Петр Лебеденко - Навстречу ветрам
Это хорошо он сказал: «И смело смотри в глаза своим товарищам», — одобрил Андрей.
Бузько будет травить меня. — Никита взглянул на Андрея: — Думаешь, нет?
Может быть, начнет. Только ребята отобьют у него охоту.
Мне кажется, Андрей, что его мышиные глазки все время следят за мной. И будто подсмеиваются… Скажи, почему всегда бывает вот так, когда человек хороший, у него и глаза хорошие, и лицо… Правда ведь?
Потому, наверно, что у хорошего человека что на душе, то и в глазах. Все открыто, и нечего прятать.
Парк блестел начищенными крабами, золотыми пуговицами, голубел петлицами летчиков и курсантов. Центральные аллеи были заполнены прогуливающимися, и Андрей с Никитой направились вглубь парка. Звуки эстрадного оркестра доносились сюда приглушенные расстоянием и казались мягче и мелодичнее. Слабый ветерок покачивал матовые фонари, и круги света плясали на асфальтированных дорожках. Пахло цветущей липой и какими-то цветами.
Отдохнем, — предложил Андрей.
Они обошли пустую скамью и легли на густую шелковистую траву.
Люблю вот так полежать и помолчать, — проговорил Никита. — И чтоб никто не мешал, и чтоб — музыка.
Здесь это тебе, пожалуй, не удастся, человече, — тихо ответил Андрей и дернул его за руку: — Смотри!
К скамейке подходил Вася Нечмирев, рядом с ним шла девушка в красивом, но просто сшитом платье. В зубах у Васи торчала прямая капитанская трубка. Он платочком смахнул пыль со скамьи и галантно поклонился:
Садитесь, Галя. Такой чудный вечер…
Они сели, и Вася пустил вверх густое облако дыма.
— Приятно вот так наслаждаться покоем, должен вам доложить, — проговорил он усталым голосом, — когда не гудят по-зверски моторы и не бросает тебя, как щепку, в воздушные ямы… Вы здешняя, Галя? Простите за нескромный вопрос.
И да, и нет, — ответила девушка. — Вообще живу здесь, но часто и выезжаю. А вы, наверно, уже давно летаете?
И счет потерял, сколько налетал уже тысяч километров.
Андрей больно сжал локоть Никиты и закрыл ладонью рот. Никита тоже еле сдержался, чтобы не прыснуть.
Тяжело это, наверно, летать и летать? — участливо спросила девушка. — И, наверно, ой как страшно?
Страшно? — Вася пожал плечами. — Человек привыкает к воздуху, должен вам доложить, как рыба к воде. Страшного мало, только вот нервы иногда пошаливают, когда попадаются туповатые курсанты…
Вы инструктор?
Вася был вопреки строгим приказаниям без петлиц и врал напропалую:
Да, учу ребятишек летать. Трудная это работа.
Девушка сочувственно покачала головой и сказала:
Вы и сами такой молодой, да еще учить других…
Сегодня приказываю одному курсанту: «Сделай пять мертвых петель и иммельман!» Делает. Одна петля, две, три, четыре… Смотрю на него в зеркальце — миллион чертей! Посинел весь, будто его медным купоросом облили. И дрожит, как ртуть в столовой ложке. Ну, думаю, летчик! Отобрал у него управление и пошел на посадку. Еле вылез парень из кабины. Пришлось подать рапорт командиру об отчислении.
Скажите, а в дальние рейсы вы летаете? — полюбопытствовала девушка.
Бывает, — скромно ответил Вася и пыхнул трубкой. — Вот совсем недавно в Читу летал. Оно хотя и не так уж далеко — пять с половиной тысяч километров, — но все же здорово утомляешься. Летишь, а под тобой тайга и тайга, изредка мелькнет стадо оленей… Такое однообразие пейзажа…
Может, Вася услышал шорох за скамьей, может, до его слуха донеслись звуки приглушенного смеха, но он вдруг засуетился, встал и поспешно предложил девушке:
Пойдемте потанцуем, Галя… Скучно здесь…
Глава третья
Вот и вокзал. Многие уже вышли из вагона, и на перроне слышны счастливые возгласы встречающих. Кричат носильщики, предлагая свои услуги. Мороженщицы в белых халатах наперебой предлагают:
Эскимо, эскимо! Сливочный пломбир! Молочное с цукатами!
Игнат Морев снял с полки свой небольшой чемоданчик и направился к выходу.
Такой же солнечный день, как и тогда, когда их с Андреем провожали отсюда. Так же цветет акация, так же кричат мороженщицы. Но тогда он, Игнат Морев, был полон надежд, тогда все казалось радостным, веселым. А теперь…
Игнат оглянулся по сторонам, боясь встретить кого-нибудь из знакомых, и быстро пошел по перрону.
На его счастье трамвай стоял на остановке. Но не успел Игнат поставить ногу на ступеньку, как почувствовал, что кто-то тронул его за плечо.
Здравствуй, Игнат!
Игнат через плечо увидел белые кудряшки волос, большие серые глаза и маленький шрам на шее. Девушка радостно улыбалась.
Здравствуй, Хрусталева, — невесело проговорил Игнат. — Ты что, кого-нибудь встречаешь?
— Тебя, — ответила девушка.
Меня? — Игнат с удивлением посмотрел на нее и выдавил улыбку. — Зачем я тебе нужен? И откуда ты знала, что я приеду?
Не будешь ругаться, Игнат?.. Я все расскажу…
Игнат пожал плечами, взял чемодан и направился к привокзальному скверику. Девушка молча пошла за ним. Дойдя до скамейки, Игнат присел и закурил. Хрусталева села рядом.
Ну? — Игнат смотрел не на девушку, а в сторону. — Ты говоришь, что встречала меня?
Тебя, Игнат. Ты не сердись…
Она придвинулась ближе и посмотрела на него:
Когда вы с Андреем уехали, в бригаде стала такая скука. И я… И мы не знали куда себя деть. Будто у нас что-то украли… Это правда, Игнат. И мы хотели, чтобы ты опять приехал к нам.
Кто хотел?
Ольга помолчала, потом тихо ответила:
И я хотела… И каждый раз выхожу к поезду. Думаю…
Думаешь, что ты доставила мне удовольствие? — зло перебил ее Игнат. — Думаешь, что мне радостно оттого, что я не буду летчиком?! Развлекать вас надо? Скучно тебе? Ну, чего ж молчишь? Говори! Говори, чего тебе надо!..
Он выплюнул изо рта папироску и замолчал. Ольга сидела, опустив голову. Тогда Игнат искоса, украдкой, поглядел на девушку. Она успела отвернуться. Только у края глаза, между ресницами, он успел заметить маленькую дрожащую капельку. Игнат вздохнул и так же, как она, наклонил голову.
…Ольга Хрусталева второй год работала на стройке лепщицей. Приехала она с далекого Севера и долго не могла привыкнуть к горячему южному солнцу и к беспокойным, «взбалмошным», как она говорила, людям. Все ей здесь казалось странным. И то, что в сентябре здесь еще купаются в море, и то, что люди по пустякам быстро «закипают». Сама она говорила медленно, больше молчала, словно боялась обронить лишнее слово.
Когда она пришла в молодежную бригаду строителей, то долгое время не могла ни с кем сдружиться. Ольга по натуре была излишне застенчивой, а многим казалось, что она дичится и не хочет делить с ними свои радости и неудачи. И только со старым мастером-каменщиком ей было легко и просто. Иван Андреевич по-отечески ласково поругивал ее за «дикость» и откровенно восхищался ее искусством лепить орнаменты.
По укоренившейся привычке старик никогда не ходил в столовую. Когда на стройке слышался сигнал на перерыв, Иван Андреевич извлекал из плетеной кошелки разную снедь и разыскивал глазами Ольгу.
Иди-ка, дочка, подкрепимся, — звал он ее. — В ихней харчевне что? Гуляш-муляш да отбивные по ребрам. Половину проглотишь, половина в зубах застрянет, а пять-шесть целковых выкладывай…
Ольга подходила к старику, разворачивала свой сверток, и они начинали «подкрепляться».
Часто к ним присоединялся Игнат, к которому мастер был неравнодушен за его цепкость в работе. Сначала Ольга смущалась присутствием молодого каменщика. Хотя Игнат не позволял себе по отношению к ней какой-либо вольности, ей казалось, что этот веселый, вспыльчивый, как порох, паренек хочет посмеяться над ней, и она держала себя с ним настороже. Но время шло. Игнат по-прежнему относился к ней по-дружески, и мало-помалу Ольга привыкла к его веселому смеху, голубым глазам и таким же светлым, как у нее, кудрям… Привыкла… Потом его присутствие стало ей необходимым. Она никогда не начинала завтракать, пока он или не проходил мимо них в столовую, или не подсаживался к ним.
Вот слышатся удары куска железа об рельс. Она спускается вниз по стремянкам, моет руки и снимает комбинезон.
Эй, дочка! — слышит она голос Ивана Андреевича. — Иди сюда.
Ольга подходит, разворачивает свой сверток и ждет.
Ну, — спрашивает старик, — начнем?
Она оттягивает время: по нескольку раз перекладывает с места на место соль, хлеб, сваренные вкрутую яйца. Игната нет, время идет, перекладывать еду с места на место становится не совсем удобным, а Иван Андреевич дипломатически молчит. Молчит и Ольга. Наконец старик спрашивает:
Что, аппетита нету?
Ольга делает вид, что не слышит, и смотрит в сторону, откуда должен появиться Игнат.
Вдруг она чувствует, как кто-то быстро закрывает ладонями ее глаза. Ладони еще влажные от горячей воды, и чуть-чуть слышен приятный запах известки и камня. Ольга вздрагивает от неожиданности и улыбается:
