Карел Рихтер - Совсем другое небо (сборник)
Первым поднялся Зурко. Он был крепкий и выносливый как мул. Своими руками он наверняка перекидал горы щебня и глины, а его сильные ноги свидетельствовали о том, что он много походил по земле. Инженер мало знал о Зурко, но его широкие плечи, суровое лицо, нахмуренные глаза и тяжелые кулаки говорили сами за себя.
Зурко пошел взглянуть на коня и осмотреть окрестности, но вдруг застыл как громом пораженный.
— Что такое? — спросил инженер.
Зурко показал на мигающий огонек у виадука.
— Они поставили там охрану, — процедил он сквозь зубы.
— Значит, дело усложняется, — вздохнул инженер.
— Это из-за меня, — сказал Зурко. — Я ужасно не люблю простых вещей. — Он злобно сплюнул.
С минуту оба стояли как вкопанные.
— Что будем делать? — спросил наконец инженер.
— Я пойду погляжу, — сказал Зурко и тут же растворился во мраке.
Инженер хотел крикнуть ему вслед, что командир тут он, что он тут за все в ответе, что решать все должен тоже он, а потому он не желает, чтобы Зурко действовал на свой страх и риск, но — не издал ни звука. Он вовремя сообразил, что у него нет авторитета, а на нет и суда нет.
Когда он разошелся с Беей, он тоже действовал нерешительно, как стрелок, не видящий цели.
Глаза его смотрели на огонек у виадука, но мысленно он уже видел перед собой Бею, слышал гудение мешалок, шорох выливаемого бетона, крики каменщиков, плотников, арматурщиков. Он находился тогда в деревянном домике конторы, откуда всем руководил. Она вошла гордо, как судья, хотя заслуживала того, чтобы стоять перед судом.
— Не сердись, я не виновата. Для тебя существовала только стройка. Она поглотила тебя и…
— И испытала наши характеры!
Она сердито сверкнула глазами. Он думал, что она не совладает с собой и начнет хныкать, но она знала, что ей нужно, и поэтому только повысила голос.
— Судя по твоим словам, я — бесхарактерная особа, а потому тебе не подхожу. Надеюсь, что после этого открытия ты не будешь препятствовать разводу.
Только теперь он понял, зачем она пришла.
— Где твоя бумажка? — спросил он, изображая надменность.
Она быстро извлекла свое заявление, и он так же быстро подписал его.
— Чем еще могу быть тебе полезен? — спросил он затем.
— Спасибо, — произнесла она изменившимся тоном. Ей впервые стало не все равно. У него было такое чувство, что она сейчас раздумает, но она сказала совсем другое: — Прошу тебя, на суде не кричи и не сердись.
— Я не сержусь…
— А ведь сержусь же! — закричал он на весь лес. — Сержусь на самого себя!
Его била лихорадка. Он обвинял себя в том, что вел себя неразумно, что не боролся за Бею, не уговаривал ее изменить решение. Он дошел до того, что ненавидел себя самого. Он бил себя кулаками по голове и кричал:
— Сержусь! Ненавижу себя!
Пала роса, и вся его одежда намокла. Наконец он очнулся от воспоминаний и вернулся мыслями к Зурко. Что, если начнется перестрелка? Он взглянул на таинственный огонек, где должен был находиться виадук, и его охватило волнение.
Огонек в сторожевой будке беспокоил его. Он старался не смотреть на него, но, куда бы ни поворачивал голову, огонек всюду преследовал его и усиливал смятение. Инженер не мог уже ни сидеть, ни стоять. Он решил идти к нему и уже сделал несколько шагов, как его остановил звук выстрела. Он прыгнул за выкорчеванное дерево и стал ждать, что будет дальше. Наверняка там что-то случилось, и он не мог себе простить, что при этом не присутствовал. Поднявшийся внезапно ветер донес отголосок шагов.
— Эй, инженер! — услышал он голос Зурко.
— Это вы? — заикаясь, проговорил инженер.
— Я потерял сигареты, — сказал Зурко.
Инженеру стало смешно от этих слов.
— Не меньше трех пачек, — вздыхал Зурко.
— Сколько их было? — спросил инженер.
— Двое. Один молоденький, а другой как я.
Инженер протянул Зурко сигарету, но одной тому оказалось мало, и, только выкурив весь инженерский запас, они отправились в путь. Инженер искоса наблюдал за Зурко. Ему почудилось, будто у Зурко дрожат руки.
— У них был ром, — вздохнул Зурко и немного погодя добавил: — Все вокруг там провоняло ромом. Купались они в нем, что ли…
Они бегом спустились к рельсам. Впереди возвышалась бетонная арка. Одним пролетом она перепрыгивала через долину, широкую, как море. Так им, во всяком случае, казалось, потому что в темноте и в тумане другой берег не был виден.
— У меня вот только одно не идет из головы, — вдруг заговорил Зурко. — До чего же люди бывают похожими друг на друга. Тот, который постарше, ну вылитый мой шурин. Даже задыхался он так же.
— Показалось, — сказал инженер.
— Ну да, показалось! — рассердился Зурко. — Кто его видел, вы или я?
— Вы, вы. Но разве у вас было время изучать его внешность? — упорствовал инженер.
— Бывают лица, которые без всякого изучения застревают в памяти. Вот так и тут.
— Наверняка он с вашим шурином не имеет ничего общего.
— Не имеет! — сплюнул Зурко. — Почему вы так уверены?
Они остановились у первой фермы, сняли ящик с динамитом, и Зурко, вытряхнув из карманов крошки табака и хлеба, слепил себе цигарку. Она чадила, как опилки, но Зурко делал вид, будто наслаждается божественным деликатесом.
— Такое сходство, — говорил он при каждой затяжке.
Инженер взглянул на пропасть и на виадук, и у него закружилась голова от глубины. На него вновь нахлынули воспоминания. У первой фермы виадука министр перерезал ленточку и предоставил ему слово. «Мы приносили ей в жертву и свою личную жизнь, а иногда и свое счастье…»
— Через пару часов все это будет внизу, — сказал Зурко. Подготовка к взрыву доставляла ему радость.
Инженер вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Что-то тяжелое навалилось ему на грудь, и он никак не мог вздохнуть.
— Сколько времени нужно, чтобы построить такую громадину? — спросил Зурко.
— Пять лет.
— Ив одну минуту от нее ничего не останется, — размышлял вслух Зурко. — Знавал я одного минера. Он таких четыре штуки на воздух поднял.
— Такой только один.
— Ну, значит, те были поменьше.
— Намного меньше, — вздохнул инженер.
* * *Теперь он лихорадочно искал затянутый узел на ногах. Лейтенант взглянул в небо, потом на часы и сказал:
— Вот-вот начнет светать.
Эта фраза будто бичом подстегнула инженера. Изо всех сил он старался развязать узел, но тот был очень крепко затянут. Руки ослабли, он едва ими двигал, пальцы не слушались. Его хватили ужас и отчаяние.
«Крепко держит». Он стучал зубами и нервно дергал узел. Суставы пальцев и запястий трещали, как сухие ветки, а узел все не поддавался. Он вкладывал в борьбу все свои силы, сорвал ноготь. Ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание. О боли он старался не думать. Все свое внимание он сосредоточил на веревке. Скоро рассвет, а он хочет жить. Сознание этого усиливало нервозность и умаляло силы, что для него было менее всего желательно. Может, лучше отползти от этого места?..
Они шли посреди виадука. Уже совсем рассвело, и, вероятно, их было видно как на ладони. Они разом это поняли и затаили дыхание, так им стало страшно.
— До чего ж длинный! Прямо как дорога до небес, — тихо сказал Зурко. — Пистолет у вас снят с предохранителя?
— Зачем? — изображая спокойствие, спросил инженер, хотя и сам чувствовал себя зайцем, за которым по пятам гонится лиса.
Зурко чуть удар не хватил, но, овладев собой, он продолжал рассуждать вслух:
— Если б я раньше сообразил, что у них есть ром…
У центральной фермы они уже чувствовали себя как на иголках. Они сложили ящики, и теперь им больше всего хотелось убежать в лес, но самая главная работа была еще впереди. Это знал и Зурко и все ругался:
— Так идиотски налететь, так…
* * *Из-под ногтя хлынула кровь. Пальцы скользили, а узел все не поддавался. Ему уже казалось, что он взялся за неразрешимую задачу, а потому все больше внушал себе, что нельзя сдаваться, потому что цена слишком высока, выше уж и не бывает.
Лейтенант то и дело смотрел на часы, как на хронометр, будто измерял время. Это заставляло инженера начинать новый раунд борьбы с веревкой. Прошло то ли несколько минут, то ли час — и наконец узел поддался.
— Вот-вот начнет светать, — повторил лейтенант.
Инженер принялся за следующий узел.
— Вот-вот начнет светать, — прошептал он с насмешкой. — Но я к тому времени буду за тридевять земель… — Второй узел тоже поддался, и инженер с облегчением вздохнул: «К рассвету я буду за тридевять земель…»
Ноги его стали свободны, но ничего не чувствовали. Однако он не отчаивался: сейчас разотрет их, кровь побежит по жилам, и тогда он отправится в путь.
* * *Они заложили динамит в предохранительное устройство и спрятались в лесу. Там они накрылись брезентом и попытались уснуть, но воспаленный мозг никак не мог успокоиться.
