Хулио Травьесо - Время "Ч"
После этой маленькой стычки Триго и Флорентино расстались еще большими друзьями. Триго окончательно убедился, что армейскому фельдшеру можно всецело доверять.
В начале 1953 года Триго присутствовал при одном разговоре Фиделя с Абелем Сантамарией. Речь шла о том, как раздобыть для подпольной организации военное обмундирование. Раньше его удавалось доставать в Артемисе, однако в последнее время такая возможность пропала. Триго сразу же вспомнил о своем дальнем родственнике. «Мы могли бы получить обмундирование через Флорентино», — предложил он Фиделю.
Через несколько дней Триго разрешили связаться с Флорентино, чтобы выяснить, сможет ли он помочь. Разговор состоялся в доме Флорентино.
— Готовится одно дело, для которого необходимо достать военную форму. Можно рассчитывать на тебя?
— Сколько нужно?
— Чем больше, тем лучше.
Флорентино на какое-то мгновение задумался.
— Ты же знаешь, эти политики особого доверия мне не внушают.
Триго рассмеялся и похлопал товарища по плечу:
— На этот раз дело предстоит настоящее, так что не волнуйся.
4
Апрель 1953 года. Некоторые гаванцы уже начинали подумывать о планах на лето, истинные католики готовились торжественно праздновать пасху. Исраэль Тапанес отпросился на несколько дней у хозяина фотоателье — ему хотелось съездить в Матансас на могилу бабушки, скончавшейся совсем недавно. Вместе с отцом он молча постоял у каменной плиты, освещаемой багровыми лучами закатного солнца. Резкий ветер кружил над могилами сухие листья. Вид кладбища пробудил в нем мысль о близкой смерти, навязчиво преследовавшую Тапанеса. с того времени, как вместе с Рейнальдо Бенитесом он вступил в ряды движения, возглавляемого Фиделем Кастро. «Наше дело победит, но я погибну», — говорил себе Тапанес. Смерть не страшила его, он даже ощутимо представлял, как встретит ее — радостно, с чувством выполненного долга. «Отдать жизнь за родину, — думал он, вспоминая слова национального гимна, — что может быть прекраснее?»
— Если я умру, — сказал Тапанес, неподвижно глядя перед собой, — пусть меня похоронят здесь, рядом с бабушкой.
От этих неожиданных слов отец вздрогнул и обеспокоенно посмотрел на сына. Ему уже давно было тревожно на душе — с тех пор, как он заподозрил, что юноша ввязался в какое-то опасное дело, может быть, даже вступил в одну из подпольных организаций, действовавших в Гаване. Вспомнилось, как месяц назад, в последний приезд Исраэля, они отправились вместе поохотиться. Тропинка привела их к скалистому морскому побережью. Здесь, метрах в двадцати, они заметили двух гревшихся на солнце игуан. Серая окраска делала их почти незаметными среди прибрежных камней. Исраэль вскинул двустволку и не спеша прицелился. «Сейчас промажет», — подумал отец. Он всегда считал сына никудышным стрелком, умудрявшимся промахнуться даже с десяти шагов. Грохнул выстрел, и более крупная игуана неподвижно застыла с размозженной головой. Оставшаяся в живых метнулась к спасительной расщелине в скалах, однако вторая пуля настигла и ее. Удовлетворенно хмыкнув, Исраэль закинул ружье за плечо.
— Сынок, где это ты так научился стрелять? — изумился отец.
Исраэль молча улыбнулся.
«Пусть меня похоронят здесь, рядом с бабушкой» — эти зловещие слова лишний раз подтвердили, что опасения отца были не напрасны.
Исраэль родился и вырос в Матансасе, в 1948 году перебрался в столицу, где нанялся уборщиком в магазине фототоваров. Наделенный от природы острым умом, юноша жаждал получить настоящее образование. Он самостоятельно овладевает английским языком, берется за французский. «Больше всего я мечтал изучать иностранные языки, поступить в университет, но куда там — мне это было не по карману», — признавался позже Исраэль. Его трудолюбие и упорство в конце концов вознаграждаются; он добивается поощрительной поездки для языковой стажировки в Соединенные Штаты. По возвращении домой хозяин магазина повышает его в должности. Тапанес обзаводится семьей и переселяется в квартиру попросторнее. Жизнь его постепенно входит в размеренное русло. Дома он много читает, отдавая предпочтение книгам по истории, занимается иностранными языками. Однако такое безмятежное существование пришлось не по нраву Исраэлю. Годы, проведенные в Матансасе, на родине легендарного борца-революционера Антонио Гитераса, не прошли даром. В нем зреет внутренний протест против существующего режима, который, по его убеждению, необходимо радикально изменить. После событий 10 марта он приходит к университету выразить свое негодование военным переворотом. Когда несколько месяцев спустя Рейнальдо Бенитес предлагает Тапанесу вступить в революционную организацию, цель которой — борьба за свержение Батисты, — тот без колебаний соглашается.
Отец Хенеросо Льянеса, в прошлом солдат армии мамби,[19] после падения диктатуры Мачадо[20] — Хенеросо тогда уже исполнилось 18 лет — стал «земельным компаньоном», обрабатывал участок земли около двух кабальерий. Под эвфемизмом «земельный компаньон» подразумевалась замаскированная форма феодальной ренты, сохранившаяся на Кубе после провозглашения республики. Отец арендовал землю у помещика-рантье, возделывал ее и третью часть снятого урожая отдавал в качестве арендной платы. Помещик, как правило, держал в арендной кабале многих крестьян и мог жить припеваючи, не ударяя палец о палец. Крестьянину же приходилось трудиться в поте лица на куске земли, который ему не принадлежал.
Отец Хенеросо сажал сахарный тростник, овощи, табак, ананасы. Причитавшиеся ему две трети урожая он продавал тому же помещику, чтобы не тратиться на разорительную перевозку. Цены устанавливались смехотворные: дюжина отборных ананасов шла за 80–90 сентаво, кипа табаку — за 60 сентаво. Поэтому нечего было удивляться, что вся семья — отец, мать, пятеро детей — ютилась в крытой пальмовыми листьями хижине с земляным полом.[21] Отец грамоты не знал, такая же участь ожидала детей; образование Хенеросо ограничилось одним классом. На школу не хватало времени — дети работали в поле наравне со взрослыми — да и средств. «Какие уж тут занятия, когда ни обуви не было, ни рубашки приличной. Так и учились — через неделю в школу ходили», — вспоминал Хенеросо.
Арендная зависимость, как оказалось, представляла еще не самую тяжкую форму эксплуатации крестьянина, и отец Хенеросо смог убедиться в этом на собственной шкуре. После конфликта с хозяином ему отказали в аренде, пришлось устраиваться сельскохозяйственным рабочим. Теперь дневной заработок отца и четырех сыновей составлял 50 сентаво.
Семья попала в безвыходное положение, и Хенеросо не пожелал с ним мириться. «Жить так дальше я не хочу, тем более что рассчитывать на лучшее не приходится», — заявил он отцу и ушел из дома.[22]
Оказавшись в Гаване, он поселился у своего дяди, неподалеку от пляжа Хамайпитас. В душе Хенеросо. мечтал стать когда-нибудь моряком — и вот он на берегу моря, где, правда, пока занимается тем, что возит на тачке песок, которым засыпает камни на пляже.
В Гаване как раз завершалось строительство яхт-клуба «Билтмор», одного из наиболее фешенебельных клубов крупной буржуазии. Берег в этом месте был каменистый, и сюда в огромных количествах завозили песок, создавая искусственный пляж. Хенеросо работал не жалея сил и сумел понравиться хозяевам клуба. Его устраивают на должность спасателя с месячным окладом 36 песо. Хенеросо доволен; теперь он мог считать себя чуть ли не моряком. В первый же день его вызвал к себе администратор клуба мистер Фишер. Нездоровая бледность тщедушного американца резко контрастировала с бронзовым загаром, покрывавшим мускулистое тело Хенеросо, явившегося в офис в одних купальных трусах.
— Вы быть нанят на очень ответственный работа, вы должен спасать жизнь наших членов клуба. Now well, я хотел сразу предупреждать, что здесь, в Билтмор, вы должен быть слепой и глухой.
Быть слепым и глухим означало, что Хенеросо полагалось закрывать глаза я уши на все, что делалось и говорилось в стенах клуба. Таковым являлось первое неписаное правило для обслуживающего персонала. Вторым правилом запрещалось купаться на клубном пляже. Окунуться в воду Хенеросо разрешалось исключительно для выполнения своих прямых обязанностей — спасения утопающих. О том, чтобы поплавать в свое удовольствие, не могло быть и речи.
Хенеросо терпеливо выслушал назидательную речь мистера Фишера, уныло разглядывая свои загрубелые, разъеденные морской солью ручищи и невольно сравнивая их с мягкими, холеными руками патрона. Беседа закончилась, и Хенеросо медленно вышел из офиса, низко опустив голову. Позже, когда кто-то спросил его, как прошла его встреча с мистером Фишером, он сказал только: «Они относятся к нам, как к грязным свиньям».
