Сергей Вашенцев - Путь-дорога фронтовая
Вскоре вернулась Маруся с новой девушкой. Две другие сменщицы еще не пришли, их посты были много дальше.
Новая девушка, увидев артистов, сказала:
— А я вас знаю.
— Откуда вы нас знаете? — удивленно спросил Петр Петрович. — Вы из нашего города?
— Да нет. Вы проезжали здесь позапрошлой ночью. Я стояла на посту.
— Мы здесь проезжали?!
— Разве не вы? Вы спрашивали дорогу на Почечуй.
— Удивительно! — воскликнул толстяк. — Мы тоже едем в Почечуй. Но позапрошлой ночью мы никак не могли быть здесь. Мы находились совсем в другом месте. Вы ошиблись, голубушка!
— А я думала, что вы. Тоже двое мужчин и одна женщина. Они сказали, что едут в Почечуй выступать.
— Вероятно, какая-нибудь другая бригада, — предположил Петр Петрович.
Девушка как-то странно поглядела на него, как будто сомневаясь в чем-то.
— Как звать вашего шофера? — вдруг спросила она.
— Володя.
— Теперь вижу, что вы шутите, — сказала девушка. — Помните, когда я вам объяснила дорогу, вы сказали шоферу: «Поехали, Володя!»?
Петр Петрович растерялся. Бригада-двойник! Еще чего не хватало. У него по коже прошел холодок.
Глава седьмая
Новое известие о подозрительной бригаде, как выяснилось, состоявшей из аккордеониста, фокусника и балерины, они получили у понтонеров. Понтонеры держали переправу на реке. Артистов встретил высоченный сухощавый инженер-капитан по фамилии Лисовский. Он ходил несколько сутулясь, вид имел довольно штатский, шинель сидела на нем мешком, что сразу же отметил наблюдательный Петр Петрович. Он же благодаря своей любознательности установил, что инженер-капитан имеет степень кандидата технических наук и до войны преподавал в вузе.
Но такие подробности о мирной довоенной профессии выяснились несколько позднее. Первый же разговор с инженер-капитаном касался далеко не мирных дел и не предвещал артистам ничего хорошего.
— Рад вас приветствовать, — холодно сказал Лисовский, — но должен предупредить: в последние два дня нас что-то стали частенько беспокоить немецкие самолеты, поэтому не советую особенно задерживаться. Мы-то привыкли, а вы люди гражданские. Перед вами у нас тоже были артисты. Как нарочно, в этот день и налетели немцы, повредили мост. Я уж посоветовал артистам: уезжайте скорей от греха, пока вас не разбомбили. Да они и сами не стали задерживаться. Беспокойное у нас место. Наша переправа сидит у немцев вот где! — похлопал он себя по затылку. — Тут много войск проходит! Вот немцы и волнуются.
Петр Петрович сейчас же сделал логический вывод.
— Нам тоже нет смысла задерживаться, — сказал он инженер-капитану. — Мы, знаете ли, спешим. Мы разыскиваем одну дивизию. А у вас мы проездом, понимаете, проездом!
— Надеюсь, вы все-таки покажете нам свое искусство?
— Конечно, конечно, — сказал Петр Петрович, с тревогой поглядывая на небо.
Инженер-капитан перехватил его взгляд.
— Не беспокойтесь! У нас есть надежное помещение, где вы можете без помехи выступить.
— Тогда превосходно. А то представляете: только войдешь в роль, а зрители начнут волноваться. Вы понимаете?
— Понимаю, — ответил инженер-капитан.
Он повел артистов куда-то в сторону от реки. Отойдя метров двести, они спустились под землю и попали в большой просторный блиндаж, похожий на трюм парохода с верхними и нижними нарами для спанья. На нарах сидели понтонеры. Подземный зал очень понравился Петру Петровичу. Да и вообще он чувствовал тяготение к подземной жизни с тех пор, как попал на фронт. Иногда в мечтах его проносились видения какого-то подземного театра, с партером, бельэтажем, ярусами, с фойе и артистическими уборными, расположенными в глубине земли; картины подземных городов с подземной железной дорогой, которая проходила бы под всем фронтом, с автострадой и трамваями, тоже, конечно, подземными. Какая была бы удобная жизнь! А еще он предпочитал облака, туман, снег, дождь. То ли дело густая, непроглядная ночь! То ли дело пасмурный день, с нависшими над самой землей тучами!
В общем, концерт в подземном блиндаже проходил гладко и спокойно, если не считать глухого шума, донесшегося снаружи, и небольшого движения в задних рядах слушателей, после чего подземный зал несколько опустел. Увлеченные игрой артисты не заметили ничего. Только после концерта, когда вышли наверх, сразу почувствовали: в мире что-то изменилось. Во-первых, куда делась избушка? Мимо нее они проходили, когда шли сюда. Где штабеля бревен у реки?
Петр Петрович вопросительно посмотрел на инженер-капитана.
— Пустяки! — равнодушно сказал тот. — Сбросил три бомбы. Из людей никто не пострадал.
— Но… позвольте… — попытался уточнить Петр Петрович. — Значит, был… так сказать… налет?
— Как видите.
— Иван Степанович! — воскликнул добряк удивленно. — Голубчик! Мы были под бомбежкой! Катенька! А! Ведь совсем не так страшно, как я думал. Совсем не страшно. Объясните мне, пожалуйста, — вновь обратился Петр Петрович к инженер-капитану, — почему наши солдаты и офицеры так спокойно относятся к опасности? Неужели ни у кого нет чувства страха?
— Почему же? — пожал плечами инженер-капитан. — Чувство страха есть у каждого. У одного больше, у другого меньше. Это — естественное опасение за свою жизнь. Инстинкт самосохранения. Но ведь не он определяет поступки человека! Я знаю случай, относящийся к первым месяцам войны. Удивительный случай, я долго думал над ним. Пассажирский пароход, на котором эвакуировали жителей одного из черноморских городов, натолкнулся на мину и стал тонуть. Вполне естественно, началась паника. Матросы стали в первую очередь сажать в спасательные шлюпки детей, женщин, стариков. Чтобы успокоить публику, капитан парохода объявил, что спасательных средств хватит на всех. Но, конечно, люди продолжали волноваться. Происходили драматические сцены. Отцы расставались с детьми, жены с мужьями. Можно себе представить переживания людей! Знают, что пароход недолго продержится, скоро конец. Паника растет… Как вдруг раздается музыка! Случилось что-то неожиданное, невероятное, на какое-то мгновение люди застыли на месте. Видят — играют два баяниста-инвалида, спокойно усевшись на палубе на каких-то ящиках. Оба в летах. Как выяснилось, жители городка их знали. В далеком прошлом они были участниками гражданской войны, после тяжелых ранений вернулись домой инвалидами: один без ноги, с протезом, другой тоже с искалеченной ногой. Они выбрали себе профессию музыкантов и достигли в ней большого мастерства. И вот на палубе гибнущего парохода, среди всеобщего смятения слышатся успокоительные звуки музыки. Матросы кричат музыкантам, чтобы садились в шлюпку. А музыканты все играют. Они играли до того момента, пока всех пассажиров не сняли с парохода. Тогда, надев спасательные пояса, стали прыгать за борт матросы. Старикам музыкантам тоже надели пояса. Но пароход перевернулся и стремительно пошел ко дну, увлекая вместе с собой героев-музыкантов, матросов и капитана. Капитан, как известно, последним сходит с корабля.
— Замечательный случай! — воскликнул Петр Петрович. — Сколько мужества, душевной красоты! Удивительные люди!
— Я бы не поверил, — сказал Лисовский, — если бы об этом мне не рассказала сестра, ехавшая на том же пароходе.
— Удивительные, удивительные люди! — повторял Петр Петрович.
Артисты уже хотели прощаться и идти к машине, чтобы отправляться дальше, как вдруг случилась небольшая задержка.
— Кажется, опять летят! — сказал Лисовский, прислушиваясь и оглядывая небо.
Действительно, почти сейчас же за мостом загрохали зенитки, стреляя по невидимому еще врагу.
— Прошу вас вернуться в блиндаж, — предложил инженер-капитан артистам.
Но что сталось с Петром Петровичем? Вместо того чтобы бежать сломя голову в укрытие, он почему-то медлил.
— А вы… здесь останетесь? — спросил Петр Петрович инженер-капитана со своей манерой вежливо заглядывать собеседнику в глаза.
— Да, я должен быть около своих людей.
— В таком случае разрешите и нам остаться, — с непонятной решимостью проговорил Петр Петрович. — На воздухе, знаете ли, лучше себя чувствуешь, — предупредительно засмеялся он, как бы оправдываясь.
— Как вам угодно, — не протестовал инженер-капитан. — Только вам лучше тогда отойти, хотя бы вон под то дерево, чтобы не слишком было заметно сверху.
А зенитки уже лаяли так отчаянно, что заглушали всякий разговор. Можно было только догадаться по лицу Петра Петровича, что он чувствует себя почти Прометеем, прикованным к скале-дереву, откуда он не уйдет, даже если бы его освободили. По-видимому, он хотел испытать и пережить все, что полагается человеку на войне. Иван Степанович… Иван Степанович остался самим собой, он не смутится, даже если перед ним разверзнется земля. Пожмет плечами — и все.
![Пол Андерсон - Долгая дорога домой [Долгий путь домой, У них нет мира]](/uploads/posts/books/59796/59796.jpg)