходом переговоров. План операции, составленный в ГУОШе, подписанный его начальником, был данью моде, навязанной из Москвы, где, похоже, даже гордились тем, что в Чечне не введено чрезвычайное положение. Противостоящим боевикам российским спецназовцам вместо боевых, навязывались миротворческие функции. Ведя себя, как голубые каски, изъять оружие, хранящееся в селе, было практически невозможно. В списке, который привез с собой из Грозного подполковник Миронов, были только фамилии боевиков, уроженцев Старо-Щедринской. Их инициалы и адреса проживания отсутствовали. Найти этих людей не представлялось вероятным.
Выйдя за Родькиным, Миронов с серьезным выражением лица, даже с какой-то надеждой спросил:
