Иван Черных - Крещение огнем. «Небесная правда» «сталинских соколов» (сборник)
— Летчиков новых учить — это понятно. А как Митрохин?
— С Митрохиным я уже говорил. Он не возражает.
— Какие же это стрелки прибыли?
— Стрелки и стрелки-радисты с бомбардировочных самолетов. Наверное, это связано с обещанием товарища Ильюшина дать двухместный самолет.
— Вот оно как… Хорошо бы самолет со стрелком получить.
— Желание твое мне понятно: «будет день, будет и пища…» А «пища» такая: прибыло-то шесть летчиков и шесть воздушных стрелков. Их готовили экипажами. Обещают шесть самолетов новой серии — с задним пулеметом для эксперимента. Митрохин решил так: четыре самолета командирам эскадрильи, один в управление полка и один тебе. Как видишь, и к тебе проявляет заботу. Ты садись за книжки: разберись с воздушной стрельбой. Проверь, что «стрелкачи» знают из теории. Может, еще ни разу и не стреляли, а вместо мешка в задней кабине сидеть будут. Так как с предложением?
— На предложение, товарищ комиссар, согласен.
— Вот и хорошо. У тебя, Петров, какие трудности? Как настроение?
— Настроение сейчас улучшилось. Посветлело на душе. Трудностей не больше, чем у других. Самолет исправен.
— Ну а все же? Если по-житейски?
— По-житейски? По-житейски есть одна думка.
— Давай ее для общего пользования.
— У многих глаза слезятся и десны кровоточат. Эти американские тушенка, колбаса и галеты, наверное, не очень-то с витаминами.
— Ну и что? Думаешь, цинга?
— Не знаю. Для этого есть доктора, а у меня — предложения. Надо на болота сделать разведку. Может быть, клюкву или морошку удастся найти. Это же лучшее лекарство. Если получится, то выделить несколько человек, как наряд на кухню, и кормить всех этой ягодой. Должно помочь.
— Давай твою руку. Предложение принимаю… Нет больше вопросов?.. Ну, успехов экипажу… А ты, Осипов, садись за книжки и организуй школу. Летчиков сам вывозить на учебно-боевом самолете будешь… А потом и боем крестить. Надо быстрее копилку капиталом твоим доверху наполнить.
Во второй половине дня пошел густой снег. Вначале снежинки были большими и мохнатыми. Они не падали, а, перемешавшись с туманом, медленно оседали на землю. Когда снег оторвал туман от облаков и прибил его к земле, ртутный столбик в термометре начал падать, а снежинки стали маленькими и жесткими. К вечеру снег прекратился. Облака поредели, в разрывах между ними голубело небо.
Нижний край их порозовел от заходящего солнца. Термометр показывал уже ниже двадцати. Потепление кончилось.
Даже не синоптикам стало ясно — быть погоде.
Радовались вновь прибывшие летчики: наконец-то удастся полетать, потренироваться. Только не было восторга у старшего инженера полка. Кутков представлял, какая предстоит ночь. Ему и техникам спать не придется. Вызвал к себе инженеров эскадрилий:
— Вот что, товарищи! Летный состав готовится на завтра летать. Какие будут полеты, я пока не знаю. Но нам с вами все равно, боевой вылет или учебный. Самолет должен быть исправным. Температура за ночь понизится до тридцати, поэтому смотреть в оба и самим не спать. Составить график дежурства. Моторы всю ночь подогревать, перепроверить и обогревать аккумуляторы. Мороз «выжмет» воду во всех воздушных баллонах и системах самолета, она там позамерзнет, а потом начнутся отказы в работе оборудования и вооружения. Все трижды проверить перед вылетами. Если вопросов нет, то давайте по эскадрильям и за работу…
Осипов спал тревожно. В морозном воздухе хорошо распространялся шум прогреваемых на аэродроме моторов. Звуки пробивались через окно, отчего снившаяся война становилась более реальной. Матвей сейчас вновь видел то, что было когда-то с ним и с его товарищами. Днем он создавал эти картины боя на занятиях с молодыми слушателями. А теперь быль и теория друг с другом тесно переплелись и были похожи на явь. Сон превратился в кинофильм, в котором перепутали части. Менялся звук от работающего мотора, и сновидение прерывалось, чтобы вскоре начаться вновь.
…Разбудили затемно. Побрившись, Матвей быстро оделся и вышел на улицу встречать рассвет. Он любил зарождение нового дня. Рассматривая посветлевшее небо, он чувствовал, что раздражение от неудавшегося отдыха быстро проходит. Темнота еще не сдала своих позиций, но на востоке небо уже разгоралось жарким пламенем. Солнце выбросило из-за горизонта оранжево-голубой веер. Лучи, как живые, шевелились и постоянно меняли свои цвета, все больше и больше накаляясь у основания. Потом горизонт вспыхнул красным огнем — показался солнечный горбик.
«Здравствуй, солнце! Здравствуй, день! Какой-то ты сегодня будешь? Кто после тебя встретит день следующий?..»
Ждать вылета не пришлось. У столовой Осипова встретил посыльный:
— Товарищ лейтенант! Вам срочно на КП надо.
— Что, и чаю нельзя попить?
— Велели срочно, и чтоб не задерживались.
— Ну, раз так, то я пошел. А ты заскочи в столовую и возьми там что-нибудь пожевать.
…Вылет на разведку для него был не нов. В таком ослепительном сиянии разгоравшегося дня Матвею давно не приходилось быть в воздухе. Сегодня у него было праздничное настроение: на задание он шел не один. Командир дивизии расщедрился и дал ему на прикрытие пару «яков».
Это уже помощь.
После взлета, как всегда, Матвей решил перезарядить и опробовать пушки и пулеметы, чтобы подготовиться ко всем превратностям судьбы, но не тут-то было. Кран воздушной системы замерз и не открывался. На земле отворачивался, а тут нет. Самолет продолжал набирать высоту. Внизу все шире открывалась бескрайняя панорама яркой зелено-белой земли, выше до боли в глазах сверкало голубое небо.
Но Осипову было не до красоты. Он бросил ручку управления, расстегнул привязные ремни, чтобы удобнее работать, и двумя руками пытался открыть замерзший кран.
— Эй, «горбыль»! Что у тебя машина, как пьяная, с крыла на крыло валяется?
Матвей понял, что это обращение его товарищей по вылету.
— Не пьяная. Кран перезарядки никак не могу открыть.
— А ты постучи по нему.
Матвей вытащил из пистолета обойму, патрон из ствола и стал им, как молотком, стучать по крану. Однако попытки ничего не дали.
— Хлопцы, я без оружия, не могу перезарядить. Может, пойти так?
— Ты на нашу совесть свою жизнь не клади. Давай назад.
— «Давай, давай». На земле разведданных ждут.
В разговор вмешалась земля:
— Прекратить болтовню. Давайте быстро на посадку. «Маленьким» дозаправиться. Осипову сейчас дадут другую машину.
Возвращение с боевого задания по неисправности самолета — явление редкое. И сейчас, подруливая к своей стоянке, Осипов, увидев идущих начальника штаба и инженера полка, разозлился на себя, на Петрова, на самолет, на мороз. Однако сделать ничего уже было нельзя. Сейчас будут его «пытать», смотреть этот чертов кран. А задание сорвано.
Осипов выключил мотор. Спрыгнул на землю. Глянул на Петрова, стоящего в горестной растерянности у крыла, и вместо злости в груди появилось чувство жалости. Сразу вспомнилось, что техник ночь не спал, прогревая мотор. Какой сон, когда каждые два часа он выбирался из теплой землянки на мороз.
— Брось, старина, не печалься. С этими кранами сегодня еще будут фокусы.
— Не успокаивай, командир. Первый раз за всю войну машина не ушла на задание. Что там ни будет, а срам на душу взял.
Матвей нагнулся, засунул руку в голенища унтов. Вытащил из одного пистолет, а из другого обойму и зарядил оружие.
Подошли начальники. Матвей хотел доложить, но Сергеев опередил:
— Ты, Осипов, не психуй и страху на нас не нагоняй! Оружие убери. Зачем балуешься?
— Не балуюсь, товарищ майор, а заряжаю.
— Выходит, с разряженным летал? Непохоже на тебя.
— Я в воздухе разрядил. Молоток был нужен для крана.
— С кранами мы тут разберемся, а ты иди на самолет командира. Как только истребители будут готовы, по зеленой ракете запуск и вылет по прежнему заданию.
— Понял. Не разбираться, а отогревать краны надо. — Хлопнул меховой перчаткой по крылу. — Я пошел…
Сергеев хотел прикрикнуть на лейтенанта, но сдержался, поняв, что вольности в поведении связаны не с проявлением недисциплинированности. Зная строптивость Куткова в вопросах субординации и устава, он прихватил его за руку и, сделав знак головой, запретил ему вмешиваться в разговор. Когда Осипов отошел шагов на пять, сказал инженеру:
— Не надо сейчас на это обращать внимание. Расстроен человек, перенервничал. И снова лететь.
Самолет из управления полка обычно никому на полеты не давался. Теперь же Матвей получил его. Уже одно это обстоятельство подсказало ему, что в вылете очень заинтересовано командование. Нужно было поторапливаться. После запуска мотора Осипов прямо на стоянке перезарядил пушки, пулеметы и теперь, подруливая к взлетной полосе, выбрав пустую окраину аэродрома, нажал на гашетку пулеметов — ШКАСы дружно рыкнули очередями. Нажал на пушечную гашетку — пушки ответили: да-да-да-да.
