KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » О войне » Василий Козлов - Верен до конца

Василий Козлов - Верен до конца

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Василий Козлов, "Верен до конца" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Дома мы с ним еще раз все обсудили и решили обратиться за помощью к его старшему брату Степану, работавшему на строительстве железнодорожных путей. Откуда-то о наших хождениях узнали мои родители и спросили: что-де вы задумали? Я не стал скрывать.

— Чего так заторопился, сынок? — спросила мать. — Успеешь еще спину погнуть.

— Помогать вам буду, — ответил я давно заготовленной фразой. — Заработаю, справлю себе сапоги и пиджак.

Сапоги были моей давнишней мечтой. Купить новые, со скрипом и пройтись по улице: собаки и те небось от удивления в подворотни бы забились.

— Не паны, — с какой-то ласковой грустью усмехнулась мать. — В лаптях и домотканой свитке проходим. А там как хочешь: решайте с отцом.

Отец не возражал. Все легче будет семье. Он даже попросил нашего односельчанина техника-строителя Петра Осмоловского замолвить начальству за нас доброе словечко.

Еле дождались мы того дня, когда наконец можно было отправиться в огромную казарму, расположенную возле путей. Здесь мы должны были обратиться к мастеру Морозу, ведавшему строительством на сортировке.

Застали мы его в тесной конторке с грязным, давно не мытым окошком. Мороз был высокий, тощий, с быстрыми движениями длинных рук. Как и все железнодорожные чиновники, он носил черную шинель, на шапке кокарду с якорем и топориком, сапоги. Был он замкнутый, держался с достоинством, рабочие ценили его: не требует взяток, не притесняет, не выговаривает зазря. Бывало, еще чуть рассветет, на путях никого нет, а он уже ходит, проверяет, осматривает…

Сейчас Мороз сидел за столом над бумагами, возле которых лежали счеты. Мы несмело объяснили, кто мы и зачем пришли.

— Новое пополнение? — спросил Мороз, чуть заикаясь, и почесал свой коричневый сморщенный подбородок.

Мы переминались у порога. Волновался я теперь еще больше, чем в первый раз, когда мы нанимались в депо. Предыдущие неудачи подорвали веру в то, что нас примут, и я почтительно рассматривал сутулую спину Мороза, его форменную шинель, кокарду с топориком и якорем. Лицо у старого мастера было в синих точечках, точно обожженное порохом, глаза узкие, карие, зоркие.

— Ну-ну, — сказал Мороз. — Возьму. Вам уже по пятнадцать, авось вытянете. Время такое, что и ваш брат малец в цену входит.

Мы радостно переглянулись и покраснели: возраст мы себе прибавили. Догадался он или нет?

— Возьму, — повторил Мороз. — Только не хныкать. Не подводите своих земляков. Работайте, значит, на совесть.

Нас зачислили поденными чернорабочими.

Конечно, это было не депо и не паровозная будка, но мы и такой работе безмерно обрадовались. Настал для нас великий день: мы — самостоятельные, будем жалованье получать, приоденемся.

Федька Губарев воскликнул:

— Эх, и наемся же я теперь баранок! Сколько в пузо влезет. Дай только деньги получить.

— Сперва их заработай, — осадил Михейка.

Мы все рассмеялись, но смеялись весело, уверенно. Знали, что заработаем. Я тоже видел на своих ногах яловые сапоги со скрипом, пахнущие берестяным дегтем.

Вспоминая далекие отроческие годы, своих сверстников, я сравниваю их с нынешней молодежью и вижу, насколько теперешние парни и девушки образованнее, культурнее нас, насколько лучше и интереснее они живут, иными словами, какая у них действительно счастливая юность. Значит, не зря наши отцы и старшие братья и мы, сегодняшние отцы и деды, работали не покладая рук: совершали революцию, строили социализм, закладывали фундамент нового, невиданного доселе коммунистического общества, воевали в Отечественную войну.

Я сравниваю отношение к труду моих сверстников в дореволюционные годы и современной молодежи в наше время и вижу существенную разницу.

В «священном писании», которое нас в детстве заставляли учить назубок в церковноприходской школе, сказано, что бог, проклиная Адама и Еву, обрек их «в поте лица добывать хлеб свой», то есть заставил работать. И тут же для сравнения показывалась беззаботная жизнь, которая была у наших «праотцев» до изгнания из рая. Гуляли, отлеживали бока, слушали пение птичек. В детстве поп Страдомский тоже объяснял нам, что райская жизнь — это богатые одежды, белые руки, молочные реки и кисельные берега, и в раю от человека не требуется ни малейших усилий, ни малейшего труда.

Я коммунист и, конечно, человек неверующий. Но если бы я на минуту мог допустить, что бог действительно есть, то должен был бы признать, что единственное благое дело, которое он сделал, — это то, что он проклял Адама и Еву и заставил их работать. Потому что труд, и только труд, приносит человеку настоящее счастье. Труд у нас давно стал делом доблести и чести, а безделье, лень осуждены нашим социалистическим обществом. Душа радуется, когда видишь образцы истинно патриотического труда нашей молодежи.

Однако есть у нас молодежь и другого склада. Этакие барчуки, ценящие только безделье и праздность. Я не зря сказал «барчуки». Ведь такое отношение к труду отличало сынков и дочерей помещиков, купцов, лавочников, деревенских богатеев. Я сам знал таких. В их представлении рабочий человек был человеком второго сорта. И когда мы, мальчишки, усталые, перемазанные, но счастливые, возвращались с работы, кое-кто провожал нас презрительными и насмешливыми взглядами. Однако нас переполняла горделивая радость. Сами мы глубоко ценили труд, не гнушались никакой работой, брались за всякое дело, что нам поручали…

Когда, торопливо глотая слова, я рассказал своим родителям, что принят на работу, я сразу почувствовал себя повзрослевшим. Уже не буду теперь обузой для семьи, и приоденусь, и харчи оправдаю, да еще и родителям помогу.

С какой важностью я теперь ходил по деревне! Небось скоро взрослые при встрече со мной будут браться за шапку и уважительно здороваться.

Трудовая жизнь началась.

Но не зря нас предупреждал старший железнодорожный мастер Мороз: работа действительно оказалась нелегкая. «Мастерская» наша была под открытым небом, на путях. Выходили мы из дому чуть свет, шагали семь верст вдоль железнодорожных путей (а в дождь прямо по шпалам) в Жлобин. Хорошо если уцепишься на подъеме за поручни попутного товарняка, вскочишь на подножку и немного подъедешь! Не то меси лаптями грязь, считай шпалы.

Кончали мы, или, как тогда говорили, «шабашили», в потемках: трудовой день тянулся десять часов. Возвращались домой не чуя ни плеч, ни ног. Правда, обратный путь всегда легче. И все же, как доберешься до порога хаты, снимешь мокрый пиджак, сбросишь лапти, повесишь сушить онучи и с наслаждением растянешься на жестких нарах, уже спишь, мать едва добудится, чтобы поужинал.

Чего нам только не приходилось делать! Мы и копали ямы, и таскали землю на носилках для насыпи, и работали на камнедробилке, глотая пыль, и вручную перебрасывали рельсы.

Таскать балласт, укладывать шпалы и стрелочные переводы, бить мерзлый грунт тяжелой киркой нелегко даже взрослым натренированным людям. Нечего говорить, как тяжко приходилось нам, мальчишкам. К тому же не надо забывать, что все мы ходили полуголодными.

Рабочие из семей «покрепче» брали с собой на работу торбочки с хлебом домашней выпечки, бутылку молока, а то и кусочек сала. У меня и моих друзей ничего этого не было. И когда рабочие присаживались «полдневать», мы уходили в сторонку, за откос путей, на ходу жуя всухомятку свои горбушки, а весной по давнишней привычке искали щавель, летом — землянику.

Нередко к работающим на укладке путей подходили ехавшие с фронта на побывку солдаты, присаживались рядом, расспрашивали, как идет жизнь. Женщины громко, не стесняясь, ругали дороговизну, «проклятую жизнь».

На камнедробилке у нас работала пышнотелая молодица из Новиков. Она была щеголиха, любила носить блестящие бусы и яркие платки. В карман за словом никогда не лезла. Муж ее пропал без вести, и солдатка почти открыто крутила с холостыми сезонниками.

— Думаете, вам одним горячо на позициях? — отвечала она фронтовикам. — У нас тут орудия не пуляют, а тоже припекает. Думаете, сладко нам, бабам, мужчинскую вот эту работу делать? Покрутись-ка одна! Баба и тут на путях, и на поле с матушкой-сохой, а там ребятишки галдят: дай им кусок. А где его возьмешь, когда ни к чему не подступишься? Керосин вздорожал, на сахар только издаля глядим.

Иногда солдаты из стоявших эшелонов делились с нами пайковым хлебом, сахаром, совали котелок супа или каши. Некурящие дарили пачку махорки, и она тут же шла по рукам, все мужчины крутили «косоножки».

Работать я всегда старался изо всех сил, чтобы «не опозорить земляков», как наказывал старый мастер Мороз. Случалось, более состоятельные артельщики за это давали мне добрый ломоть хлеба, а то и шматок сала. А тут однажды немолодой, чахоточного вида солдат смотрел-смотрел на мою работу да и сказал:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*