Яков Порохин - Крепость не сдается
— Лошадей оставим здесь, в этом дворе.
От дома отделилась темная фигура, скрипнули ворота. Возле темного особняка с закрытыми ставнями окон посыльный остановился.
— Сейчас…
И исчез во мгле.
«Конспирацию крепко соблюдает, — думал Норенберг. — Так и надо, чтобы из-за пустяка не провалить святое дело».
Вскоре посыльный вернулся. Через двор прошли к черному ходу, там он что-то тихо сказал и пропустил Норенберга вперед. Мрачные коридорчики и комнаты, и неожиданно в глаза ударяет яркий свет. Высокий мужчина в штатском отделился от группы разговаривающих, подошел к Норенбергу, подал белую мягкую руку:
— Полковник Сорочинский. Ждем, господин поручик, — он обернулся к собравшимся и, не повышая голоса, сказал: — Господа, представляю вам поручика Норенберга, одного из самых доверенных лиц на Челябинских угольных копях.
Один за другим подходили и знакомились с Норенбергом присутствующие. Пожатия их рук были крепки, и Карл безошибочно определил, что все они — бывшие военные. Сорочинский отвел его в сторону и тихо заговорил:
— Я верю Шулову, представившему мне вас. И вызвал вас сюда, поручик, не случайно. Через несколько дней придет ваш черед отомстить за обиды, нанесенные мужичьем святой матушке-России. Вас мы прочим начальником контрразведки на копях. Помните, — строго поднял он палец, — никакого милосердия большевизму, каленым железом и пулей выжигать эту язву с земли российской!
— Есть! — щелкнул каблуками Норенберг, и это понравилось Сорочинскому. Он устало улыбнулся:
— Могу сообщить вам и еще одну приятную весть. Нас будут во всем поддерживать чешские войска.
— Пленные чехи?!
— Ну, теперь они уже не пленные. Вы думаете, случайно эшелоны их растянулись по всем узловым станциям Сибирской магистрали от Пензы до Владивостока? Чехословацкий полковник Богдан Павлу с нами заодно. Здесь, в Челябинске, чехов сейчас собралось около восьми тысяч. Это — сила, с которой большевикам не справиться! А наши верные офицерские подразделения? Ваши казаки тоже в наших рядах. С Дутовым достигнута полная договоренность.
Норенберг неотрывно смотрел в лицо Сорочинского. Вот она, святая минута, которой он, Карл Норенберг, так долго ждал!
— Я буду служить вашему превосходительству до последней капли крови!
— Ну, ваша кровь вам самим пригодится, поручик. А вот большевистскую кровь — это уж, будьте милостивы, дайте мне в подарок.
Норенберг вернулся на копи лишь перед рассветом. Передавая коня атаману Федорову, дружелюбно улыбнулся и, не сдержав своей радости, сказал:
— Ну, теперь уже недолго ждать осталось.
Атаман быстро перекрестился:
— Дай-то бог, чтоб скорее. Соскучилась рука по шашке, ой, как соскучилась! Уже мочи нет ждать!
* * *Небольшой маневровый паровозик, отпыхиваясь, стоит на путях. Возле эшелона красногвардейцы, тут же, с плачем припадая к мужьям и сыновьям, шахтерки. Анна Михайловна, мать Леонида, утирая слезы концами платка, тихо говорит сыну:
— Отчаянный ты, знаю. Не лезь в самое-то пекло. Пуля-то она дурная, не разбирает, каков человек — хорош или плох. Христом богом прошу тебя, Лешенька, береги себя, сынок…
— Ладно, мама, — смущенно улыбается Леонид. — Мы не на похоронах.
— Типун тебе на язык, — вскинулась Анна Михайловна.
— Ну, ну, не буду, — успокоил мать Леонид, а сам все поглядывает вдоль состава на дорогу: не идет ли Клава. Неужели не сказали ей, что красногвардейский отряд уезжает к Оренбургу на борьбу с дутовцами.
Мимо с группой командиров проходит Соломон Елькин. Рядом с ним Григорий Сутягин, командир шахтерского отряда. Увидев Горшкова, Елькин останавливается, протягивает руку Анне Михайловне, потом Леониду.
— А вы не плачьте, мамаша, — говорит Елькин. — Такой орел обязательно вернется живым и невредимым. Веселей надо провожать, едем сражаться за революцию.
Паровоз дал свисток. Засуетились люди возле вагонов. Последние поцелуи, напутственные слова, тоскливые взгляды. А Клавы все нет. Состав медленно двинулся со станции. Грустно на сердце Леонида. Впервые до боли понял, как дорога ему эта хрупкая белокурая девушка.
В Челябинске шахтерский отряд соединился с отрядами рабочих железнодорожного депо, завода «Столль и К°». Возглавлял Челябинский сводный отряд С. Я. Елькин. 12 мая отряд погрузился в два эшелона. И вот опять загудело под колесами железнодорожное полотно.
На полустанке Толкай, недалеко от станции Кинель, произошла первая схватка с врагом. Анархисты под командованием некоего Попова засели в мельнице. После первого залпа пушек они сдались. Но для Леонида бой окончился печально. Ему подстрелили руку, и вместе с другими ранеными он вернулся в Челябинск, а затем на копи.
— И у нас тебе дел хватит, — заявил руководитель отряда по охране поселка Иван Рожинцев, увидев хмурого Леонида. — Враги все чаще голову подымают. Надо готовиться к серьезным схваткам.
ТУЧИ НАД КОПЯМИ
Погода стояла туманная и дождливая. Низкое небо нависло над серой землей рваными тучами, изредка шел мелкий дождь. Уныло застыли мокрые здания, потемнели шахтерские землянки.
Леонид, рана на руке которого быстро заживала, уже выходил на работу в шахту вместе с отцом. Молодой Республике Советов нужен был уголь. Техник Дмитрий Бойцов, председатель делового совета, сумел быстро и правильно организовать работу шахт. И за две недели мая горняки, не имея в наличии нужной техники, выдали 15 тысяч пудов угля. Это была хорошая добыча, и старый Витвицкий с улыбкой говорил своему сыну, члену делового совета копей:
— Ты, Саша, работаешь сейчас с любопытным энтузиазмом. Видно, народная власть по душе тебе?
— Может быть, и так, папа. Изумляться приходится, когда видишь, как самоотреченно работают шахтеры в эти дни. Молодой Горшков вышел в шахту с больной, простреленной рукой, и ты думаешь, он отстает от других? Ничуть! Вот где загадка нашего многострадального русского народа.
— Ты слышал о конфликте в Челябинске? Говорят, чехи убили пленного мадьяра за то, что он бросил железную ложку в одного из них. Абсурд какой-то!
— К нам это едва ли имеет какое-либо отношение.
— Как знать, как знать, — полузакрыл глаза старый Витвицкий. — Что же, посмотрим, как пойдут события дальше. Кстати, когда у вас назначено пленарное заседание делового совета с участием Андреева?
— Кажется, на последний день мая, — отозвался Александр и прошелся по комнате. — А этот Андреев мне определенно нравится. Умен, расчетлив, энергичен. Если у большевиков большинство таких руководителей, то они сумеют отлично хозяйствовать и без старой интеллигенции.
— Ну, это уж слишком, — поморщился старый Витвицкий. — Где им взять специальные знания? Для подъема добычи угля нужны машины, а кто станет монтировать их и управлять ими? Уж не твой ли Горшков?
— Ей-богу, папа, он справится! — воскликнул Александр. — Подучить его малость и…
— Ну, ну, верю, — не желая вступать в спор, поднял руку старый Витвицкий и подошел к окну. — Мерзкая погода. Серость какая-то, слякоть, на душе даже щемит. Когда же лето придет?
А лето пришло утром 26 мая. Едва забрезжил рассвет, мать Леонида, Анна Михайловна, посмотрела в окно на небо. Чистая синь, ни облачка. Где-то там, далеко, прорывались лучи встающего солнца. День должен быть погожий, солнечный. Анна Михайловна пошла готовить завтрак мужу и сыну. Потом неожиданно вспомнила, что сегодня им обоим выходной. Но спать уже не хотелось. Анна Михайловна принялась за хозяйственные дела и не заметила, когда на кухне появился Леонид.
— Чего это ты так рано? Не на работу, чай, только и поспать в выходной.
— Совещанье у нас сегодня в Совете. Сам Андреев будет.
В здании Совета многолюдно. Присутствуют члены делового совета, правления профсоюза, члены исполкома райсовета. Внимательно слушают все горного техника Дмитрия Бойцова.
— Самый верный путь увеличения добычи, — говорит он негромко и неторопливо, — это лучшая организация труда каждого забойщика. Часть наших шахтеров сражается сейчас с дутовцами, оставшиеся должны заменить их, работать с полным напряжением сил.
Дважды резко, требовательно протрещал телефонный звонок. Едва Голубцов шепотом сказал Андрееву, что звонит Васенко, лица шахтеров посерьезнели.
— Белочехи подняли мятеж!
Словно бомба разорвалась в помещении. Все разом зашевелились, заговорили.
— Да, да, немедленно вышлем, Евдоким Лукьянович. Весь отряд. Сейчас же дадим сигнал сбора.
Голубцов позвонил на электростанцию. Минуту спустя тревожный сигнал станции всколыхнул воздух.
— Товарищи, — обвел присутствующих взглядом Голубцов. — Все вы считаетесь мобилизованными на борьбу с контрреволюцией.
