Петр Лебеденко - Навстречу ветрам
Пора, командир! — услышал Нечмирев голос штурмана — Курс сто тридцать пять.
Радист передал:
Наши кончают работу, командир. Одиннадцатый приказывает выходить. От цели отчалили последние два креста.
Василий крепче сжал штурвал, резко увеличил обороты моторов. Машина заметно взмыла кверху, все выше, выше. Растаяла внизу белая пена, растекся смрадный дым, казалось, кто-то снял с солнца матовый плафон.
Райтман повернул голову и увидел нестройный клин бомбардировщиков, идущих на запад. Над ними и в стороне от них дрались истребители.
Наши пошли домой, — грустно проговорил Яков.
Скучаешь? — засмеялся Нечмирев. — А ты не скучай, миллион чертей!
Река словно двигалась навстречу самолету. Не глядя на карту, летчики узнали, что это она. Вот синяя петля захлестнула небольшой городок, вот смятую зарослями камыша ленту разгладили, и она, широкая, ровная, ушла на запад. А чуть правее — черные точки машин, танков, тягачей, серо-зеленые перелески солдатских шинелей. Все это извивается, как тело большой змеи. Вокруг моста дымятся берега, дымятся развороченные бомбами воронки.
Приготовились! — коротко сказал Василий. — Заходим на цель.
Он стиснул зубы и отдал штурвал от себя. Клюнув носом, машина вошла в пикирование. Скорость нарастала с каждой секундой. Казалось, со всего белого света слетелись сюда все ветры и мчатся навстречу машине, стремясь удержать ее и воя в бессильной ярости. Вокруг белели шары разрывов. Все плотней охватывали они самолет, кольцо сужалось.
Прицельную! — крикнул Нечмирев.
Яков рванул рычаг, черная точка отделилась от машины, и через мгновение, левее моста в десяти-двенадцати метрах, вырос смерч.
Поправку!
Райтман не отрывал взгляда от моста, приготавливаясь сбросить весь бомбовый груз.
Хорошо, командир.
Стрелок предупредил:
Атакуют два «мессера»!
Зенитный снаряд взорвался рядом с левым крылом, машину бросило в сторону, но осколки остались позади. Стрелок припал к турели, ждал, злыми глазами глядя на приближающихся истребителей. Вот один из них на выдержал — с дальней дистанции открыл огонь. Трасса прошла вдоль фюзеляжа, рядом с кабиной стрелка. Второй истребитель молчал, и это было страшно. Стрелок чувствовал, что немецкий летчик ловит в прицел его кабину. Руки невольно вздрагивали на турели, и казалось, от этого вздрагивает турель.
Ну, гад, стреляй! — прошептал стрелок. И опять ждал.
Сквозь плексиглас фонаря он уже видел немецкого летчика. Плотно сжатые губы, прищуренные глаза, прядь волос, прилипшая ко лбу. «Хочет протаранить!» — мелькнуло в голове. И почти в упор стрелок выпустил по истребителю трассу. Словно взрывной волной «мессершмитт» отшвырнуло вверх; клуб огня и дыма ринулся вниз. Второй истребитель отвернул в сторону, и стрелок-радист облегченно вздохнул. Он понял, что атакующие «мессеры» возвращались с задания и у них, наверно, пустые пулеметные ленты. Стрелок крикнул:
Атака отбита!
И в ту же секунду увидел еще двух истребителей, мчавшихся к бомбардировщику справа. Он быстро развернул турель и сказал:
Еще две…
Нечмирев ничего не ответил. В шлемофоне послышался взволнованный голос Якова:
Плевать!
Мост, танки, машины мчались навстречу. Зенитные трассы скрещивались над мостом, пробить их не было возможности. И Василий крикнул:
Бомбы!
Из густого облака огня и дыма взлетели вверх железные балки, обломки машин. Словно перерезанный надвое, мост рухнул, вздыбился огромный танк и, ломая стальные перегородки, медленно сполз в воду. Серо-зеленые шинели рванулись назад, машины помчались за невысокий холм, в укрытие…
Выведя самолет из пикирования, Нечмирев встряхнул головой, сбивая с лица капли пота, и глухим, каким-то чужим голосом сказал:
Будем уходить на бреющем. Штурман, курс! Стрелок, как воздух?
Стрелок не ответил. Он видел, как наперерез двум «мессерам» пикировала сверху тройка «яков», преграждая им путь к бомбардировщику. Слева, на высоте полутора-двух тысяч метров, шел бой между двумя парами немецких и наших истребителей. Трассы чертили воздух, тонкие белые полосы, словно струи горячего пара, петлями и зигзагами рисовали небо. Но не это привлекло внимание стрелка-радиста. Он увидел маленькие силуэты самолетов, приближающихся с запада. Силуэты росли, их было много, очень много. Вот четверка «мессеров» отвернула влево и полетела вперед, отсекая дорогу на восток. Вторая четверка охватывала бомбардировщик справа, а остальные восемь или десять шли прямо сюда.
Командир, — спокойно сказал стрелок, — нас перехватывают.
Сколько? — спросил Нечмирев.
Много, командир, — ответил стрелок. — Со всех сторон.
Курс — сто пять! — проговорил Яков.
Курса не будет! — ответил Нечмирев. — Уходим маневром.
Подходит первая пара крестов! — Стрелок припал к турели и послал очередь.
Маневр, командир!
Нечмирев успел резко свернуть влево, и истребитель с крестом на фюзеляже промчался мимо бомбардировщика. И опять стрелок близко увидел лицо немецкого летчика. Оно не было ни напряженным, ни злым: немец смеялся. Смеялся так, как смеется человек, увидев в расставленных им сетях пойманного зверька. Он долго охотился за ним, и вот наконец жертва схвачена. Беззащитная, еще не совсем понимающая, что она погибла, но уже безвредная…
Стрелок скрипнув зубами, коротко выругался:
Гад!
Поймав в прицел хвост второго «мессера», он с ожесточением нажал на гашетку. Немец не успел даже подобрать высоту: врезавшись в землю, самолет в тот же миг взорвался. Райтман крикнул:
Молодец, Димка!
А сверху уже пикировала вторая пара «мессеров».
Вдруг задымил правый мотор. Стрелок пополз к кабине штурмана, и Нечмирев увидел, как Яков сорвал с себя шлем и рывком открыл фонарь. Он что-то кричал, но Василий ничего не мог разобрать. Потом Яков привстал и рукой показал влево — в двух-трех километрах от самолета зеленела длинная ровная площадка и рядом — не то небольшой лес, не то роща. Нечмирев кивнул головой и повел машину туда. Из-под капота правого мотора вырвалось пламя, и сразу же остановился винт.
Кресты справа! — закричал стрелок.
Нечмирев ответил:
Вижу!
Он почувствовал, как от ливня пуль вздрогнула машина, хотел круто развернуть ее в сторону, но педали не поддавались. Тогда он резко выключил второй мотор и крикнул:
Сажусь!
…Машина горела. Пригибаясь к земле, падая, вскакивая и бросаясь в стороны, Нечмирев, Райтман и стрелок-радист Дима Уваров бежали к лесу. «Мессеры» носились над самой травой, вспахивая землю трассами пуль и снарядов. Их было восемь. Восемь смертей против троих измученных, усталых, выбившихся из сил людей.
Дима Уваров приподнялся. Хотел сделать рывок — и медленно, будто для отдыха, сел на траву. Все ниже и ниже опускалась на грудь голова, и только что блестевшие от возбуждения боя карие глаза быстро тускнели уже не видя ни зеленых деревьев, ни синего неба. Яков оглянулся и бросился к другу.
Дима! — закричал он. — Вставай, Дима!
Это была небольшая роща, южной стороной упершаяся в широкую трактовую дорогу, северней примыкавшая к какой-то деревушке, а восточной и западной граничившая с открытыми, заросшими травой полями. Райтман достал из планшета карту-километровку и разложил ее на коленях.
Вот, — показал он на мерную точку рядом с зеленым квадратиком, — Мелентьевка.
Нечмирев присвистнул:
Сто миллионов дьяволов! Километров пятьдесят от линии фронта! У нас девяносто пять шансов из ста последний раз сыграть в ящик…
Яков промолчал. Он внимательно просмотрел карту и, достав из кармана спички, поджег ее.
Твоя где? — спросил он.
Там! — Вася кивнул головой на поднимающийся к небу черный столб дыма. — Смотри вон на то дерево. Видишь?
Дупло…
Давай комсомольский билет. Спрячем.
Яша вытащил из кармана гимнастерки комсомольский билет, подержал его в руках и снова спрятал.
Нет, — ответил он. — Я — комсомолец.
А я кто?
Комсомольские билеты останутся с нами! — твердо ответил Райтман. — Лучше пересчитаем вот эти штучки. — Он взял пистолет, достал обойму и высыпал из нее патроны.
Восемь.
Скажи, Вася, разве это мало? Двенадцать патронов! Если не спеша, с чувством… Это двенадцать фрицев…
Шесть и восемь — четырнадцать, — подсчитал Нечмирев.
Шесть и восемь — двенадцать, Вася. Ты меня понял?
Это точно, Яша. Попадать в лапы к фрицам живыми… Шесть и восемь —: двенадцать. Вот тут у меня в кармане пара галет, мы немного подкрепимся и тронемся. Все равно до ночи здесь отсидеться не удастся. Фрицы не дадут.
Не дадут, — согласился Райтман. — Ты думаешь, они сейчас уже не ищут нас? А куда идти? В деревню?
Там наверняка немцы. На дороге — тоже. В открытом поле не спрячешься. Если бы до ночи…
