Василий Ардаматский - «Грант» вызывает Москву
— Господа, что вы делаете? Как вам не стыдно? Здесь больница! — воскликнула Любченко и, встав из-за стола, направилась к двери.
— Шкура! — крикнул ей в спину Григоренко.
Любченко зацепилась за стул, на котором висело пальто Григоренко, оно упало. Глухо стукнул об пол лежавший в кармане пальто тяжелый «кольт».
Бульдог ногой отшвырнул пальто в сторону.
— Обыщи, — приказал он другому гестаповцу.
— Ого! — сказал тот, показывая «кольт».
Григоренко сделал попытку вырваться, но получил резкий удар ногой в пах и рухнул на пол, теряя сознание…
Глава 51
Григоренко твердил одно: он болен туберкулезом и, ничего не думая, пришел в больницу, чтобы его посмотрели и положили на лечение.
— Зачем у больного «кольт»? — улыбаясь, спросил Релинк.
Григоренко пожал плечами:
— Этого барахла валяется сколько угодно.
— Что такое «барахло»? — спросил Релинк у переводчика. Тот пояснил ему значение этого слова. Релинк поднял брови и взял лежавший перед ним «кольт». Вынул из него обойму, умело отсоединил затвор и посмотрел сквозь ствол на свет лампы.
— Какое свинское обращение с оружием! — сказал он огорченно и спросил: — Когда вы из него стреляли в последний раз?
— Никогда я не стрелял, я его просто так таскал, на случай, — ответил Григоренко.
— Почему вы явились в больницу так поздно? — спросил Релинк.
— Плохо мне было последние дни, дышать нечем, — жалобно начал Григоренко. — Каждое утро думал: авось отпустит. А сегодня к вечеру почувствовал, ну, прямо умираю, и все.
— Бывает. Туберкулез — болезнь тяжелая, — сочувственно заметил Релинк. — Так… Значит, вы пошли в больницу, и что вы сказали там принявшему вас врачу?
— Что болен и прошу положить на лечение, — ответил Григоренко.
— Именно так и сказали? Припомните-ка получше, а то мы сейчас ваши слова запротоколируем, а мне не хочется предъявлять вам потом обвинение в ложных показаниях. Ну?
— Да нет же, именно так и сказал.
— Хорошо. Зафиксируйте, — обратился Релинк к солдату-протоколисту, сидевшему за пишущей машинкой. Когда пишущая машинка смолкла, Релинк сказал: — С этим эпизодом все. А где вы работаете?
— Постоянно — нигде. Подрабатываю на хлеб где придется, — часы, например, чиню, — ответил Григоренко.
— Часы? — удивился Релинк и, жестом подозвав сидевшего в стороне Бульдога, сказал ему что-то. Бульдог кивнул и быстро вышел из кабинета. — Так… Часы, значит, ремонтировали? — переспросил Релинк и, улыбнувшись, добавил: — Не знал я этого, неделю назад, мои часы вдруг начали отставать на целый час, я их, знаете, вот так потряс, и они пошли правильно.
— Наверное, соринка попала в механизм, — тихо произнес Григоренко.
— Да, да, очевидно… — добродушно согласился Релинк.
В это время Бульдог ввел в кабинет Карлика. Вид у него был страшный: рубашка в крови, все лицо в фиолетовых подтеках.
— Ну-ка, маленький человек, — обратился к нему Релинк, посмотрите-ка на этого господина, не он ли сегодня прятался у вас в будке?
Карлик с трудом приподнял вспухшие веки и посмотрел на Григоренко:
— Он…
— Как тесен мир! — весело воскликнул Релинк. — Тогда скажите нам: кто он, этот человек?
— Мишей его зовут, — тихо-тихо говорил Карлик. — А больше я ничего о нем и не знаю.
— Чем он занимается?
— Когда-то я учил его своему ремеслу. В общем промышлял он, как многие: что достать, что продать, что поменять.
— Ага! — обрадовался Релинк. — Торговец, спекулянт, прекрасно! Что вы можете сообщить нам еще?
— Ничего.
— Спасибо, маленький человек. Уведите его.
— Итак, зовут вас действительно Михаил? — вернулся Релинк к допросу. — А фамилия?
— Григоренко, я же сказал…
— Ну что же, постепенно все проясняется, — самодовольно говорил Релинк, довольно потирая руки. — А у нас такая обязанность — все выяснять. К вашему сведению, мои люди находились в больнице совсем по другому поводу, а случайно напоролись на вас. Главный врач из-за вас закатила моим людям истерику, но, так или иначе, приходится заниматься и вами, и, видите, не зря. Нас очень встревожил сегодняшний случай на базаре. Скажите, зачем вам понадобилось убегать?
— Неохота, чтобы в Германию отправили, — ответил Григоренко.
— Ну, это я понимаю… — согласился Релинк и, подождав немого, отдал приказ увести Григоренко.
Оставшись один, Релинк выскочил из-за стола и начал энергично прохаживаться от стены к стене. С момента, когда Любченко позвонила ему из больницы, Релинк был уверен, что вышел на след большого зверя. Эта уверенность не покидала его и сейчас.
Конечно, легче всего было бы пригласить в кабинет Любченко и на очной ставке уличить Григоренко. Но, во-первых, эта улика может остаться единственной, и она еще не ведет по следу дальше. Во-вторых, на данном этапе следствия нельзя было раскрывать причастность Любченко к СД. Наоборот, Григоренко надо внушить, что она к его аресту не имеет никакого отношения. Релинк уже не раз убеждался, что среди арестованных безотказно действует свой неуловимый беспроволочный телеграф, и Григоренко может по нему сообщить на волю, что Любченко — агент СД. Тогда вся операция развалится в самом начале, а капкан в больнице начисто выйдет из игры…
Релинк стремительно прошел в соседнюю комнату, где находилась Любченко.
— Вспомнили? — еще с порога спросил Релинк. Любченко покачала головой.
— Обязательно надо вспомнить, — сказал Релинк, садясь на диван рядом с ней. — Вы понимаете ситуацию? Если бы этот тип шел от вашего подполья, он явился бы к вам с установленным паролем. А он пароля не знал, он сослался на то, будто о возможности спрятать человека вы говорили сами. Кому? Кому вы это могли сказать?
— Ума не приложу, — сказала Любченко. Кроме того, что она действительно не могла вспомнить, кому она это говорила, она еще и боялась, что Релинк может заподозрить ее в работе на два фронта.
— Хорошо… — подождав немного, сказал Релинк. — Идите домой, и я просто умоляю вас: завтра к вечеру вы должны, вы обязаны вспомнить.
— Я стараюсь… — пробормотала Любченко, вставая, и с жалкой улыбкой добавила: — Старческая память…
— Нужно вспомнить, — повысил голос Релинк. — Завтра вечером я пришлю за вами машину.
Релинк вернулся к себе и снова начал вышагивать от стены к стене.
В кабинет вошел Бульдог. Увидев мечущегося начальника, он почтительно стал у двери.
— Ну, что скажешь? — спросил Релинк, продолжая ходить.
— Все то же… — пробасил Бульдог. — Дай мне его на полчаса, и он скажет все. Я же вижу, материал некрепкий.
— А если он, ничего не сказав, околеет? — спросил Релинк. — Уже забыл историю с рыжим подпольщиком? — Он несколько раз прошелся по кабинету, остановился перед Бульдогом и приказал: — В больнице держать засаду внутри и снаружи. Брать каждого подозрительного. Тот, кто послал туда этого типа, может прийти сам, чтобы узнать, как дела. Причем учти: в больнице может быть их агент. А этот Григоренко должен думать, что мы его личности не придаем значения. Узнай у Цаха, куда он завтра посылает заключенных для работы. Мы направим туда и его, но ты поставь его на такое место, чтобы его было видно за версту вокруг. Возможна попытка его отбить, или он попробует бежать сам или войти с кем-нибудь в контакт. Все это предусмотри. Головой отвечаешь за каждый промах.
— Ненужный спектакль, — усмехнулся Бульдог.
— Изволь выполнять приказ…
Утром Григоренко снова привезли на допрос. Делая вид, будто ему некогда, Релинк мельком, досадливо взглянул на стоявшего перед столом Григоренко и, продолжая перебирать на столе бумаги, заговорил небрежно:
— Я вызвал вас, только чтобы объяснить вам ваше положение. Как вы сами понимаете, вы для нас — персона, случайно попавшая нам под ноги. У нас есть дела поважнее. Но порядок есть порядок. Мы вынуждены навести о вас необходимые справки. Это займет время, а у нас существует порядок: мы посылаем заключенных на работы. Я думаю, вы не откажетесь, тем более что вы до ареста, по вашим словам, зарабатывали на хлеб чем придется. Я не имею права превращать СД в санаторий для безработных, — Релинк мимолетно улыбнулся Григоренко и сделал знак Бульдогу увести его.
Ожидая в камере отправки на работу, Григоренко обдумывал происходящее с ним.
Когда там, в больнице, он получил удар в пах, его мозг точно выключился, и он долгое время попросту не понимал, что с ним происходит. И только когда его привели, на первый допрос, мозг его заработал, и первое, что он понял, вселило в него надежду. СД явно не знала, кто он. Гестаповцы в больнице оказались случайно. И врачиха вовсе не предательница, иначе она сообщила бы им, что он ей сказал, когда пришел в больницу. Григоренко стал внушать себе, что все кончится для него благополучно. Еще больше он поверил в это после второго разговора с Релинком. На худой конец его отправят в Германию, а тогда он убежит из эшелона. Да, так и будет. Ему ведь совершенно ясно дали понять, что он фигура для них не важная…
