Николай Матвеев - Зарницы в фиордах
«Как на курорте, только солнца маловато, а то бы и позагорали», — шутили катерники.
Вместе со всеми отдыхал и адмирал Исаков.
Катера таллинцев наконец появились, и адмирал благополучно отправился дальше. Шабалинцы пошли назад, но тоже не одни: надо сопровождать вышедшую из строя и укрывавшуюся неподалеку в бухте подводную лодку.
Сначала все шло нормально, уже недалеко свои.
— Кончается топливо, — вдруг доложили Шабалину.
Как немного нужно, всего несколько секунд, чтобы сразу все изменилось: не только лодка, но и катер стали беспомощными. Да что и говорить — положение сложное. А если появится противник, что делать тогда?
— Постарайтесь, ребята, — попросил Шабалин, — теперь уже осталось недолго.
Действительно, уже виднелся маяк Хайлоды, а там можно переждать. Ребята старались вовсю, и упрямый катер довел лодку до маяка. Сообщили на базу, что ждут помощи.
Ответ был лаконичен: «Идем, ждите!»
Но одинокий катер (лодка уже ушла), беспомощно качающийся на волнах, — это уже подходящая цель для врага.
— Замаскироваться парусами, — приказал Шабалин.
Через несколько минут катер был неузнаваем, он походил уже на небольшую яхточку. Вскоре прибыл катер с топливом, и оба катера благополучно вернулись на базу.
Месяц с небольшим служил Шабалин на Балтике, а потом его откомандировали обратно на Северный флот.
…Переполненные поезда двигались медленно, останавливаясь в самый неожиданный момент. Расстояние между Ленинградом и Мурманском, казалось, удлинилось во много раз, и пути не будет конца. Война выгнала из домов людей. Из Мурманска и других городов шли в тыл составы с женщинами, стариками, детьми — это эвакуировалось мирное население. А их место занимали те, кому предстояло своей грудью защищать этих беспомощных и бесконечно дорогих для каждого бойца людей, защищать каждую пядь родной земли — защищать все то, что зовется Родиной. В одном из последних эшелонов, направляющихся на Север, ехал и Шабалин.
Мурманск встретил Шабалина дождем. Серая дрожащая стена падающих капель еще больше подчеркивала трагичность обстановки. Александр не узнавал знакомые улицы — совсем недавно здесь был тесный ряд деревянных строений, а сейчас, как гнилые, черные зубы, торчат руины разрушенных зданий, темные провалы ям вместо мостовых, а на уцелевших стенах вырваны куски дерева. Единственно, что еще более или менее сохранилось, — это порт: зенитные батареи не подпускали к нему противника. И тем разительнее был контраст между пустынным полуразрушенным городом и причалами, где по-прежнему швартовались суда и слышалась громкая разноязычная речь. Александр долгим взглядом окинул изуродованное лицо родного города.
Начальник отдела кадров Северного флота встретил Шабалина довольно сухо:
— Чем вы объясните тот факт, что ваше личное дело здесь, у нас, а вы остались служить в Кронштадте?
Александр рассказал, что он сопровождал на ремонт катера, как война застала его в Кронштадте и как ему приказали быть командиром торпедного катера.
Такое объяснение было сочтено вполне удовлетворительным, и Шабалина назначили командиром катера. Срок на подготовку и подбор команды был определен в две недели. Сегодня в штабе Шабалину нечего было делать. Александр пошел пешком по городу, все еще не веря, что он изуродован. Таким он его запомнит навсегда и никогда не простит тому, кто смел поднять на него руку.
Катер ТКА-13, который достался Шабалину, был новенький. Приятно было смотреть на маленькое изящное судно, напоминающее игрушку. Не было на катере такого винтика, который не осмотрел бы Александр: он опробовал все оборудование, тщательно проверил оружие, торпедные аппараты — все было в прекрасном состоянии. Команда тоже подобралась подходящая: хотя Шабалин раньше никого из них не знал, ребята что надо, один к одному.
Он не жалел времени, чтобы поближе познакомиться с каждым. Ведь это не просто экипаж, это экипаж, с которым придется воевать, и тогда от действия каждого будут зависеть и исход боя и их жизнь. Ведь исправлять ошибки в бою не приходится. У катерников, как у минеров, каждая ошибка может быть роковой. Заест торпедный аппарат — и усилия всего экипажа окажутся напрасными. Откажет в бою мотор — и катер становится легкой добычей врага, потому что скорость — единственная его защита (кроме, конечно, торпед и пулеметов).
И вот, наконец, Шабалин стоит за штурвалом, и катер летит по волнам, оставляя за собой белый вспененный след. Ход у катера отличный — в бою не подведет. Проверили в действии и торпедные аппараты: длинные сигарообразные торпеды с большой точностью ложились в цель. Но для того чтобы попасть торпедой в движущуюся цель, этого мало. В такие моменты многое решает командирское хладнокровие.
Торпеда может уничтожить любое судно среднего тоннажа, а линейный корабль надолго вывести из строя. Торпеду выбрасывают из специального желоба с помощью сжатого воздуха с кормы, какое-то время она продолжает двигаться вслед за катером, причем двигаются торпеды вначале и по инерции и при помощи своего двигателя. Поэтому катер должен в считанные секунды развернуться и уйти, чтобы не оказаться на пути торпеды. Теперь торпеда движется своим ходом по заданному командиром направлению. Все это далеко не просто, и нужна большая тренировка, чтобы стать мастером торпедного удара. Александр Осипович Шабалин еще на учениях прекрасно овладел этим сложным оружием.
Кончились все пробные плавания и учебная стрельба, и несколько торпедных катеров, в том числе и катер Шабалина, 24 августа 1941 года вышли в море на поиски противника, но он обнаружен не был. И так продолжалось больше двух недель, пока 11 сентября 1941 года не состоялся первый бой, первое «боевое крещение», после чего Александр Шабалин стал известен как «самый хитрый катерник».
Этот бой, по-видимому, заставил врага сделать свои выводы: фашисты стали очень осторожны, они увеличили охрану своих кораблей, а их авиация усилила налеты на наши базы.
…Одно из самых трудных испытаний — это ожидание, особенно, когда ждешь что-то очень важное для себя. И сейчас, когда моряки рвались в бой, каждый новый день начинался с надеждой, что «это будет сегодня». И когда проходил день и наступала ночь и все оставалось по-прежнему, катерники возмущались и высказывали по этому поводу свои соображения в весьма крепких выражениях. Шабалин, как мог, подбадривал товарищей, объяснял им обстановку. Это время он старался использовать для учебы команды.
Обычно занятия происходили на базе, в землянках, где раньше-то повернуться было негде, а сейчас размещались команды со всех катеров. На разные темы велись беседы, но чаще всего шел разговор о том, как лучше топить вражеские корабли. Катерники с вниманием прислушивались к словам командира.
— Надо всегда помнить, — говорил Шабалин, — что для нас не существует никаких мелочей. Надо все продумать до каждой детали, знать на катере все до последнего винтика. Знать надо все точно, но нельзя надеяться на то, что все знаешь: перед каждым выходом в море все заново проверяй. Дальше. Не надо считать противника глупее тебя — готовься тщательно и думай о том, как его получше обмануть. А здесь надо все учитывать: и погоду, и какой в этот раз перед тобой враг. Если, например, видишь, что противник сильнее, то ни в коем случае не бойся, а прикидывай, как ему получше нанести удар. Да притом там, где он меньше всего ожидает. Возьмем такой случай: заметил нас противник и сигнализирует на опознавание. Что будет, если мы молча будем уходить? Насторожится, поймет, что это враг, и будет действовать. А если начать отвечать на его сигналы теми же, что и у него, тогда не сразу противник разберется что к чему и время пройдет. А тут уж не теряйся — бери инициативу в свои руки. И потом последнее: моря нельзя бояться, его понимать надо.
Вскоре слова Шабалина подтвердились на практике…
В этот день, 2 октября 1941 года, два катера, одним из которых командовал Шабалин, вышли в море. Они держали путь по направлению к норвежскому порту Киркенес. В этом порту уже хозяйничали фашисты, и время от времени оттуда выходили их суда. Воздушная разведка тщательно осмотрела море, но противник нигде не был обнаружен. И вот два советских катера вышли на «свободную охоту». Их задача ясна: не рассчитывать на то, что противник случайно появится, а активно искать его, все время курсируя на том участке, где проходят вражеские коммуникации. Катера шли, стараясь ничем не выдать врагу своего присутствия. Уже поздно, время после полуночи, вся команда напряженно всматривается в ночную темноту. Тихо. Только вспыхивают в небе разноцветные дрожащие огни. Они то загораются, то гаснут, освещая море неверным бледно-зеленым светом. Это северное сияние оповещает о том, что уже наступила осень… Сначала катера шли с малой скоростью, слегка подскакивая на небольших волнах. Но вдруг ветер переменился, стал сильным, пронизывающим — крупные волны всерьез взялись за катера. Брызги становились все более обильными, и их уже трудно было назвать брызгами. Они сливались в едкие струйки, от которых горело лицо и саднили глаза и губы.
