Талгат Бегельдинов - «Илы» атакуют
— Талгат!
Смотрю и глазам своим не верю: в колонне идет Бухарбаев. Да, да, командир звена Фрунзенского аэроклуба, который пускал меня в первый самостоятельный полет.
Я кинулся к строю, обнял земляка. А колонна идет и идет. Как быть?
— Спросим разрешения у командира, — быстро говорит Бухарбаев, позволит нам побыть вместе.
Майор, ведущий колонну, выслушал нас и, действительно, не возражал, чтобы Бухарбаев остался со мной.
— Только не очень задерживайтесь, — сказал он на прощание.
Мы вместе отправились к командиру полка. Показали документы, рассказали о бое, о подбитой машине.
— Знаю, знаю, — густым басом заговорил подполковник. — Я уже связался с вашей частью, сообщил, что живы и здоровы. Пока отдыхайте. Будет попутная машина — отправим. А это кто? Земляк? Приятная встреча.
Добрый подполковник разрешил нам остаться в его блиндаже. Вскоре на столе появились консервы, хлеб, фляжка с водкой.
Многие, конечно, знают, что значит встретить старого знакомого после долгой разлуки. Но далеко не все представляют себе, что означает эта встреча в тяжелой фронтовой обстановке. Шел час за часом, а мы сидели говорили, говорили, говорили…
Перед самой войной здоровье у Бухарбаева стало сдавать, и медицинская комиссия отстранила его от полетов. Началась война, он тщетно пытался попасть в авиацию. И тогда мой первый командир, имевший офицерское звание, пошел в пехоту и попал на курсы переподготовки. Окончил их, получил назначение на фронт.
Сейчас он на командирской учебе.
— Как я завидую тебе, малыш, — с грустью говорил Бухарбаев. — Так хочется подняться в воздух! Ну, не беда. Мы и на земле повоюем.
Настало время расставаться. Мы расцеловались, пожелали друг другу фронтового счастья. Подошла машина. Мы со стрелком забрались в кузов, уселись на пустые снарядные ящики и тронулись в путь. Долго стоял на дороге и смотрел нам вслед Бухарбаев.
Больше нам с ним не суждено было увидеться. В одном из жестоких боев под Старой Руссой командир батальона Бухарбаев погиб. Пуля попала ему в сердце. Об этом я узнал уже после войны, когда приехал во Фрунзе.
Прошла неделя. Обычная фронтовая неделя с ежедневными вылетами. Как-то утром после завтрака командир полка вызвал меня и дал задание — слетать на разведку.
— Боюсь не справиться, — ответил я.
— Почему?
— Никогда без ведущего не летал. Я объект, да и свой аэродром не найду.
— Ерунда. Я уверен, что все будет хорошо. Раненого стрелка один доставил, после боя один прилетел. Найдешь.
Вылетел, разведал продвижение вражеских войск и без происшествий вернулся. Едва доложил, как приземлился еще один самолет, и его летчик слово в слово повторил мой рапорт. В чем дело? Оказалось, что Митрофанов для страховки пустил по моим следам опытного разведчика.
После этого меня назначили ведущим, а вскоре и командиром звена. Стал сам водить тройку «ильюшиных» на штурмовку вражеских объектов.
В эти же дни в моей жизни произошло большое событие: на партийном собрании в одной из землянок меня приняли в кандидаты Коммунистической партии.
Сбит
Сталинградская битва закончилась. Наши войска, развивая наступление, вступили на землю истекающей кровью Украины. С утра до глубокой ночи летчики штурмовали противника, стремившегося любой ценой задержать наступление Советской Армии. Четыре, пять, шесть вылетов в день!
Как-то офицеров полка собрал генерал Рязанов.
— Слушайте боевое задание, — сказал он. — Харьковский аэродромный узел немцы считают неприступной крепостью. Должен сказать, что они весьма недалеки от истины. В этот район противник стянул массу зенитной артиллерии, насытил его истребительной авиацией. Несколько попыток бомбардировки оказались безуспешными. Командование решило бросить на узел штурмовую авиацию. Вашей части приказываю завтра с рассветом нанести сосредоточенный удар по аэродрому противника.
Разговор этот состоялся поздно вечером.
Всю ночь механики и оружейники готовили самолеты. Едва начал розоветь восток, мы поднялись в воздух. Прикрываемые полком истребителей, удачно миновали линию фронта и вышли прямо на цель.
Видимо, немцы только что проснулись, и наш визит был для них как гром среди ясного неба. Горят, словно факелы, двенадцать бомбардировщиков, рушатся ангары, уничтожены склады авиабомб.
Без потерь вернулись на аэродром. Тут нас ждала радость. От имени командования генерал объявил полку благодарность и зачитал приказ, в котором говорилось, что летчики представлены к награждению орденами Красного Знамени, а воздушные стрелки — орденами Отечественной войны.
Командир полка подполковник Митрофанов отдал приказ: «Отдыхать!»
Ясно, что сегодня вылетов уже не будет, решили мы, и стали планировать время. Не так уж часто выдавалось несколько свободных часов, и настроение у всех было приподнятым. Побрились, начистили сапоги, одним словом, подготовились к вечеру.
А в два часа дня нас срочно вызвали на КП. Генерал сказал, что немцы пришли в себя после налета, и отдал приказ еще раз навестить Харьков, но теперь уже меньшими силами.
Значит, отдых не состоится. Мы поднялись шестеркой и взяли курс на запад. Высота две тысячи метров. На небе ни облачка. Летим. Время от времени нетерпеливо посматриваем по сторонам. Где же истребители прикрытия? Уже прошли линию фронта, а их все нет и нет.
Недалеко цель. Почему же немцы не ведут зенитный огонь? И только подумал об этом, как началась в воздухе кутерьма — заговорило одновременно батарей десять, не меньше. Ну, тут уж не до размышлений, успевай только поворачиваться.
С зенитками нужно хитрить, иначе непременно окажешься в дураках. Лучше всего вовсе не связываться с ними, а уж если бить, то ту, которая стоит «поперек дороги», загораживая цель. Коль есть возможность обойти — обойди. Мы стали резко менять высоту, скорость.
Проскочили первый пояс противовоздушной обороны, затем второй.
Тут далеко слева мы увидели группу бомбардировщиков противника под прикрытием истребителей, возвращавшихся с боевого задания на тот аэродром, который мы летели штурмовать.
«Мессершмитты» резко развернулись и ринулись наперерез нашей шестерке. Две пары, три, четыре… двенадцать истребителей против шести штурмовиков! Вот когда я по-настоящему пожалел, что нет у нас прикрытия.
«Мессеры» норовят клюнуть то сверху, то в живот. В лоб не заходят! Жаль! Тут бы мы показали, почем фунт лиха.
В воздухе полнейшая неразбериха. Издали, наверное, кажется, что стая галок кружится на одном месте. Вдруг один из немцев, атаковав меня снизу, на какое-то мгновение выскочил вперед. Нажимаю гашетку пушек и тут же вижу: истребитель накренился и провалился вниз. Рядом вторая вражеская машина, задымив, камнем полетела к земле. Хорошо!
Это поубавило пыл у гитлеровцев, они отстали. И тут я почувствовал, что с моим самолетом творится что-то неладное. Попадание во время боя. Как быть? Повернуть назад? Нет, ни в коем случае. Цель близка, а «ильюшин» живуч.
Вот и аэродром. Больше сотни бомбардировщиков стоит на поле, тут же и истребители. Творится что-то невообразимое: «мессеры» и «фоккеры», не выруливая, взлетают прямо с мест стоянок, с задних точек бомбардировщиков строчат пулеметы, «лают» десятки зениток.
Наша шестерка атаковала самолеты, стоящие на старте. Два «фоккера» один за другим опрокинулись и мигом превратились в груду обломков. Вторая пара столкнулась на взлете и, пылая, врезалась в строй бомбардировщиков. Вспыхнуло несколько «хейнкелей». Удачно сброшенные бомбы подорвали боеприпасы. Вражеский аэродром охватило море огня.
Вдруг чувствую, что самолет мой теряет мощность, повышается температура воды и масла. Мотор дает перебои.
Отваливаем от аэродрома и ложимся на обратный курс. Мой самолет заметно отстает, но все же тянет. Отказывает мотор, держаться в строю становится невозможным. Выхожу из строя, отлетаю в сторону от группы, продолжаю полет. Осмотрелся, самолетов противника вокруг не видно.
— Живем? — обращаюсь к своему стрелку Яковенко.
— Живем! — отвечает он.
До линии фронта остается километров сорок. И тут как на грех появились два истребителя противника типа «фокке-вульф». Эх, думаю, была бы машина исправна, можно было потягаться с ними, а сейчас остается одно: спасаться от прямого попадания маневром в момент атаки.
Вражеские истребители загнали меня в клещи. Их ведущий дает понять, что сопротивляться бесполезно, что следует идти его курсом. Хотят увести на свой аэродром. Ну, уж этому не бывать!
Истребители, поняв, что живым меня не возьмешь, спокойно разворачиваются и методично, как бы с издевкой, начинают расстреливать мой штурмовик. В момент атаки бросаю «ИЛ» вниз, вверх, в стороны, снаряд все же попадает в фюзеляж. Еще одно попадание — задымил мотор.
