Владимир Богомолов - Момент истины (В августе сорок четвертого...)
При всей сдержанности и внешнем спокойствии капитана, буханки белого хлеба подействовали на него, как красная тряпка на быка. Он с трудом справился со своим возмущением.
Белый хлеб и другие деликатесные по военному времени продукты, которые были положены и выдавались строго по норме, кроме летного состава ВВС, только раненым в госпиталях – он и сам получал и хорошо помнил эти тщательно вывешенные порции, – особисты потребляли до отвала – кто сколько хотел. Лишь из одного вещмешка вытащили две большие буханки и резали толстыми ломтями, хотя находились в полном здоровье и к авиации никакого отношения не имели.
По какому праву?! Он знал точно: особисты довольствуются по тем же нормам, что и другие офицеры Действующей армии, исключая летный состав. Впрочем, для них законы не писаны, что хотят, то и делают. И все молчат – побаиваются.
Но лично он никогда их не боялся и не боится. Чтобы Алехин это понял, он и говорил ему, не стесняясь, то, что думал, – без обиняков, зная, между прочим, что подобная манера разговора действует сдерживающе даже на людей, от природы наглых.
Как ни странно, беззлобная реакция Алехина на его колкие высказывания и простоватая мягкая покладистость настораживали помощника коменданта. В его представлении особист без какого-либо заднего умысла не мог быть так приветлив и доброжелателен.
Остальные ему тоже не понравились.
И этот мальчишка-лейтенант, который привязался: «Товарищ капитан, вы не из Москвы?.. Вы на кого-то похожи!..» Щенок, пытающийся заставить себя бояться. Жалкая попытка запугать!.. Не на того напали!
И этот старшина, торопливо и шумно сожравший полбуханки белого хлеба и целую банку нежнейших консервированных сосисок.
Такую же точно банку ему прислал с оказией в госпиталь отец, и он роздал по сосиске всей палате. Но его отец был начальник политотдела гвардейского корпуса, без малого генерал, участник революции, Гражданской и Отечественной войн, прослуживший в Красной Армии четверть века. А какие заслуги могли быть у этих людей?..
Спавший же без просыпу под березками старший лейтенант за один свой внешний вид заслуживал строгой гауптвахты. Такую безобразную гимнастерку мог бы надеть – на земляные работы! – боец саперного батальона, но никак не строевой офицер. Армейский и не надел бы – не посмел, а особисту дозволено…
«Да что тебе с ними, детей крестить?» – в который уж раз говорил самому себе помощник коменданта и старался настроиться на иной лад и думать о чем-либо другом, более приятном.
День медленно подвигался к вечеру, и ему оставалось только одно: терпеливо ждать, когда все это кончится.
Было без пяти минут четыре. Через час старик отправится за букетом цветов; в том, что он выполнит поручение и сделает все самым добросовестным образом, помощник коменданта не сомневался.
С детства брезгливый, капитан не терпел в людях неопрятности, и этот старый еврей с вечной каплей под носом, естественно, не мог быть ему симпатичен. Однако он уважал талант и мастерство в любой деятельности человека, в любом проявлении, а старик, несомненно, был Мастером. И думал помощник коменданта о нем с чувством почтения и признательности за отличную работу. Жалость к этому одинокому, обездоленному войной старику снова посетила его, когда справа, оттуда, где находилась рация, послышался негромкий взволнованный голос старшины-радиста.
76. «По местам!»
– Товарищ капитан, товарищ капитан… – Старшина-радист тряс Алехина за плечо. – «Девятка» передает: трое в военной форме пересекли просеку левее их. Движутся по дороге в нашем направлении… С двумя вещмешками!.. Оружие в кобурах!..
– Разбуди его! – живо поднимаясь и указывая глазами на Таманцева, велел Блинову Алехин.
Андрей с силой растолкал Таманцева, тот сел на плащ-палатке, увидел перед собой парадно одетого помощника коменданта и даже глазами заморгал – уж не сон ли это?
– Мамочка моя родная! – хрипловатым спросонок голосом воскликнул он, оглядывая капитана. – Явление Христа народу!
– Ты что, мозги отоспал?! – негромко, но до враждебного резко одернул его Алехин.
– Культурное обращение с младшим по званию, нечего сказать! – делая вид, что обиделся, проговорил Таманцев; от сна у него поправилось настроение, и ему до чертиков хотелось подурачиться, поблажить. – А если действительно отоспал?.. Нежности в вас нет, – потягиваясь, с укоризной заметил он. – Некачественно вы ко мне относитесь!
Алехин, проворно ополоснув лицо водой из фляжки, достал носовой платок.
– Умойся! – приказал он. – Живо! Минут через пятнадцать они могут быть здесь!
Это подействовало – Таманцев подскочил, будто его подбросили, и сейчас же спросил:
– Сколько их?
– Трое… В военной форме… Идут со стороны Каменки… С двумя вещмешками… Оружие в кобурах…
– С вещмешками. – Таманцев не скрывал свою радость. – Я влюблен!.. Малыш, полей мне! В темпе!.. – велел он Блинову и заметил: – Вообще-то, если есть пятнадцать минут, и пожрать бы не мешало!
– Пойди сюда!
Алехин отвел Таманцева в сторону и тихо сказал:
– Сейчас нет времени, а потом я тебе прочищу мозги! Пора уже повзрослеть!.. В семнадцать ноль-ноль начнется войсковая операция…
– Значит, все-таки дожали! – Таманцев взглянул на часы и от возмущения сплюнул. – Вот гадство!.. Уж если не считаются с Эн Фэ и генералом… – он развел руками, – Москва бьет с носка и слезам не верит!.. Этих-то трех до прочесывания мы вполне успеем прокачать.
– Я тоже так думаю. Если только они не свернут на развилке влево, а пойдут по этой дороге… – Одернув гимнастерку, Алехин обернулся в сторону, где стояли помощник коменданта и Блинов, и, перетягивая повыше нарукавную повязку, распорядился: – Всем проверить оружие и оправить обмундирование! Если есть вопросы – давайте!
Помощник коменданта оглядел свой костюм, поправил по примеру Алехина повязку и подтянул голенища своих новеньких сапог.
– Товарищ капитан, – подходя к нему, сказал Алехин, – вы свои обязанности помните?
– Да, еще не забыл.
– Напоминаю последовательность проверки: сначала основные документы, затем – второстепенные, а потом вещевые мешки!.. Если мне придется сочинять – значит, это необходимость! В любом случае вы должны поддерживать все мои действия и требования, а я, в свою очередь, ваши! Держитесь спокойно, уверенно и активно! В случае чего – стрелять только по конечностям! Даже если вас будут убивать – стрелять только по конечностям! Вопросы ко мне есть?
– Нет.
Выждав еще малость, пока Таманцев, успевший умыться и утереть лицо рукавом гимнастерки, достал из вещмешка и надел на поясной ремень кобуру со вторым наганом, Алехин скомандовал:
– Идемте!
Они направились к поляне, и Блинов уже вошел в кустарник, когда сзади неожиданно послышался голос старшины:
– Товарищ капитан, Первый передает: всему личному составу немедленно вернуться в расположение части.
Это означало: всем немедленно покинуть лес. Алехин обернулся к рации и смотрел, не понимая; другие тоже остановились.
– Они что, чокнулись?! – возмущенно воскликнул Таманцев. – Они соображают?! Лично я никуда не пойду!
– Даже если прикажу я, а не Первый, не только пойдешь – побежишь! – заверил Алехин. – Так рванешь – «виллис» обгонишь!.. Выходите на поляну! – приказал он.
– Я-то, допустим, побегу, – не трогаясь с места, продолжал Таманцев. – А лично вас такой вариант устраивает?.. Это же чистая перестраховка!.. Они что, о наших шкурах заботятся?.. А когда мы неделями лазим по лесам, в одиночку, среди банд?.. Ничем не рисковать – ничего не иметь!.. Да что нам поделается?.. Выйдут на нас с прочесыванием – мы что, перестрелку устроим?.. Лапы кверху – и вся любовь!.. В крайнем случае кого-нибудь поцарапают: они ведь тоже знают – стрелять только по конечностям!.. Да засада с живцом в тысячу раз опасней! А ничем не рисковать – ничего не иметь! – повторил Таманцев; он быстро обернулся и, убедясь, что помощника коменданта и Блинова уже нет рядом, возбужденно зашептал: – Паша, мы не должны отсюда уходить! Я категорически против! Я не мальчик, не стажер, и я требую, чтобы с моим мнением считались! Сообщи генералу! Немедленно! Я тебя прошу, требую категорически. Можешь валить на меня как на мертвого! Я за все отвечаю! Ты пойми… Ты ситуацию прокачал? Неужели ты не понимаешь?.. Мы что, этих трех оставим одних на прочесывание?.. А если они – «Неман»?.. Ты возможные последствия представляешь?! Их же не сумеют взять теплыми! А момент истины? Не о шкуре – о деле надо думать!
– Всё?.. Выходи на поляну! – тоном, не терпящим возражения, скомандовал Алехин. – Сейчас же!
Что там могло произойти?.. Или до Егорова не дошло сообщение «девятки» о троих неизвестных, или…
