Йозеф Глюкселиг - Сейф дьявола (роман и повести)
— Я тоже, но сейчас, мне кажется, речь идет о большем. Иначе мне непонятно, почему Гордан дал Бееру инструкции в случае неожиданных обстоятельств прибегнуть к помощи капитана Атая, резидента британской разведки в Рабате. Мне кажется, и сам Гордан ожидает появления каких-то трудностей.
— Может, он подозревает Тринадцатого, который подсунул Калах у негал? Доктор уже привык к действию лекарства, стал сам его искать, и в результате его здоровье значительно улучшилось.
— Гордан — хитрая лиса, — хмуро произнес генерал и вернулся к столу. — Таких, ни перед чем не останавливающихся людей, как он, мало. Есть что-нибудь новое насчет Боркина?
— С Боркиным все выяснилось, — неожиданно засмеялся полковник, взял в руки несколько листков бумаги, приложенных к документам, и с выражением прочитал: — «На аэродроме царило хмурое утро. Где-то вдали тонко посвистывала какая-то птица. Одинокая фигура высокого, слегка сутулого мужчины медленно двигалась по бесконечному пространству. Длинная бледная тень делала ее erne более живописной и одинокой. Это был космонавт капитан Боркин.
Полгода назад телеэкраны всего мира были заполнены его изображением. Он являлся командиром самой крупной в истории космической экспедиции, которая после почти семилетнего полета снова возвратилась на Землю…» — Полковник отложил листки и добавил: — Фантастический роман «Восстание землян». Михал Калах… Мы совсем забыли о том, что доктор писал романы…
— Фантастический роман, — повторил генерал и вдруг снова весело рассмеялся: — Вот это номер! А мы уже месяц разыскиваем этого Боркина.
— А каким ударом это будет для Гордана! Он еще ничего не знает.
— Хотя только благодаря этому своему герою Калах и остался жив. Как только Гордан поймет, что никакого Боркина нет и не было, он тут же ликвидирует доктора.
— Может случиться и так, — согласился полковник.
— Мне кое-что пришло в голову, — сказал наконец генерал и разложил на столе карту Северной Африки. Несколько минут он внимательно ее рассматривал, а потом плавным кольцом соединил три города: Медиа-пляж, Кенитра, Рабат.
* * *За последние годы в Марокко многое изменилось, и там было на что посмотреть. Кларин Графф вместе с Миркой Калаховой каждый день совершали прогулки в громадном «роллс-ройсе», уделяя одинаковое внимание как современным кварталам Рабата с его великолепными отелями и административными зданиями, так и древним памятникам двенадцатого века, когда в городе правил Якуб эль Мансур.
Двадцатого июля шины «роллс-ройса» зашелестели по асфальту около девяти часов утра. Серебристая машина проскользнула по узким улочкам старого города, проехала мимо Касбы, старой мечети Хасана и минарета и остановилась у входа на рынок. Обе женщины вышли. Кларин раздала нищим детям горсть монет, а потом поманила местного жителя и дала ему возможность подзаработать. Широко расставив ноги, он встал у их машины и стал отгонять назойливых прохожих, желавших поближе познакомиться с дорогим автомобилем.
— Пойдем, Мирка, — позвала Кларин и взяла подругу под руку.
С замиранием сердца вступили они в лабиринт узких кривых улочек. Здесь царил приятный полумрак. От жаркого солнца прохожих защищали сверху тростниковые циновки. Улочки были переполнены людьми, им не мешал гул рынка, шелест шагов и шум приглушенных голосов. Калаховой казалось, что она попала в какой-то нереальный мир, в мир мечты и сказки. Она сразу забыла обо всем, что ее угнетало и мучило, отбросила прочь все свои заботы. Она была благодарна Кларин, что та привезла ее сюда, дав возможность хотя бы ненадолго вырваться из обстановки постоянного нервного напряжения.
Мирке совершенно не нравился Михал. С первой же минуты после возвращения из клиники профессора Симора она стала его убеждать, что нужно вернуться в Чехословакию, но он был как помешанный и даже слышать об этом не хотел. Она давала ему читать письма из дому: знакомые и родственники умоляли его вернуться, уверяли, что бояться не следует: работу в институте он не потерял. В ответ Михал только презрительно усмехался и шел к Бееру советоваться относительно своих планов. Калах с увлечением говорил о новом проекте исследований, а Беер, как некогда в Праге, внимательно слушал и расточал доктору комплименты. Он опять запел старую песню о научно-исследовательском институте, который упадет с неба, о вилле в Найтсбридже, о клинике, которую откроет сэр Роблин. Калахова не верила ни одному его слову и чувствовала себя несчастной.
Но сейчас ее захватил поток людей, который то подталкивал обеих женщин к лавчонкам, то относил к крошечным кафе. Они остановились у одного из бесчисленных магазинчиков, где продавались изделия из кожи. Повсюду, насколько хватало глаз, висели я стояли сумки всех видов, цветов и форм — большие, маленькие, квадратные, овальные, инкрустированные, сшитые из разноцветной кожи, со вставками из кожи антилопы с шерстью, вышитые с большим вкусом и необычайным чувством гармонии и красоты. Их объединяло одно — тонкая, совершенная работа.
По стенам магазинчика были развешаны большие плоские кожи, которые марокканцы используют вместо портфелей и носят через плечо на шерстяном шнуре под верхней одеждой. Были здесь и прекрасные кожаные пуфы всех цветов, и всевозможные предметы, предназначенные для туристов из Европы, — целые горы бумажников, кожаных портсигаров, футляров для визитных карточек, бюваров.
— Выбери себе, что хочешь, Мирка, — предложила Кларин, рассматривая сумки. — Это будет на память от меня, как воспоминание о Рабате, — добавила она, но Калахова медлила: ей было стыдно, что она опять без денег и что у нее — в который уж раз! — осталось всего несколько фунтов и она целиком зависит от оказываемого ей Кларин гостеприимства.
Кларин, угадав причину ее сдержанности, выбрала великолепную сумку и сразу же по неписаным законам рынка стала торговаться.
— Триста драхм, — сказал человек в феске, на непроницаемом лице которого не обнаруживалось ни малейшего признака заинтересованности.
— Двести, — покачала головой Кларин.
— Триста, — повторил продавец.
Мгновенно из полутьмы появился посредник — обязательный персонаж любого рынка, задача которого состоит в том, чтобы встать между покупающим и продающим, уговаривать торговца уступить, а покупателя-быть менее скупым и в результате получить комиссионные от обеих сторон. В результате сумку Кларин купила за двести пятьдесят драхм, так что смогла еще выбрать бумажник для Калаха.
Рядом с лавками торговцев кожей разложили свой товар продавцы текстиля. Здесь было все, начиная от хлопка и шелка и кончая тяжелой парчой. Повсюду были развешаны тканые бедуинские плащи. Случайно приподняв один из них, Калахова вдруг увидела совсем рядом окруженный прохожими их «роллс-ройс».
— Значит, мы уже пришли? — разочарованно спросила Мирка, но Кларин покачала головой, и они вновь вернулись в лабиринт кривых улочек.
Теперь женщины медленно шли мимо лавок гончаров, где внимание Кларин привлекли искусно обожженные сосуды с черным орнаментом, задержались перед магазинчиками с прекрасными люстрами и лампами, выкованными из латуни и украшенными тонкими узорами.
Поток спешащих людей вынес их к торговцам, перед которыми возвышались горы миндаля, оливок и орехов. Они захватывали свой товар черпаками на длинной ручке, не утруждая себя вставанием, чтобы обслужить покупателей. В толпе местных хозяек женщины вышли в ряды мясников, где летали тучи мух, потолкались в лавочках с запахами благовоний и дешевого одеколона, который так любят марокканцы. Миновали рынок древесного угля и хны, которой местные жители красят не только волосы, но и руки и ноги, мастерские жестянщиков и сапожников, миновали толпу попрошайничающих детей, слепых и калек.
В отель «Эксельсиор» женщины вернулись только к вечеру.
Калахова, полная впечатлений от увиденного, восторженно обратилась к мужу, который сидел в столовой вместе с Ником Беером:
— Михал, поедем с нами завтра в Рабат! Ты должен увидеть это великолепие!
— Да что туда ездить! — махнул рукой Беер. — Жара, вонь, толпы нищих — вот и все, что можно увидеть на восточном базаре, так очаровавшем Мирку.
— А где Кларин? — спросил Калах у жены.
— Она пошла позвонить, если ты не возражаешь, — ответила та с легкой иронией в голосе.
— Кому? Лорду Граффу?
— Вряд ли, — ухмыльнулся Беер. — Пойдем, Михал, обсудим еще раз твой проект.
— Какой проект? — удивилась Калахова.
— Видишь ли, если бы работа мужа тебя интересовала по крайней мере так же, как ничтожная барахолка, то ты бы знала, что мы готовим с Михалом, — ухмыльнулся Беер.
— Не забывай, что через несколько недель я выхожу на работу, — поспешно сказал Калах. — Я хотел бы продолжить свои исследования.
