Дмитрий Бабкин - Афганистон
Другой косяк, на сопровождении это было, чуть не убил: стал разряжать оружие, а патрон, таки забыл. С тех пор на войне не употреблял практически. А от сержанта Тименбаева Серега отмазал.
Так, таки, так.
Эпизод десятый: Желтуха
Есть ментовский УАЗик. А есть другое убожество — ПАЗик. Автобусик. Зеленый. С красным крестом в белом круге.
Дубин, уже месяц как слинявший из батальона с дистрофией и желтухой, пёрся куда-то, куда послали. Первая болезнь прошла за три дня на сытной больничной пище, вторая так просто не лечилась.
В ногах лежал человек. Какой человек — мёртвое тело. Человек, который лежал, был жёлтым. Был абсолютно жёлтым, коричневым. Человек, который лежал, умер от желтухи. Белирубин победил жизнь крупного парня на восемнадцатом году.
Из третьей инфекции до армейского морга было километров десять, как показалось в закрытом и тёмном кузове тихохода. Дубин и еще один больной исполняли роль грузчиков-гробовщиков. В однообразии жизни эта поездка была развлечением.
Хотя, однообразие недавно было нарушено разгрузкой самолета с медпрепаратами. Один из картонных ящиков оказался с повреждениями и из него удалось спереть целый мешок таблеток. Таблетки назывались «Феназепам», типа снотворное, но со смыслом. Смысл состоял в наркотическом воздействии.
Вечер следующего дня в модуле стал чем-то вроде комбинации ада с анекдотом. Большая половина больных откушала таблеток, причём количество принятого препарата колебалась от 15 до 60 за раз в один рот. И, с людьми случилось: кто-то бродил по коридорам, шатаясь от стены к стене и вытягивая вперед и в стороны руки — как в фильме про живых мертвецов. Повар из столовой час причитал о том, что уже три ночи, а ужин совсем не готов, пока не описался и не отрубился на полу, четверо придурков устроили игру в Рамс, при этом двое курнули косяка, а другие двое объелись колесами. Первые без перерыва ржали и тыкали в окружающее пальцами, вторые сидели мрачные, сосредоточенные и очень серьезные. Карты клали основательно, провожая их остекленевшими глазами. Дежурная сестра сидела возле своего любимого парня, который ударился в мазохизм: постоянно сдирал с себя трусы и норовил помочиться на всё кругом. Сестра, наконец, заплакала, любимый обоссал ей ноги, и удовлетворенно отвернулся в угол, сверкая белой задницей.
Дубин как раз вышел в коридор из палаты, когда в дверях появился начальник медчасти полковник медицинской службы Будиловский. Навстречу ему бросились со скоростью черепашек трое живых мертвецов, что-то шипя и шевеля верхними конечностями. Ноги им слабо подчинялись, помогали стены. Полковник изменившимся лицом быстро прошёл до поста медсестры, никого там не обнаружил, и еще быстрее вышел вон.
Караул из Полтинника построил всех больных прикладами автоматов. Каждого проверяли по глазам. Девять особо мрачных человек забрали на губу. Оттуда они не вернулись. Что с ними стало — неизвестно. Через три дня их видели в техпарке караула за чисткой моторов БМДшек, черных и забитых донельзя.
На следующий день оставшиеся участники кражи собрались на совет в курилке. Всё еще внушительный пакет с колесами решено было предать земле.
ПАЗик подъехал к палаткам морга. Желтого человека перенесли внутрь, на стол. Цинковые гробы вдоль «стен» были одеты в деревянные бушлаты.
Рядом строилось здание каменного морга. Натянутый на фасаде красный транспарант оптимистично трепетал:
«ЗАВЕРШИМ СТРОИТЕЛЬСТВО ОБЪЕКТА С ОПЕРЕЖЕНИЕМ СРОКОВ. ПЯТИЛЕТКУ ЗА ЧЕТЫРЕ ГОДА!»
Был четверг. С аэродрома взлетел «Чёрный тюльпан» и скрылся из виду.
Эпизод одиннадцатый: Кенгуру
— Один! Ко мне!
Ни «одного», кроме Дубина, в кубрике не оказалось. Не откликнуться — себе дороже. Отмороженный минометчик Некрасов — хуже… Даже не знаю, что может быть еще хуже.
— О, Митяй, — Пи…й в пекарню, пробило на жрачку.
— Некрас, но, поздно, или рано — они позже завтрашнее готовят, а сегодняшнее съели уже наверняка: уже отбой был, да и ужин в офицерской столовой прошёл давно. А если не будет белого хлеба? У меня есть сгущенка.
— Ты че, душара, бывшая, забыл, ты мне должен! Геры не привез из Кабула? Травись тут этой травкой. Сгущенка зае…. Все, пшёл! Разговорился. Душара. Скажи спасибо Сереге, а то бы урыл уже, Митяй, бы, тебя дважды или трижды. Студент. Пшёл. Хлеб то серый, влажный помнишь, чем нас в столовой? Я ж дембель, мне такое нельзя, да еще мясо кенгуру!
— Некрас, украли у меня в Гардезе три пакета — тебе вез, а ты так и не поверил. В Кабуле по три чека купил. Украли.
— Врешь, по три чека, врёшь, да отъе….сь, щас то хлеба давай, быра! А то кенгуру у меня изобразишь.
Мясом кенгуру обзывали ляжки каких-то горных козлов, которые в изобилии привезли в батальон с позапрошлой колонной. Мясо было резиновое, жесткое, и очень невкусное, хотя об кулинарных изысках все забыли уже с гражданки. Или это сайгаки были?
Темно, как в жопе у негра. Блин. Слава Богу, путь в пекарню знаком давно. Пекарем, уже главным, заделался наш человек, из учебки — Денис, такой же «студент» бывший. Дубин почти всегда мог с ним договориться, главное, не брать несколько буханок зараз. Его, Дениса, когда-то отморозило в Чирчике, под Ташкентом, однажды, с тех пор — пришибленный молчун.
Тогда, в Чирчике, он последним пришел, пьяным в ноль, на отправку в Афган, и выступил с клоунадой перед офицерством. С учетом того, что дальше Афгана не пошлют, его не стали оформлять в штрафбат. Его посадили в самолет, и скоро мы сели в Кабуле.
Потом мы сели в Гардезе.
Потом мы осели в Бараках.
Он стал духом хозвзвода, и в итоге главным пекарем батальона.
Карьера за полгода, однако.
— Денис, привет.
— Кто?
— Некрас.
— Ну, нету!
— Денис, это Некрас. Сегодня он меня уделает, а завтра к тебе придёт. Ты же знаешь, я не вру.
— … А ну встать! — Денис попинал ногами еще более молодых пекарей, — Ладно, сделаем. Подожди. Садись, и указал на мешки с мукой.
Дубин повернулся — куда сесть-то — мешки. Мешки. Серые мешки, с маркировкой:
МУКА РЖАНАЯ
1938 год
Склад УНКВД по Магаданской области.
УН/Ч 546815
Вот ты какой, оказывается, серый хлеб солдатский.
22 апреля 1983 года.
Эпизод двенадцатый: Белая лошадь
К шести часам утра все задействованные в операции машины третьего батальона пятьдесят шестой десантно-штурмовой бригады собрались неподалеку от Мухамед-Ага. Операция заключалась в том, чтобы бронетехникой батальона блокировать очередной кишлак. Кишлак своими силами прочешет местный полк Царандоя, забирая по дороге всех мужчин. После проверки их зачисляли в него же для прохождения срочной службы. Мужчинами считались все люди от 13 до 50-ти лет.
Такая мобилизация проводилась уже третью неделю с небольшими перерывами, и была обычной практикой набора новобранцев. Правда, успех подобных операций практически всегда впоследствии оборачивался неприятными последствиями: по прошествии месяца-двух, многие новообращенные солдаты народной милиции или армии, прихватив оружие и амуницию, уходили в горы. Одни бежали в Пакистан, другие пополняли ряды моджахедов…
Вскоре, получив задания и погрузив десант афганцев на броню, подразделения стали выдвигаться за реку, на юго-восток. Отдельно, без десанта, ушли 2 БТРД минометчиков. Им предстояло развернуться ближе к дороге, на восточном берегу речки, чтобы в случае чего прикрывать и участников облавы, и наблюдать за дорогой. Через полчаса на месте осталась только дымящаяся кухня с охранением и по одной машине каждого подразделения в ожидании горячего обеда, чтобы развести его по своим. От восьмой роты — 386-я БМДшка, с экипажем из шести человек: Сергей механиком, Дубин наводчиком, сержант Боровский командиром и трое солдат в десанте.
Уже день. Получили обед. Поехали. Дорога плавно стелилась под гусеницами машины. Все сидели тихо. В башне дымились казаны, и Дубин, спасаясь от запаха, выполз наружу. Около часа назад по рации сообщили, что первая БТРД с минометчиками подорвалась на фугасе. Погибли, кажется, все девять человек, или не все, об этом рация умолчала. Переехав мост, Серега сбавил скорость, внимательней осматривая путь. Люди продолжали хранить скорбное молчание.
Боровский, гневно поглаживал усы, когда машина поравнялась с местом трагедии. Возле раскорёженной БТРД лежали семь условных тел — семь кучек биомассы, всё, что удалось собрать после подрыва от семи человек. Передней машиной минометчиков командовал недавно прибывший новый командир взвода, сменщик из Бреста, который не знал, никакая падла офицер ему не объяснил, что во время войны все люди должны сидеть на броне, сверху, снаружи; все люки должны быть открыты… Кумулятивный заряд, в противном случае, размажет всех по стенкам, что и произошло. Остались живы лишь двое, которые и сидели на броне, потому что, в отличие от остальных, включая командира взвода, тоже молодых, пухли в этом аду уже почти полгода.
