Павел Павленко - Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха
Словарь Брокгауза толкует слово «секретарь» как производное от французского слова «секрет» и означающее «писарь, тайный писарь, звание государственного чиновника среднего ранга». Однако Гитлер, конечно, удостоил Бормана отнюдь не рядовым званием. Это назначение соответствовало посту королевского секретаря, в руках которого находились тайные дела и интриги монарха и рычаги управления всего государства, а также все сведения об амурных похождениях короля и его приближенных. Чиновник такого ранга обладал фактически неограниченной властью, всегда и везде действовал от имени властелина.
Буквально несколько дней спустя Борман отправил из Оберзальцберга личное письмо Гиммлеру, достаточно красноречиво показавшее новое положение вещей. Послание не содержало конкретных разъяснений, но всякий внимательный читатель нашел бы в [374] нем множество свидетельств недавно обретенного могущества. Например, письмо было отпечатано на бумаге без изображения свастики, но со штампом «Секретарь фюрера». Обычное прежде обращение «дорогой Генрих» сменилось на «дорогой товарищ Гиммлер», а фамильярное «ты» уступило место официальному «вы».
Что касается целей, ради достижения которых якобы вводилась новая должность, то Борман нашел следующее объяснение: несмотря на общеизвестность его полномочий, с формальной точки зрения подпись «рейхсляйтер Борман» означала, что действие подписанного таким образом документа распространяется на сферы партийные, а не государственные. Поэтому учреждение новой должности — это якобы не более чем попытка предотвратить неправильное понимание назначения того или иного документа.
Уже через месяц Ламмерс разослал в правительственные ведомства инструкцию о новом порядке: фюрер сообщает о принятых им решениях своему личному секретарю Мартину Борману; указания, предназначенные для правительства, Борман направляет в рейхсканцелярию Ламмерсу; последний доводит эти решения до соответствующих министерств. Таким образом, Борман твердо занял позицию между Ламмерсом и Гитлером, окончательно оттеснив шефа рейхсканцелярии на роль второго помощника.
* * *Элита третьего рейха встретила назначение Бормана на пост секретаря фюрера со скрежетом зубовным: несколько лет они — как по отдельности, так и общими усилиями — старались дать укорот наглому выскочке, остановить, отпихнуть обратно в задние ряды. Однако они недооценивали редкостный сплав [375] его настойчивости с хитростью и услужливостью, рвением и амбициозностью, не придавали значения твердому взгляду его черных глаз, которые очаровали Герду при первой же встрече и в которых Гитлер каждый день читал выражение безграничной преданности. Их негласный заговор против Бормана рухнул, и теперь-то они осознали, сколь рискованно поступили, заняв позицию по другую сторону баррикад в те годы, когда был шанс заручиться его дружбой.
Собственно говоря, заговор возник 12 мая 1941 года — в тот самый день, когда после перелета Гесса в Англию была учреждена партийная канцелярия. Практически никто в окружении фюрера не хотел, чтобы полномочия Гесса достались Борману. Но рейхсляйтер НСДАП проявил себя прозорливым и умелым бюрократом и — ради упрочения своих позиций в противостоянии с Леем — заключил союз с Герингом, занимавшим вторую ступеньку вслед за Гитлером и официально провозглашенным его преемником. Борман не боялся Гиммлера, поскольку некогда они решили действовать заодно, — оба пытались пробиться сквозь плотный строй тех, кто уже занял выгодные позиции. Шпеер еще не добился достаточно высокого ранга, а остальные противники по отдельности были не так уж влиятельны.
Единственное исключение — Геббельс. Однако министр пропаганды, как мы помним, впал в немилость из-за любовного романа с киноактрисой Лидой Бааровой. Вернуть утраченные позиции было делом нелегким. Рейхсминистру предстояла долгая работа на пределе революционной самоотверженности. Лишь 20 марта 1942 года Геббельс удостоился беседы с Гитлером в «Вольфшанце» (впрочем, молчаливый и настороженный, на встрече присутствовал и Мартин Борман). После неудачи под Москвой и раздоров с генералами фюрер благосклонно отнесся к человеку, своевременно предложившему план мобилизации [376] всех сил государства. «Одно за другим фюрер принял без замечаний все мри предложения», — записал Геббельс в дневнике. Впрочем, все закончилось отчаянной пропагандистской кампанией — и только. Гитлер поручил «комитету трех» обсудить предложения Геббельса и предпринять соответствующие действенные меры. Итог: еще одна пачка документов и никаких реальных шагов.
Разъяренный Геббельс обвинил Бормана, Ламмерса и Кейтеля в том, что они «взяли на себя роль келейного правительства и воздвигли преграду между фюрером и министрами». Главным виновником он считал Геринга, который, будучи председателем Совета обороны, не воспрепятствовал узурпации власти «комитетом», да и сам наделал великое множество ошибок. «Комитет трех» Геринг насмешливо называл «тремя восточными мудрецами», считал их просто исполнительными секретарями и ошибочно полагал, что они не обладали реальными властными полномочиями. На самом же деле Гитлер, как всегда, не позаботился установить эти самые полномочия, и «комитет» заполучил столько власти, сколько удалось взять при общем попустительстве.
Геббельс, обладавший достаточно острым чутьем, понимал тактику Гитлера и стал действовать вполне логично. Если рейхсляйтеры договорятся и не позволят фюреру сеять раздоры между собой, они смогут объединить усилия и потребовать от Гитлера возвращения правительству и партии достаточной свободы действий. В итоге секретари «комитета» вновь станут лишь формальными управленцами, а министры и гауляйтеры смогут работать с полной эффективностью. Прежде всего Геббельс привлек Шпеера: во-первых, энергичной пропагандистской кампанией он помог Шпееру заполучить пост министра вооружений; во-вторых, все знали, что Шпеер и Борман сильно недолюбливают друг друга. Министр экономики Вальтер [377] Функ и глава германского трудового фронта Роберт Лей с готовностью поддержали план. Геббельс пригласил всех к себе, и, приятно побеседовав у камина, они договорились «вышвырнуть этого примитивного гэпэушника» — министр пропаганды сравнил шефа партийной канцелярии с советской политической полицией.
План был таков: развернуть шумную кампанию с требованием начать тотальную войну и возложить на «трех восточных мудрецов» вину за то, что этот шаг не был сделан гораздо раньше. Заговорщики не сомневались в поддержке Геринга и многих других влиятельных деятелей. Уже в начале октября Геббельсу и Шпееру выдалась возможность приступить к первой фазе плана — обсудить с фюрером идею всеобщей мобилизации. На этом этапе они еще не могли начать атаку непосредственно против Бормана. К тому же и день выдался не самый благоприятный: Гитлер уже встречался с впавшими — благодаря усилиям Бормана — в немилость гауляйтером Вены Ширахом, генерал-губернатором Польши Гансом Франком и партийным арбитром Вальтером Бухом. Впрочем, Гитлер обещал в ближайшее время отдать распоряжение о начале тотальной войны.
Это распоряжение он отдал 27 декабря 1942 года... Борману! В своем блокноте секретарь фюрера отметил: «После нескольких консультаций с Гитлером М. Б. отправился в Берлин и 28 декабря провел беседы с Ламмерсом и Геббельсом о всеобщей мобилизации, которая призвана усилить военный потенциал страны».
Ход событий существенно отличался от планов заговорщиков: они невольно укрепили позиции Бормана, поскольку теперь перед каждым новым шагом им приходилось испрашивать его одобрение. А 28 декабря секретарь фюрера предписал Геббельсу подготовить заявление о начале всеобщей мобилизации, которая [378] в понимании Бормана означала привлечение к обеспечению военной мощи страны всех трудоспособных мужчин и женщин. Наброски выступления были представлены на рассмотрение в январе 1943 года.
В ночь на 30 декабря Борман выехал обратно в «Вольфшанце». После встречи Нового года он с гордостью записал: «С вечера 31 декабря и до четырех часов утра М. Б. и Гитлер беседовали наедине». И хотя не приходится сомневаться, что почти все это время диктатор произносил монологи, а Борман внимал и поддакивал, сие событие красноречиво говорило о том, насколько они сблизились.
План мобилизационных мероприятий, заранее обдуманный и отпечатанный, уже лежал в ящике письменного стола Геббельса. Совместное обсуждение, в котором участвовали Геббельс, Шпеер, Функ и члены «комитета трех», состоялось в Берлине, в резиденции министра пропаганды. Собравшиеся быстро согласились, что следует закрыть ряд мелких и средних предприятий, не имевших стратегического значения. С заводов оборонной промышленности можно было мобилизовать на фронт всех, чье здоровье удовлетворяло медицинским требованиям, а освободившиеся вакансии заполнить теми, кто остался без работы после закрытия мелких и средних предприятий (там работали в основном женщины и пенсионеры).
