Павло Автомонов - Имя его неизвестно
Погибшие товарищи Василия, мужественный город Ленина, Нина, которая никогда не дождется своего любимого, предсмертные слова лейтенанта Евгения — все это, сливаясь воедино, взывало, требовало: «Надо. Надо. И не стонать. И не обращать внимания на усталость, на жгучую боль в ногах! Надо!..»
Они снова ускорили шаг. Мягко шелестели старая трава и бурьян под ногами. Лицо обвевал свежий встречный ветерок.
Орися замечталась. Ей представилось, как она с Василием встречает Красную Армию. Он снова идет с армией на запад изгонять фашистов. А там и конец войне. Василий возвращается, и не к себе домой, а сразу к ней, к Орисе. И они вместе, всегда, везде. А потом у них родится доченька или сынок. Если мальчик, то на нее похожий, кареглазый, со слегка вьющимися волосиками. Если девочка — то на него, чтобы была счастливая, такая же сероглазая, немного стеснительная. И улыбка у девочки будет такая же широкая, мечтательная, как у этого разведчика. Мечты, мечты… Орисе стало стыдно за них. И она радовалась, что вокруг темнота и еще не взошел месяц. «А наверно, хорошо быть любимой таким вот, как он!»
Орися посмотрела на своего спутника нежным, внимательным взглядом. Но Василий шел со склоненной головой, шел быстро, видимо забыв в эти минуты, что идет не один. Думает о своем, нерадостном…
Впереди выплыл старый месяц, бросил тусклый свет на степь, на верхушки деревьев, что темными волнами вырисовывались на фоне посветлевшего на востоке неба.
— Орисенька, — внезапно промолвил Василий. — Мы уже дошли. Ты слышишь? Дошли!
Она не ответила. А он остановился, раскинув руки и глубоко вздохнув. Стиснул кулаки, будто только что разорвал кандалы, которыми были скованы его тело, его сердце… Все эти дни он чувствовал себя несчастным пленным, беженцем, которого добрые люди прятали от врагов только потому, что он советский солдат. Но отныне он воин. И он еще покажет врагам, на что способен.
— Орися! Милая! — взволнованно оказал Василий. — Побежали вниз, в лесок, к тому тополю!..
До самого восхода солнца Василий возился с радиостанцией. А потом, свернув и спрятав ее, укрылся с Орисей в кустах орешника.
Орися не понимала, почему Василий такой взволнованный, растерянный. Взгляд его был сейчас чужим, безразличным ко всему окружающему, голова, видимо, занята чем-то важным… Чем?.. Ведь радиостанция надежно упрятана, а если кто и забредет в лесок из людей или даже полицаи, они сразу начнут обниматься, как нареченный со своей милой или муж с молодой женой. Вокруг весна! И что до того, что война! На любовь никто не может наложить запрет, даже во время войны, даже самый злой и страшный враг. Так они условились. И на обратном пути домой они будут выдавать себя за молодоженов, ходивших на Белгородчину менять вещи на зерно. Не повезло: ничего не выменяли, и пришлось и костюм, и жакет, и даже «патефон» нести обратно домой. Почему же он смотрит на Орисю и будто не видит ее? Неужели его так озаботила версия про мужа и жену… Так он же сам ее и придумал. Очень нужен Орисе такой муж! У него, наверно, и девушка есть любимая. Вот он увидел вокруг белый ряст, подснежники и сон-траву и вспоминает свою милую.
Василий снова посмотрел на часы и вздохнул.
— Почему ты такой?.. То радовался, что пришли, что услышал сигналы своего напарника с той стороны фронта, а сейчас… такой?
— Какой, Орися? — спросил он, глядя куда-то сквозь деревья.
— Ты о девушке своей думал?
Он рассмеялся и сказал шепотом:
— Глупенькая ты, Орися…
— Я Знаю, что у тебя есть где-то умная! — В голосе ее он уловил нотки ревнивого укора.
Василий молчал: ему не хотелось говорить. Он думал о командирах, которые уже прочитали его радиограмму и теперь советуются, что ему ответить. Поверят ли информации Василия там, за линией фронта, откуда отчетливо долетает громыхание артиллерийских батарей? Поверят ли?
Командир хорошо знал Василия, который дважды по его заданию ходил в глубокую разведку. Командир и рекомендовал его в партию. Он не может не поверить Василию, точно так же как Василий не может подвести своих товарищей, свою армию. Ему было бы сейчас в десять раз легче, если бы хоть один из товарищей был с ним. Но он один. Сам себе командир и солдат, сам судья поступкам своим, думам своим. Да разве еще Орися, о которой он все рассказал в своем длинном и невеселом сообщении.
Он еще раз посмотрел на часы. Уже время слушать ответ командования.
— Орися! — обратился он к ней озабоченно. — Ты смотри вокруг и слушай внимательно, пока я буду работать.
— Буду смотреть и слушать…
— Если что-нибудь случится, переломи палку…
Орися отошла на бугорок и спряталась за дубом. Отсюда далеко видно, да и слышно лучше.
Вокруг пробуждалась, расцветала природа. Что-то новое как будто рождалось в душе девушки. Что?.. Может быть любовь, о которой Орися пака избегала думать. Как хорошо в лесу. Звонко щебечут птицы, ярко сияет солнце в чистом иебе! И сердце словно поет. Нет, Орися, гони от себя эти призрачные мысли. Тебе приказано слушать и смотреть. Среди этой роскошной природы ходит сама смерть. Смотри и слушай, а увидишь беду, переломи палку.
Она вздохнула так тихо и осторожно, будто боялась, что этот вздох услышат враги.
Гудели машины, скрипели возы на дороге. Вдалеке прогрохотало, словно там шумел дождь, и под громовые удары небо пересекли зарницы. Там фронт… Там готовится освобождение родной земли. Оттуда уже мчатся сигналы и к аппарату Василия. Наверно, радист, забыв обо всем на свете, погружен в передачу. Орися еще напряженней вслушалась. Ей казалось, что ома ясно различала, как копошились рядом муравьи и по дубовой коре ползли гусеницы. Но вот снова загудело на шляху, загремело на фронте.
— Орися!
Василий, положив в один мешок радиостанцию, в другой батареи, звал ее.
— Так скоро?
— Да, оттуда текст небольшой…
— Можно узнать, что там? Секрет, да?
— Да я еще сам не знаю, — ответил он. — Надо сначала расшифровать передачу. Если бы сразу можно было читать, тогда бы и враги знали!..
Орися взволнованно опросила:
— А если твою станцию, как это называется… В школе я от физика слыхала это слово… Ну, — покраснела девушка, — если твою станцию засекут немцы…
— Запеленгуют? — переспросил Василий и усмехнулся. — Волков бояться — в лес не ходить. У меня же станция не горластая, тихая, маломощная. Таких, как она, сейчас в эфире работают сотни, на всех и пеленгов не хватит.
— Вот как? А я стояла в кустах и боялась. Вдруг, думаю, накроют снарядами, — призналась Орися.
— Нам больше надо спасаться пеленгов на земле — глаз и ушей гестапо и полиции.
Она видела, как у него дрожала рука с карандашом. Он производил какие-то подсчеты, комбинировал цифры, которые были нанесены на длинную бумажную ленту. Что же ему написали начальники? Она сама начала волноваться, точно это известие касалось ее лично.
Он поглядел на девушку расширенными глазами и едва усмехнулся.
— Что там, Василек? — тревожно выкрикнула Орися.
— М-мне верят! Верят! — воскликнул он.
— Тише… ти-ше, — предостерегающе подняла вверх руку Орися.
Василий решительно приблизился к Орисе, схватил ее за плечи, прижал к себе и начал осыпать поцелуями. Он припал к ее губам, как жаждущий человек припадает к источнику с чистой и свежей водой.
Она упиралась, отталкивала его, но успела только сказать: «Да что ты, одурел?..» и снова почувствовала на губах, на щеках его крепкие поцелуи. А потом сама обхватила его шею крепко, крепко и неумело поцеловала.
Сердца их бились взволнованно, сильно. Это биение словно услышал дятел на дубу и приостановил свою работу. Вот он повернул к ним свою головку и неутомимый клюв.
— Ну, чего ты смотришь, рябокрылый? — обратилась Орися к птице. — Отвернись. А то, видишь, краской залило все щеки!.. — а потом к Василию: — Говорят, в тихом омуте черти водятся. Ты так внезапно… Мне даже страшно, — промолвила она боязливо.
— Так я же люблю тебя. Понимаешь — люблю.
— Не верю… Это от радости, что поговорил со своими.
— Ты не веришь?.. Неужели я похож на человека, который может обмануть единственного оставшегося у него друга?
— Кто знает… Как будто и не можешь, — развела руками Орися, поправляя рассыпавшиеся волосы.
— А ты меня любишь?..
Время помчалось быстро-быстро.
Уставшая Орися заснула. А он, поддерживая ее руками, вглядывался в счастливое лицо девушки, на котором и во время сна застыла улыбка. Смотрел и прислушивался к тому, как гудело, гремело на фронте и расцветало вокруг в лесочке, как их любовь.
Под вечер Василий и Орися вышли на шлях. Они теперь направлялись на юго-запад, и солнце светило им в лицо.
Василий разулся, — идти дальше в разбитых башмаках было нестерпимо. Земля уже потеплела. Да и босоногий мешочник меньше привлечет к себе внимание немцев, проезжавших на машинах и мотоциклах.
