Василий Клёпов - Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.]
Я поманил мальчика к себе. Он стоял неподвижно, готовый немедленно сорваться с места.
— Иди сюда!
Мальчуган потянул за руку девочку, которая боязливо упиралась.
— Ты откуда? — спросил я по-немецки.
Мальчик смотрел на меня и молчал.
— У тебя языка нет, что ли?
— Я — поляк, — тоненьким голоском пропищал он.
Мы переглянулись с Димкой и рассмеялись.
— Вот и объясняйся с ним…
Тут Белка принялась толковать с мальчиком. Она махнула рукой назад: «Там Варта», потом посмотрела вперед и спросила: «А там?»
Мальчик улыбнулся.
— Турек, — тихо вымолвил он.
Белка взяла девчонку на руки, и та начала что-то лепетать, Нюра вытащила из своих волос гребенку и стала причесывать свалявшиеся, давно не чесанные беленькие волосы девочки.
По листьям зашумел дождь, мальчик посмотрел на небо:
— Дещь… Сховамыся под джевами,[121] — показал он на окружающие нас деревья.
Все мы укрылись под большой липой. Девчонка, соскучившаяся по ласке, что-то лепетала Белке, гладившей ее волосы.
— А где у тебя мама? — спрашивала Белка.
Мальчик услышал это слово:
— Мамы нема. Мама, — он произнес что-то и, видя, что мы не понимаем, вытянул руку: — Пук-пук… Германец…
— А отец? Тату? Тату где? — вспомнив, как поляки называют отца, спросил я.
Мальчик невесело проговорил:
— Тэж германец «пук-пук»…
По дороге, опираясь на палку, ковылял старик. Увидев нас, он крикнул:
— Маш рацин! И я с вами поседзы, пуки дещь пшестане.[122]
Старый поляк, помнивший еще царских солдат, знал немного по-русски. Как мы ни хитрили, поляк был не таким уж наивным, чтобы не понять, что мы — беглые русские. Из концлагеря или откуда-нибудь из немецкого имения.
Видя его хорошее отношение, пришлось все рассказать.
— Мы тоже живем плохо, — подумав, проговорил он. — Но немного можем вас продержать. Идемте к нам!
— Куда?
— Здесь есть небольшая деревня…
— Что вы, пан Вацлав, мы пойдем в Россию. Только нам надо знать: есть тут дороги, которые идут параллельно Варте?
— О, это совсем близко! — проговорил старик. — Километра три еще надо пройти.
— А немцев у вас много?
— Этого добра хоть отбавляй! В каждой деревне по нескольку штук. Совсем житья не стало.
Дождь прошумел, только с деревьев капало, и мы встали, чтобы идти дальше.
— До свидания! — помахали мы старику.
— Ди видзеня,[123] — ответил он.
Километра через три-четыре, как и сказал пан Вацлав, мы вышли на широкий тракт, который вел куда-то влево. На перекрестке под железной крышей стояло изображение божьей матери, как говорят поляки, матки боски.
— Старая знакомая! — ухмыльнулся Димка, вспомнив польское кладбище у Фогелей.
Это было первое изображение матки боски на дорогах Польши. А сколько маток босок видели мы потом, трудно даже сказать. На всех перекрестках, у колодцев, на большой дороге или просто в лесу, стоят эти молчаливые свидетели отсталости простых поляков.
Мы смотрели на матку боску. Она склонила свою русоволосую голову, и во взгляде можно было прочитать страдание, смирение и какую-то безутешную грусть.
— Смотрите, — сказала Белка, — матка боска не плачет, но в уголках ее глаз слезы.
— Не зареви сама, — рассмеялся Димка.
— Глядя на нее, можно и зареветь, — улыбнулась Белка. — Ух, сколько, наверно, слез пролито около!
Я вынул из кармана ту бумажку, что дал мне Отто, — правильно ли мы идем? Но на чертеже не было Турека, а только реки и около рек — города Шримм, Конин и Коло.
— И что тебе дался Турек? — возмутился Димка. — Ты давай веди нас в Россию.
— А где она, Россия? Ты знаешь, где она?
Димка посмотрел на небо:
— Жалко солнышка нет, я бы тебе показал…
Низкие серые тучи нависли над головой. Вороны каркали и летали над бором.
— Будет затяжной дождь, — угрюмо произнес Димка. — Вороны каркают к дождю.
— Иди ты, — вырвалось у меня. — Не каркай!
Из леса послышался рокот моторов, и через несколько минут к нам выехали одиннадцать мотоциклов, на которых сидели запыленные немецкие солдаты.
— Хайль! — приветствовали мы их.
Первый мотоциклист на ходу крикнул:
— Скоро будет деревня?
— Скоро…
И снова мы вышли к развилке. Опять — матка боска.
Дорога делилась на четыре ответвления. По которому же идти?
Мы выбрали не очень торную дорожку и двинулись по ней.
Дождь усиливался. Мы промокли насквозь, так что бояться дождя уже не приходилось. Через несколько километров наткнулись на домик, где жил, наверно, лесник. Огромная овчарка лаяла на нас у крыльца. Мы постояли немного около домика и пошли дальше. Дождь лил, как из ведра. Скоро впереди что-то забелело. Мы ускорили шаг, и перед нами открылась та же развилка на четыре дороги.
Я опять достал свою схему. Она совсем размокла. Следы карандаша расплылись фиолетовыми пятнами. Ничего уже нельзя было разобрать.
Мы заблудились. Вечерело. Под елями, где было темно весь день, стало еще темнее. Вороны теперь не каркали, а молча убрались куда-то в лес. Пора было и нам на ночлег, но — куда? Я окончательно закоченел, да и мои товарищи не проявляли особой жизнерадостности.
— Что же мы стоим? — вскричал, наконец, Димка. — Вы, может, ждете, что вас кто-то пригласит в дом обсушиться и погреться? Никто не пригласит, даже матка боска.
— Пошли! — махнул я неопределенно рукой и стал на одну из четырех дорог.
Мы брели мокрые и измученные, пока в стороне от дороги не зачернело что-то.
Я подошел и с радостью крикнул:
— Идите сюда! Здесь стог.
Спички у Белки размокли, мы не могли и думать о костре. Сняли с себя мокрую одежду, легли под влажное сено.
Дождь перестал. Не успели мы согреться, как около стога послышались шаги, и к нам в сено полез кто-то. Дотронулся до моей ноги, замер. Мы затаили дыхание, он — тоже.
Наконец неизвестный громко, тонким голосом, произнес по-польски:
— Кто ту? Вылазь! — судя по голосу, мальчишка, а по властному тону, каким сказаны слова, — великан.
Мы предстали перед ним полуодетые.
Взошла луна, и мы увидели небольшого мальчика с автоматом, направленным на нас.
— Кто ту ест?
Я растерялся и не знал, что отвечать:
— А ты кто?
— Партизан, — гордо произнес он.
— Партизан? — выскочила Белка, уже успевшая натянуть на себя платье. — А мы так давно хотели встретить партизан.
Мальчик, видимо, растерялся.
— А кто вы? — повторил он свой вопрос не столь властным голосом.
— Мы беглецы из Германии, пробираемся домой в Россию.
— В Россию? — с каким-то уважением произнес мальчик. — Пошли. Идите впереди меня. И если не врете…
Натянув на себя холодную, мокрую одежду, мы отправились вперед. Часа через два оказались в самой гуще леса на небольшой полянке, где слабо горел костер.
— Пароль? — окликнули нас из темноты.
— Варшава, — проговорил мальчик.
Он подвел нас к огню, у которого лежало несколько человек, принялся расталкивать одного из спящих:
— Пан Витек! Пан Витек! Проснитесь, пан Витек!
— А? Что такое? Это ты, Стась?
Пан Витек вскочил на ноги и протер кулаком глаза. Мальчик, держа перед собой автомат, докладывал что-то, все время кивая на нас.
— Садитесь, — бросил пан Витек и сам сел на бревно около костра. Мы удивились: пан Витек отлично говорил по-русски.
— Рассказывайте, откуда вы, кто, как попали в наши края?
Нас окружили партизаны. Они выходили откуда-то из темноты и усаживались перед костром.
— Так это вас ищет полиция? — рассмеялся пан Витек, и его морщинистое лицо помолодело. — В прошлый раз Стасик принес нам объявление военного коменданта…
Когда мы сказали, что видели недалеко отсюда немцев на мотоциклах, пан Витек, который был командиром партизанского отряда, встревожился. Он быстро подозвал к себе двух человек, коротко что-то проговорил. Те сразу скрылись в темноте.
— А вы, я вижу, мокрые до нитки. Идите со Стасиком — он вас просушит, обогреет и накормит.
И снова Стасик вел нас куда-то в темноту. Теперь он шел уже впереди. Пароль следовал за паролем, пока мы не пришли в землянку. Стасик снял домотканый пиджачок, и при свете керосиновой лампочки мы увидели худенького белобрысого паренька лет шестнадцати-семнадцати в белой рубашке, подпоясанной широким ремнем с буквами «РУ» на медной пряжке.
— Откуда у тебя этот ремень? — поинтересовалась Белка.
Паренек, мешая польские слова с русскими, объяснил, что это подарок. Был у них в отряде ученик ремесленного училища Ваня Цыплаков. Ваня выскочил на полном ходу из поезда, в котором немцы увозили русских, и три месяца воевал в отряде, где сейчас воюет Стасик. Был он комиссаром, и Стасик так с ним подружился, что почти усвоил русский язык. Однажды, когда их отряд окружили немцы, Ваня предложил Стасику побрататься и отдал свой ремень, а себе взял плохонький Стасиков ремешок.
![Василий Клёпов - Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.]](/uploads/posts/books/215618/215618.jpg)
