Николай Кожевников - Гибель дракона
Федор Григорьевич, оставив рубанок, присел рядом с Ли Чаном на ворох стружек.
— Не тужи, Ли. Теперь заживем. Теперь нас никто в обиду не даст, — и задумался. — Должно, скоро письмишко получу от сынов. Теперь-то уж скоро. И Лиза, может быть...
Ли Чан кивал. Лицо его светилось тихой радостью. Пришел сын. Надежда. Опора. Большой хозяин стал! Весь город его слушает. Старость будет спокойной. Лин-тай пришла. И внуки пришли. Правда, плохие. Но живые. И то хорошо! Лавки открыты. Война давно ушла из Хайлара, пронеслась, как гроза, опалила город и скрылась. И жить стало лучше. Новые люди в управе — китайцы. Есть и русские. Мишка Зотов, совсем хороший человек. Много хлеба нашел у купцов.
— Что теперь делать будешь, друг? — обернулся Ли Чан к Федору Григорьевичу.
— Да вот... — Ковров понимал, чего ждет от него Ли Чан, но небрежно указал на верстак. — Столы для городской управы. Стулья. Табуретки. Работы хватит.
Негромко стукнула калитка. Кто-то торопливо шел через дворик. Старики обернулись. Теперь много народа заходит в мастерскую: околоточного нет. Его поймали далеко за городом партизаны, привезли в тюрьму, скоро будет суд.
— Есть кто? — послышался голос.
Старики вышли во дворик и увидели высокого статного генерала. Он стоял без фуражки, вытирая платком лицо. На висках серебрилась седина.
— Милости просим... — произнес Федор Григорьевич и внезапно умолк.
— Отец! — голос генерала прервался. Он подбежал к пошатнувшемуся Федору Григорьевичу и обнял его.
Ли Чан отступил на шаг. И только когда взгляд генерала скользнул по нему, низко поклонился.
— Дядя Ли! — воскликнул генерал и подхватил старика. — Разве так встречают?
В калитку несмело входили соседи. Они издали смотрели на генерала.
— Сестру твою, Володя, японцы забрали... — Федор Григорьевич припал к плечу сына.
— Я слышал об этом... Искал... Нет нашей Лизы в живых, отец...
До поздней ночи горел огонек в избушке на окраине Хайлара. А шофер, сидя на крылечке среди соседей Коврова, долго рассказывал, какой храбрый, решительный и справедливый Владимир Федорович Ковров — Герой Советского Союза, гвардии генерал-майор.
53Японский миноносец удирал на всех парах, не дождавшись большей части пассажиров.
Генерал Исии стоял на мостике. Он глядел на неприютную землю, которую медленно закрывал поднимавшийся утренний туман. Из всего отряда на миноносец попали только трое. Нет умного Йосимуры, преданного Кавасимы. Где они? Неужели в руках у русских? Лучше бы расстрелять всех, но сохранить тайну. Неужели они предадут?..
Вцепившись в мягкие кожаные поручни командирского мостика, генерал-профессор пытался сохранять равновесие. Но подступила тошнота. Голова кружилась. Командир миноносца догадался о состоянии знатного пассажира и заботливо предложил ему спуститься в каюту. Исии подумал уже, что это и впрямь будет лучше. Но тревожные голоса матросов остановили его на верхних ступеньках. Генерал торопливо вернулся и замер. Миноносец окружали еле заметные в тумане темные силуэты.
— Только бы не русские! — шептал командир, молитвенно сложив на груди руки. — Только бы не русские...
Темные пятна быстро приближались, росли, уже ясно было видно очертания боевых кораблей. Вот они развернулись и легли на параллельный курс. Передовые застопорили машины. Теперь миноносец, конвоируемый с двух сторон, подходил к громаде линкора с развевающимся звездно-полосатым флагом. Негромко хлопнул выстрел. По курсу миноносца поднялся фонтан брызг. Будто лошадь, одернутая сильной рукой, миноносец вздрогнул и остановился. Исии чуть не упал.
Вскоре после того, как командир приказал спустить флаг, подошли катера. На борт поднялись американские офицеры и матросы.
— Я мечтал встретить доблестных офицеров Америки, — кланялся командир, — пожалуйста, на наш корабль.
Старший из американцев, подполковник, ознакомившись со списком пассажиров, обрадовался, узнав, что здесь находится генерал-лейтенант Исии Сиро с частью своих сотрудников. Он пожелал увидеть профессора.
Зная, что наступила самая решительная минута, Исии вошел в каюту командира с достоинством.
— Исии Сиро? — недоверчиво спросил американец, с нескрываемым любопытством рассматривая сгорбленного, невзрачного старика японца.
Генерал молча поклонился.
— Это вы были начальником отряда номер семьсот тридцать один в Маньчжурии?
Снова безмолвный поклон.
— Вери гуд! — американец закурил сигарету. — Надеюсь, мы с вами договоримся, — продолжал он, выслав всех из каюты. — Нам хорошо известен род вашей деятельности. Мы любим решительных и смелых людей! Вам найдется подходящая работа в Штатах.
— Я буду осчастливлен на всю жизнь, если смогу оказаться полезным союзникам.
— Союзникам? — недоуменно переспросил американец. — Я говорю вам о Штатах!
Исии молчал.
...В уютной каюте командира японского миноносца американцы пили за победу французское шампанское. Генерал Исии загадочно улыбался. С ним обращались, как с дорогим и желанным другом.
Широкие горизонты вновь открывались перед Исии. Будущее могло оказаться лучше прошлого. И сейчас, находясь на невидимой грани между вчера и завтра, Исии мысленно благодарил богов: они не забыли о нем. Мир принимал знакомые очертания. Враг оставался прежним.
54Федор Григорьевич весь вечер ходил по двору, прибирая разбросанный инструмент. Старый мастер прощался со всем, к чему привык за долгие годы. Завтра он навсегда уедет отсюда на родину, в семью сына, увидит, наконец, свою взрослую внучку — Оленьку Коврову.
Уже глубокой ночью зашел Михаил Зотов, возбужденный и злой: сегодня поймали с поличным отца. Оказывается, поддерживал связь с диверсантами, которые убивали из-за угла советских солдат и жителей, помогавших новой власти. Один из них и жил у отца в доме. В который раз Михаил припомнил и пережил заново сегодняшнее утро...
Старый Зотов, отстреливаясь, уходил садом к задней стене, примыкавшей к берегу реки, — там, в камышах, нашли потом моторную лодку, — Михаил преследовал его по пятам. Еще несколько шагов, и отец, перепрыгнув стену, мог бы скрыться.
Вся жизнь прошла у Михаила перед глазами — с тех самых пор, как он помнил себя мальчишкой, для которого этот сад был таинственным и мрачным лесом. Только с отцом он не боялся ходить сюда... И тут же вспомнились трупы китайцев. Головы на кольях вокруг японских казарм. Семенов с отцом, смеясь, рассматривают голую девушку-китаянку, привязанную к столбу... Михаилу было тогда четырнадцать лет. И, наконец, Хинган. Голод. Бессонные ночи. Корка хлеба пополам с Лю Цином. Лиза, замученная в лагере...
— Бросай оружие! — крикнул Михаил.
Старик Зотов выстрелил в сына, но промахнулся и тогда бросил пистолет. К старику подбежали...
Дурным сном промелькнуло все это...
Крепко расцеловав на прощание Федора Григорьевича, Михаил поспешно ушел, сославшись на дела. Но не дела были причиной. Здесь, в доме Федора Григорьевича, где все напоминало о Лизе, Михаилу было невыносимо тяжело.
55Суд над военными преступниками, бывшими генералами царской армии, проходил в Москве при большом стечении публики. В зале сидели старые коммунисты, партизаны, — те, кто отстаивал молодую Советскую республику от врагов, сидевших теперь на скамье подсудимых.
— ...Именем Союза Советских Социалистических Республик...
Семенов слушал слова приговора, словно окаменев. Неужели не сохранят жизнь? Ведь ему осталось так мало... так мало...
— ...бывший атаман Семенов является прямым инициатором зверской расправы над Сергеем Лазо...
Когда это было? Почти тридцать лет назад... Тридцать лет... Семенов смотрел на руки председателя трибунала, державшие лист бумаги, а видел гневное лицо Лазо. И уже не слова приговора слышал он, а голос Лазо: «Предатели и изменники Родины понесут кару от руки трудового народа...»
— ...признать бывшего атамана Семенова виновным в казни сотен советских граждан... признать виновным в создании диверсионно-шпионской сети в Маньчжурии, направленной против Советского Союза...
Да! Все так! Но жить! Жить!..
— ...Приговорил! — сурово читал председатель трибунала. — Семенова Григория Михайловича, 1890 года рождения, уроженца станицы Дурулгуевского, Забайкальской области, генерал-лейтенанта царской армии... Родзаевского Константина Владимировича... Бакшеева Алексея Прокловича... Ухтомского Николая Александровича...
— Не может быть! — шептал Семенов. — Не может быть!..
— ...к смертной казни через повешение.
56Карпов прощался с батальоном.
Какие-то незнакомые девушки, пробравшись на перрон, просили передать Ольге привет. Они служили вместе с Ольгой в санбате. Солдаты протискивались вперед, чтобы пожать руку, пожелать счастливого пути.
