Павел Ермаков - Все. что могли
— Мама, мы с Андрюшей на фронте встретились. Трое суток вместе пробыли.
— Господь увидел, нельзя нас совсем сиротами-то делать, — в глазах матери зажглись живые искорки. — Не отвернулось еще счастье от нас. Пойдем, Надюша, в хоромы. Чаем тебя напою.
Мать пошла впереди, повела Надю в бывший хлев. Лишь он уцелел. Глядя сзади на мать, Надя замечала во всем ее облике что-то скорбное, думала, как больно ударит бабушку известие о внучатах. Что-то надломилось в ней, поминутно вспоминает Бога, будто ищет в нем опору.
— Ништо, дочка, проживем, — шагнула она через порог.
Бывший хлев имел жилой вид, стены, пол в нем были начисто выскоблены. Правда, потолок низковат, да оконце маловато. Все же это был дом, родной порог. Поживут пока здесь, вместе-то беду переборют. Надо не только прожить, но и выносить в себе того, кто станет теперь на этом свете ее и Андрюшиным продолжением.
— Где Андрей-то теперь? — как бы угадав ее мысли, спросила мать. — Ты не верила, что он погиб, вот Бог и спас его.
— Где же ему быть… воюет.
3
В глубине мерцавшей холодным светом реки отражались редкие звезды, проглядывающие в разрывы облаков. На пологую отмель накатывались неторопливые волны и с тихим песчаным шорохом сбегали обратно. Пахло илом, мокрой, подопревшей осокой.
До рези в глазах Ильин вглядывался в противоположный берег, скрадываемый мглой. Прошло больше трех часов, как Горошкин переправился туда со своими разведчиками и саперами. Они должны были прощупать немецкую оборону, проделать проходы в заграждениях. Ильин то присаживался на валежину, то челноком ходил по узкой отмели, не чувствуя холодных волн, шлепавших по сапогам.
О своей высадке Горошкин просигналил. В тот же миг у немцев разразилась стрельба. Над рекой протянулись светящиеся трассы, водную гладь вспучили разрывы. Несколько снарядов разорвалось и на этой стороне, в прибрежных зарослях. Просвистели осколки, с плакучей ивы осыпались посеченные ветки. Зародилась тревога: разведчики нарвались на засаду.
Первым движением его было побежать к телефону и доложить командиру полка о неудаче. Но разве такого сообщения ждут от него? На том берегу надо захватить плацдарм, это приказано сделать ему, начальнику штаба пограничного полка. В его распоряжении батальон и приданные огневые средства. Вот и действуй. Первый поиск не удался, посылай другую группу, иди с нею сам. Недавно их полк переформировали, дали гаубичную и противотанковую артиллерию. В батальонах вместо застав роты. Полк наступал и вышел к Днепру вместе с частями и соединениями армии в первом эшелоне.
Командующий армией не объяснил, почему он избрал пограничный полк для захвата плацдарма на западном берегу. Не главного, а вспомогательного, чтобы помочь главному, который был взят с ходу и удерживался сейчас километрах в десяти ниже по течению.
— Вы стреляные воробьи, не стоит вам объяснять, что на войне обстановка нередко круто меняется, — говорил командующий Стогову и Ильину. — Второстепенное направление может стать основным. Завладеете плацдармом, наведите переправу, охраняйте ее, пока в ней минует надобность.
Эта же круто сменившаяся обстановка, на которую ссылался командующий, осложнила задачу. В армейском тылу высадился крупный немецкий десант. На первый взгляд Ильину показалось — немцы действовали по шаблону, точь-в-точь, как на Волге в прошлом году. Однако вскоре понял, что ошибся. Десант немедленно раздробился на мелкие диверсионно-разведывательные группы, которые рассеялись по дорогам и населенным пунктам. Силы пограничного полка пришлось дробить, чтобы охватить весь район действий десантников.
План по захвату плацдарма командующий не отменил. Батальон изготовился к переправе. Для огневого обеспечения командующий назначил артиллерийский полк.
В прибрежной полосе части и соединения армии сгрудились, уплотнились. Где фланги, где стыки между ними, где тылы? Наступление притормозилось, не занятых делом солдат потянуло на соблазны. Ильин знал, они шныряли по селам, пили самогон, пристраивались к бабенкам, стосковавшимся без мужиков. Говорил с иными, стыдил. Смеялись в ответ, дескать, командиры отпуск дали, первый за два года войны. По уставу положено. Какой, к черту, отпуск, если в хуторе, где он застал гульбу, три хаты. А им, мол, все едино, город ли деревня, были бы харчи да бабы.
Вперед не рвутся, река широкая, глубокая, утонуть в два счета можно. О наступлении пусть у командиров голова болит. Пойдешь в наступление, еще убить могут, а пока живы, какую-никакую сладкую ягодку испробуют.
В одном селе до того разгулялись, до перестрелки дошло, столкнулись лбами танкисты с пехотой. Пойди, разберись, что не поделили. В такой-то «мутной водичке» шпиону и диверсанту руки развязаны. «Рыбка» ловится. Двух таких «рыбаков» пограничники взяли на чердаке крестьянской хаты. Внизу полевая почта разместилась, наверху они средь бела дня морзянку отбивали. Оба были русские. В плен сдались, через немецкую разведшколу прошли. Солдаты чуть на штыки не подняли «рыбаков», пришлось отбивать. Начальник почты, старшина, размазывал слезы по щекам, каялся, что проглядел, вовек урока не забудет.
Безусловно, и командованию пограничного полка оплеуха изрядная. «Рыбаки» сумели миновать заслоны и шлагбаумы, пролезли в гущу войск. Полковнику Стогову не позавидуешь.
Командующий, назначая Ильина на захват плацдарма, испытующе глянул на Стогова, неожиданно сказал, что майор хорошо бы подошел для службы в армейской разведке.
— Ильин — не разведчик, а строевой командир, — возразил Стогов.
— Командир, а на штабе его держите, — полушутливо-полусерьезно заметил командующий. — Я бы ему дал стрелковый полк, коль он командир толковый. Может, так и сделать? Ведомства у нас разные, но задачи одни: поскорее нашу землю от немцев освободить.
Ильин стоял в сторонке, голоса не подавал. Думал, командующему вольно и пошутить. Не отрицал, приятно было, что генерал запомнил его с той поры, когда ликвидировали немецкий десант на Волге.
Стогов улыбнулся:
— Безусловно, задачи одни, но…
— Оставим этот разговор, Тимофей Иванович. До лучших времен. Пусть плацдарм возьмет, — усмешка опять тронула его губы. — Только не обижайте майора.
— Как же, обидишь такого. У него зубы острые, сам кусаться умеет, — с облегчением кивнул Стогов.
Они вместе тщательно готовили операцию. Вечером Стогов срочно поехал в тыл, там на наш заслон напоролась группа немецких диверсантов. На бегу попрощался:
— Желаю успеха, Андрей Максимович. Встретимся на том берегу.
— Надеюсь.
Обстрел с того берега прекратился внезапно, как и начался. Затем возобновлялся еще не раз. Ильин подумал, лупят для острастки, и уже спокойнее ожидал следующего сигнала от Горошкина.
Зашуршал мелкий надоедливый дождик. Ильин расправил плащ-накидку, натянул капюшон на голову. Капли застучали по брезенту, навевая тоску. Смутно видимый прежде гребень высокого противоположного берега размылся, увяз в заслонивших небо плотных тучах. Река стала неразличимой. О том, что она никуда не делась, напоминал невнятный плеск воды.
Подошел начальник штаба артиллерийского полка.
— Молчат твои ребята? — спросил озабоченно.
Ильин молча кивнул.
— Подождем, — артиллерист завернул рукав шинели, глянул на светящийся циферблат. — До рассвета еще далеко.
— Погоди, сигналят.
На другом берегу дважды коротко мигнул фонарь.
— Ясно. Бегу на НП и жду твоей команды, — артиллерист пожал ему руку. — Координаты для моего огня давай сам. На пятачке, какой у тебя там будет, ювелирно положить снаряды не просто. Есть опасение по своим жахнуть.
Сигнал повторился. Значит, все в порядке у Горошкина. Подозвал Сапронова:
— Батальону — вперед! Еще раз напомните командирам, пока не достигнем берега, себя не обнаруживать. Как можно быстрее вперед.
Зашелестели кусты, захрустел песок под ногами. Плюхались в воду плоты. Кто-то ойкнул, забулькал.
— Раззява, мать твою…
— Бревна скользкие, оступился, — оправдывался солдат.
— Разуй глаза, гляди, куда ступаешь.
— Прекратить разговоры, — шикнул Сапронов. — Отчаливай.
Гребли наскоро сработанными веслами, обломками досок, малыми саперными лопатами. Исчез из вида наш берег, не просматривался и противоположный. Низкие тучи тяжело нависали над рекой, под ногами опасно кренился плот, едва державший на себе десяток человек. Ильин слушал, как всхлипывала, выплескивалась между бревнами вода, волны мягко ударяли по ногам.
Нечетко вырисовывался изломанный гребень высокого берега. Ильин подумал, миновали середину реки. Но впереди вдруг судорожно забились вспышки, гулкая дробь крупнокалиберного пулемета рассыпалась над рекой. Над водной гладью начали вздыматься бугры от разрывов снарядов. Плоты закачались. В соседний угодила мина или снаряд, хрястнуло дерево, взбугрилась и опала вода, образуя яму. Просвистели осколки и деревянные обломки. Кто-то боязливо вскрикнул, выматерился, двое-трое солдат уцепились за край плота рядом с Ильиным.
